Читать книгу История Млечного пути - - Страница 5

Вы любите смотреть на звезды?

Я знаю о звездах все! Когда-то, я мог часами, лежа в густой траве, смотреть на ночное небо. Я с самого детства знал наизусть каждое созвездие и многие звезды. Вот Большая медведица, вон там Орион, а это Кассиопея. Та яркая Альфа Центавра, Сириус, Венера, а вот это скопление ‒ Плеяды. Еще Пояс Астероидов: Троянцы, Спартанцы и главный большой пояс. Я всегда знал, что когда-нибудь, придет время и я стану пилотом. Пилотом, какого ни будь большого космического судна и отправлюсь покорять вселенную. Один из первых ступлю на невиданные планеты, с командой таких же безумных романтиков и мы откроем новые цивилизации и далекие миры. Я вынашивал эту мечту в своем сердце с тех пор, как только понял своим детским наивным сознанием, что такое Космос, Солнце, Галактика, Вселенная.

Со временем, казалось, детские мечты должны были потускнеть, уступив место взрослым реалиям жизни. Но только не со мной. Я был просто одержим космосом. Ничего не признавая кроме желания оказаться на орбите, я считал, что смысл моей жизни только в одном – стать пилотом. А может быть я просто так и не повзрослел.

Я считал, что именно это и есть мое призвание и если не так, то лучше и вообще никак! Я обклеивал свою комнату постерами с изображениями планет, собирал макеты Пилигримов и СИД, подвешивал их под потолком. Макет Сатурна с точным количеством спутников, сделанный из корпуса сельскохозяйственного метеозонда, служил мне ночным светильником.

Родители сначала не обращали внимания на подобное увлечение, считая все это детской глупостью, но когда, заканчивая последний учебный год в средней школе Варны, я однажды заявил, что хочу поступать в Высшую Летную Академию, отец пришел в ярость. Оказывается я наследник фермера! Не пилот! Мое место тут. Тут! Тут, где работали мой дед и мой отец.

В итоге, назло отцу, которому оказалось проще отречься от сына, чем признать мое право на собственный выбор, я все же поступил в Летную Академию Неополиса. Как? Об этом я еще успею рассказать, а сейчас о другом.

И да, это был лучший день в моей жизни. Первое парадное построение курсантов. Новая выданная синяя форма с логотипом академии, которая так и кричала всем, кто ее видел на мне: смотрите – элита, будущий пилот! Где бы я ни оказывался, взгляды всех присутствующих девушек были обращены на меня… или мне так хотелось думать. Как же я был горд!

Но очень скоро, я начал понимать, что этот мир принадлежит далеко не мне и не таким как я. Живя в заточении Холмова, я и не видел по сути других людей кроме своей семьи и наемных работников фермы. Ну, были и соседние фермеры, были приезжие скупщики, но все они были словно шаблонными персонажами моей жизни, на которых будто уже заранее было написано «хороший – плохой», «жадный – хитрый». В академии, я познавал жизнь исключительно на собственных ошибках. В моем новом мире, интриги и предательства были обычным делом среди курсантов, получивших воспитание в крупных городах. И причем, чем старше мы становились, тем жесточе становились способы достижения целей.

Жизнь и все ее высшие блага, оказалось, принадлежали тем, у кого было больше денег и власти. Понимание того, что мои детские мечты, возможно, будут сбываться для кого-то, кто имеет влиятельных родителей, гложили мое самолюбие на протяжение всего пятилетнего срока, проведенного в Академии. А когда дело дошло до распределения, я получил назначение в резерв второго пилота на мусоровоз в клининговую компанию занимающуюся вывозом бытовых отходов с орбитальной станции Порт.

В резерв! А это означало, что необходимо было ждать фактического освобождения вакансии. Однако я был рад и этому. Я готов был ждать, ведь я грезил сесть в кресло пилота космического судна.

Благодаря своему отцу, я не вернулся на родительскую ферму, ждать назначения. Я принял решение. Связавшись с матерью, я попросил у нее денег. В последний раз. Она плакала, просила не делать этого, умоляла приехать домой, вернуться, но перевод отправила. Денег мне хватило, чтобы приобрести посадочное место на транспортнике, поднимающемся в Порт.

Модуль оторвал меня и еще пару десятков пассажиров от поверхности Земли со скоростью в шестьсот километров в час. Когда, сначала мое тело обхватил жесткий и старый антиперегрузочный парк, встроенный в пассажирское кресло, а потом стала создаваться иллюзия плавного в него погружения, я вдруг ощутил разницу реального полета от полета в симуляторе.

Благодаря парку перегрузка не взбила мой мозг, словно шпинат в блендере, но с непривычки меня дважды едва не вырвало. И, наверное, вырвало бы, не будь в моем желудке совершенно пусто.

Больше я на Землю так и не вернулся. Больше никогда не ощутил кожей своего тела солнечное тепло, настоящий ветер, запахи цветов, зелени скошенной травы и навоза, которыми пропах Холмов и его фермы. Больше никогда не видел мать. Я решил, что должен доказать отцу, который с пеленок видел во мне лишь фермера, своего наследника и продолжателя семейного дела, самостоятельность и независимость своей личности, доказать, что я могу стать успешным в этой своей жизни, не ковыряясь в навозе и не перекладывая тюки сена с одного места на другое.

И вот, орбитальная станция Порт, встречает меня сквозняками тесных переходов, переполненными залами ожидания, спецификой технологических запахов и запахами портовых забегаловок, а так же людской злостью, ненавистью и осознанием того что я ничтожество. Все теперь было по-другому. Все вокруг казалось ненастоящим. Постоянное эхо в голосе, внезапные раскаты электронных служб оповещений в секторах, обрезиненные полы, металлы, полимеры. Частые сбои в работе полимагнитного ядра станции, иногда заставляли думать, что пол выскальзывает из-под ног, или проваливается, и я едва мог удержать равновесие.

Работу я нашел быстро. В доках и верфях нижнего уровня, вакансий было предостаточно. Опасные и вредные профессии ждали своих героев. Впрочем, я долго не выбирал. Зная, куда заходит на погрузку «мой» мусоровоз, первым делом я отправился искать работу именно туда и без труда получил должность оператора технической сцепки. А уже на следующий день, мне выдали желтый комбинезон, голографический пропуск на шнурке, чтобы вешать на шею, а потом провели инструктаж и показали объем работы.

Вонь там была адская, а график практически не оставлял шансов на личную жизнь. Желающих делать эту работу особенно не было. Прошлый работник погиб прямо в операторской будке. Задохнулся, когда докеры откачали воздух с погрузочной платформы, чтобы открыть шлюз. Его баллон с дыхательной смесью оказался не заправлен. Может по его собственной забывчивости, а может просто дал течь, не важно, но из операторской будки, которая тоже оказалась не герметичной, воздух вылетел в вакуум за несколько секунд, а мог бы его спасти.

В мои обязанности входила погрузка контейнеров с уже отпрессованным мусором, на борт судна. Сложного не было ничего. Цепляй из своей будки манипулятором контейнер и тащи его к аппарели. Ставь на салазки, отцепляй и тащи следующий. Перед каждым шлюзованием не забывай надевать маску с баллоном дыхательной смеси и поддерживай его всегда заправленным. Давление должна была сохранять сама операторская будка, но старые уплотнители плохо держали воздух внутри. Кое-как выравнивал давление и технический комбинезон, но лучше было не проявлять в нем особую активность, так как на него тоже надежды особой не было, а пока шлюзование не завершалось, комбинезон раздувался, словно воздушный шар, в нескольких местах перетянутый суставными скобами.

На деле все оказалось гораздо хуже. Прессовочный и сортировочный цеха были позади технического пирса и, как оказалось, в мои обязанности входила работа и там. Кадров не хватало, а мусоровоз приходил один раз в сутки. Так что руководство без дела сидеть не позволяло.

Первые несколько месяцев работы, мой бунтующий разум искал выхода из этой помойной ямы. Первый же свой заработок я потратил на старенький наручный делс, купленный мной в Центральном Коллекторе Нижнего уровня у какого-то маргинала, который, скорее всего, потратил вырученные средства на импульсные наркотики. Устройство, без сомнений было краденное и перепрошитое, но меня это мало тревожило. Используя внутреннюю общественную сеть Порта, я принялся отправлять заявки во все компании занимающиеся эксплуатацией космических судов. Я готов был работать даже в доках, где-нибудь на экипировке, лишь бы моя деятельность непосредственно была связана с эксплуатацией модулей, аппаратов и самих судов. Но компании, имеющие в штатах пилотов, отвечали мне отсутствием вакансий, а те, что обслуживали и осуществляли ремонт судов, сообщали о не подходящей квалификации.

Спустя какое-то время пришло отчаяние. Но благодаря адскому труду на сцепке и сортировке, я забывался, а потом убеждал себя, что нужно только подождать. Придет время и мой резерв превратится в реальное назначение. А спустя еще примерно год, наступило полное безразличие и смиренность перед той жизнью и судьбой, которая меня поглотила и, измазав помоями, сделала, казалось навсегда, своим рабом.

Мусоровозом был старый модифицированный Пилигрим. Двухреакторная неуклюжая и пузатая посудина. Его двигатели издавали оглушительный гул, который рассыпался по воздуху в промежутках между шлюзованиями и по металлу стен все время, что он был тут, а усыпанная клепаными заплатами серая обшивка гремела и скрежетала при вхождении в шлюз. Погрузочная рампа у него располагалась в носовой части и, стыкуясь с пирсом, он заводил внутрь и кабину пилотов на втором ярусе. После шлюзования оба пилота выходили и по верхнему переходу шли на станцию по своим делам в ожидании окончания погрузки. Времени у них было около трех часов.

Каждый раз я смотрел на них и мечтал. Как они выходили, как запечатывали технологический люк за собой. Иногда они шли и молчали, а иногда о чем-то говорили. Вот бы услышать, о чем! Но я не слышал. Общий шум и то, что они шли по верхнему ярусу пирса, не давали звуку их голосов добраться до моего рабочего места. Но я знал и верил, что однажды, тот старый, в синей куртке, уйдет на заслуженный отдых по выслуге лет, а второй пилот будет назначен на его место. Вторым же должен буду стать я. Я же в резерве! И придет время, когда я буду так же надменно как они поглядывать сверху на докеров в оранжевых комбинезонах, пахнущих помоями и будто смотрящих на весь остальной мир из глубокой мусорной ямы.

Прошло два года. Целых двадцать четыре месяца и несколько недель, я ждал своего назначения, таская контейнеры с отходами и помогая другим рабочим на сортировке. Смена длилась по двенадцать – пятнадцать часов. Домой, в свою комнату в Центральном коллекторе Нижнего уровня станции, я приходил не чувствуя ни рук ни ног. Я просто падал и спал, порою даже пренебрегая всякой гигиеной. Да что там говорить, последнее время я совершенно забыл о том, когда последний раз принимал душ. Редкие вылазки с товарищами по пирсу в портовые бары радовали дешевым алкоголем и безвкусной субститурированной едой, а по утрам редких выходных, разрывали голову на части похмельной болью.

И вот, в один прекрасный день, нажимая на джойстик регулировки стыковочного моста в своей кабинке и направляя сцепку траулера к рампе мусоровоза, я заметил какие-то изменения.

Пилоты. Сразу и не понять в чем было дело! Они как обычно, как и каждый раз, покинули кабину Пилигрима, набрасывая на ходу куртки, шли прочь от помойного пирса в ближайшую закусочную или кафетерий, а может просто по своим делам. Но… того старого, первого пилота, уже не было! Вместо него, командиром экипажа, был второй пилот, а на его месте, судя по всему, был кто-то еще. Кто-то новый! Как же так? Неужели они взяли кого-то вместо меня? А может мне только показалось? Расстояние-то до верхнего яруса не маленькое.

Но мне не показалось.

По телу пробежала дрожь. Я бросил джойстик и, хлопнув железной дверью своей будки, бегом рванул прочь с пирса наперерез пилотам, туда, где два уровня сливаются в один. «Эй! Ты куда! А ну вернись на свое место!» – кричал мне вслед старший докер, но я его не слышал.

В самом начале прессовочного цеха там, где вонь была еще не совсем резкой, где по одному переходу можно было попасть в административный блок и бытовой корпус, по другому выйти на станцию, я остановился и прижался к стене около спуска со второго уровня. Вот они подходят. Через несколько секунд пройдут мимо меня. Тот, что был вторым пилотом, уже поменял нашивку на куртке, а вот его новый напарник… совсем молодой парень, где-то моего возраста, проходя мимо меня, вдруг остановился и вытаращился удивленными глазами. Я оцепенел еще сильнее. Его лицо оказалось до ужаса знакомым.

– Корин? – Парень вскрикнул, улыбнулся и показал на меня пальцем. – Точно, Корин! Глазам не верю! Это и в правду, ты? – Он жестом показал первому пилоту, что должен ненадолго задержаться.

– Ты его знаешь? – В голосе нового первого пилота, звучало какое-то презрение.

– А! Это Корин. Мы вместе учились в академии! – Он посмотрел сначала на него, потом снова на меня.

– Ладно, догонишь. – Пилот засунул руки в карманы куртки и безразлично отвернувшись, пошел к переходу на станцию.

А я раскрыл рот и хотел сказать, что-то, ответить, но осознав, что стою перед ним в грязном желтом комбинезоне, обросший небритый и воняю помоями, просто не мог вымолвить не слова.

– Ты меня что, не узнал? – Он засмеялся и видимо хотел протянуть мне руку, но подумав, что потом ее долго не сможет отмыть, осекся. – Это я, Артур!

Конечно, я его узнал. Он учился курсом младше, и мы были соседями в академическом жилом корпусе. Наши комнаты располагались в одном крыле на этаже. Мы часто проводили вечера в одних компаниях и посещали одни и те же студенческие заведения. И вот он пилот. Он, кто еще не выпустился из академии, когда я был уже в резерве. В резерве! На этот сраный мусоровоз! На мой, сука, мусоровоз! Почему!? Почему он пилот, а я нет?!

– Представляешь, у меня сегодня первый день после резерва! Я наконец-то дождался! А ты? Ты что еще в резерве? – Он даже не насторожился, что я просто как истукан стоял перед ним и не говорил ни слова.

От стыда мне хотелось в тот момент выброситься из шлюза. А он? А он был счастлив. Он весь светился от радости, от того что наконец стал пилотом. Я вздохнул. Вся моя жизнь за секунду превратилась в ни что. Вспомнился почему-то отец. Может он был прав? Наверное, и в самом деле, не стоило мне рваться в академию, не имея за плечами богатых родителей. А у этого-то Артура, мать, по-моему, сидела где-то в правительстве Неополиса!

– Прости, Артур, мне нужно идти. – Сознание вернулось и, я просто ушел, оставив его у переходов стоять в недоумении и вообще непонятно что обо мне думать!

Я направился в бытовой корпус, к раздевалкам.

А что я должен был ему рассказать? Что мне прекрасно живется? Что работаю мусорщиком в самой клоаке технологических пирсов, в то время как имею лицензию пилота космического судна? Что живу в комнате, где из удобств только кровать, с которой у меня свисают ноги если их не поджимать, а если вытянуть руки в разные стороны, то упрусь пальцами в обе стены? Что вчера на сортировке, мне в лицо из контейнера, брызнули жидкие помои потому, что в прессовочном цехе их плохо спрессовали, а я даже не умылся после этого, потому что я уже к ним равнодушен? А потом, наверное, нужно сказать, что это он виноват в том, что мне и дальше придется жить в дерьме и что это он занял мое резервное место на мусоровозе! И он ничем не лучше меня, только потому, что его родители богаты, и он вырос не на ферме в захолустье, а Мадаре Неополиса! И зачем вообще, таким как он, работать на космических судах? Когда-то я этого не знал. Теперь знаю. Опыт работы на орбите, в профессиональной среде, в структуре серьезных организаций, дает определенный статус на Земле в будущем. Это престижно, это открывает некоторые новые возможности, это делает тебе уважение. Такие как он, никогда не планируют навсегда связать свою жизнь с космосом. Для таких как он, космос, просто выгодная ступень в жизнь. Трамплин, который спустя пару тройку лет, забросит их повыше.

– Эй, ты! – За спиной раздался грубый и недружелюбный голос, быстро приближающегося ко мне старшего докера. – А ну вернулся на рабочее место! Лишу оплаты за день, придурок!

Я обернулся и сжал кулаки.

– На, подавись! – Сдернув висящий на шее голографический пропуск, в защитном пластиковом конверте, который нужен, чтобы пройти электронную систему контроля управления доступом на пирс, я бросил его в него и пошел в обратную сторону.

Переодеваться не буду. Вещи потом заберу! Интересно Артур это все видел? Через десять шагов я понял, что нет, не видел. У переходов его уже не было, когда я туда вернулся.

Но я не пошел обратно на пирс. Борясь с чувством обиды, одиночества, беспомощности и подступающими слезами, я побрел в офис клининговой компании, на которую работал и в резерве которой стоял на должность пилота космического судна.

Я хотел сказать им что произошла ошибка, что они взяли не того человека на мусоровоз, что это я стою в резерве, а мне даже не сообщили, что освободилось место, как должны были сообщить согласно договору резерва сотрудника.

Сжав кулаки, я миновал полукруг жилого сектора и вышел в центр.

Огибая полукругом небольшую площадь, которая в отличие от площадей Верхнего уровня, была полностью лишена искусственной растительности и являлась просто бетонной поверхностью, располагались офисные здания, большинство помещений которых занимали мелкие торговые фирмы и обслуживающие внутреннюю инфраструктуру станции, компании. Двух и трехуровневые здания выдавались вперед, словно вырастая из основной стены уровня. Боковые стороны едва ли не каждого здания были испещрены графическими надписями и цветастыми рисунками, поверх которых повсюду светилась трафаретная реклама незаконных импульсных психостимуляторов и модификаторов. Фасады же выдавали предложения об аренде помещений и офисов на фемтосекундных проекциях.

Я направился к одному из этих зданий.

Уже через десяток минут я растолкал посетителей в тесной и душной приемной и проскочил под недовольные возгласы в кабинет агента компании. Это оказалось не сложно. Должно быть, смрад и мой внешний вид сами проложили мне дорогу через плотную очередь. Никто не пожелал даже начать со мной разговаривать, а уж спорить или возмущаться в мой адрес, тем более. Усевшись без приглашения в кресло для посетителей, я дрожащим голосом потребовал объяснений.

– Нет никакой ошибки. – Монотонно, глядя на меня безразличными, полузакрытыми глазами, сдерживая себя, чтобы не зевнуть и недовольно морщась от принесенного мной в его офис запаха, сказал тучный агент компании.

– Что значит, нет ошибки? – Я усмехнулся. – Как же так? У меня резерв! У меня контракт есть!

Я лихорадочно стал расстегивать верхнюю часть комбинезона и откуда-то из недр одежд, грязными пальцами с черными ногтями, достал маленький одноразовый квант-накопитель для документов, с которым не расставался никогда. Хлопнув ей о столешницу, я дотянулся прямо до считывателя и убрал руку. Над столом тут же загорелось проекционное изображение с текстом моего контракта, а точнее контракта Летной Академии Неополиса на резерв их выпускника в клининговую компанию.

Толстый мужчина недовольно поморщился и, взяв со стола фигурный сувенирный стилус, даже не читая, небрежно отбросил им карту памяти в мою сторону, словно это было что-то заразное. Изображение тут же исчезло.

– Вы, что думаете? Что один у нас в резерве? – Агент почесал щеку и положил локти на стол. – Помимо Вас, на наш мусоровоз, который у нас, кстати, только, один, еще пять человек стоят в резерве на должность второго пилота.

– Как пять? – Я вдруг понял, что мои руки дрожат, и спрятал их в карманах.

– А вот так. Вас пилотов каждый год выпускают с геометрической прогрессией. – Тут он все-таки зевнул, закрыв рот ладошкой. – Простите. В Солнечной системе столько транспорта нет, сколько вас пилотов расплодилось. ‒ Он сделал паузу, явно давая мне что-то сказать, но я попросту сидел, раскрыв рот и, не мог вымолвить не слова. ‒ Вы, молодой человек, полагаете, что нам так сильно хочется связываться с академиями и идти у них на поводу, предоставляя таким вот, ‒ он показал на меня стилусом, ‒ олухам, резерв? Это всего лишь одно из условий ведения бизнеса на орбите! ‒ Он хихикнул и отложил стилус. ‒ Можно подумать, мы сами не в состоянии подбирать себе персонал.

– И что же мне делать? ‒ Я был в полной растерянности.

Мои мечты окончательно рушились. Какая никакая, а надежда на административную ошибку все же была.

– Понятия не имею что Вам делать. Ждите, когда придет Ваша очередь или ищите работу в другом месте.

– В другом месте?

– Да… – Он развел руками. – Посмотрите вокруг, молодой человек, вариантов множество!

‒ Множество? ‒ Я чувствовал себя ничтожеством.

«Множество?» Множество это точно. Докеры, клиннеры, операторы технологических устройств, мусорщики! Полно вакансий. Всех. Всех кроме пилотов.

‒ А что Вас удивляет? ‒ Он устало вздохнул, посмотрев через меня на приоткрывшуюся дверь, где очередь в коридоре явно начинала возмущаться. ‒ Вы же понимаете, что получить работу пилота без посторонней помощи невозможно.

– Нет, не понимаю! – Из горла что-то противное для меня вырвалось все же вместе со словами.

– Да… – Он замотал лохматой головой. – Никто не будет ничего ни для кого просто так делать, и Вы не исключение. На Вас желтый комбинезон, на мне деловой костюм, а когда-то я тоже носил такой. Все в Ваших руках и в Ваших возможностях. – Он улыбнулся, показав кривые желтые зубы, а потом вдруг словно оживился и замахал на меня руками. – Все иди, давай, не мешай работать!

Я вышел, в сердцах плюнул ему под дверь и направился к переходам. Спешить уже было некуда. На работу я точно теперь не вернусь. С этим покончено. Хватит. С ужасом подумалось, что предстоит возвращение домой. В Холмов. Отец, должно быть, будет ликовать. Его победа! Представляю только, какую он произнесет речь над моей преклоненной головой.

Переход дунул на меня искусственным ветром вентиляционных систем. Я побрел к центральному пирсу. Злость на агента клининговой компании разрасталась. Хотелось вернуться и убить его. Да что это вообще было? Что за разговор? Этот жирный ублюдок явно намекал мне на взятку? Да если бы и так, где взять мне деньги? Заработка на техническом пирсе едва хватало на аренду комнаты без удобств и пропитание. Было только одно место в этом мире, где я мог бы просить денег. Где-то на Земле, в дальнем пригороде Неополиса под названием Холмов. Но придти с просьбой о помощи туда я не мог. К тому же, отец ни за что не дал бы мне денег. Когда-то он говорил, что мне никогда не сделать карьеру пилота, что все это глупые подростковые мечты и что мое место тут на ферме рядом с семьей. Потому я и решил не возвращаться домой пока не заслужу, того, чтобы он мог бы мной гордиться и сказать мне, что ошибался, что был не прав. Так что если возвращаться в Холмов, то только признав свое поражение.

Потом накатило какое-то безразличие. Хотелось пойти и напиться. Тут среди снующего туда-сюда народа было легко затеряться. Кругом стояли контейнеры с грузами, люди в красных, желтых и оранжевых комбинезонах кричали, бегали по шахматообразной площади главного Пирса, махали руками и разноцветными флажками. Через внешнюю связь диспетчеры секторов оповещали ожидающих о времени стартов. Отряды правопорядка в черном камуфляже по трое патрулировали территории. Было шумно, людно и спустя два года, совсем привычно. Тут я чувствовал себя спокойно, здесь я был в своей тарелке. Здесь меня никто не видел и не замечал. Тут я мог остаться наедине с собой и своими мыслями, растворившись среди людей.

Я залез на один из контейнеров, который оказался сверху не запечатан. Внутри до самого верха лежали тюки белого хлопка, завернутые в полимерную пористую пленку, защищающую от влаги и конденсата, но позволяющую подобному грузу «дышать». Я плюхнулся сверху на эти тюки и, закинув руки за голову, стал смотреть на звезды сквозь прозрачную часть в потолке сектора. Я знал, что эти контейнеры докеры начнут грузить только через три часа, как минимум, и мог позволить себе расслабится.

Я лежал и думал о том, как не справедлива жизнь, и как сложно добиться чего-то человеку, за спиной которого не стоят высокопоставленные родители, большие деньги и связи. Как же вырваться в люди из этой портовой грязи? Сколько можно грузить воняющий мусор? Может все-таки, нужно было выбрать другой путь в жизни? Может, не нужно было, поступать учится на пилота? Может, и правда нужно было пойти по стопам отца и стать фермером? Сидел бы в теплом доме раздавал бы рабочим указания, какую скотину и сколько раз в день кормить, что починить, какое зерно закупать.

Вот так в мыслях о жизни не заметно к моему сознанию подкрался сон. Как-то не предав значению, что я нахожусь среди груза предназначенного, скорее всего для какой-то колонии, я потерял чувство времени, реальности и погрузился в беззаботные и глубокие сновидения.

* * *

Как и в моих мыслях, в моем сне возник дом на холме. Дом, в котором я вырос, в котором прошло мое детство. Дом, стоящий высоко и с которого было видно всю ферму. Он был старый и серый, вокруг него стояло обнесенное низким забором угодье, чтобы не ушла скотина. Только вот не было ни кого. Ни скотины, ни людей. Было пусто и страшно. Не было блеяния овец, кудахтаний кур, ржания лошадей. Не было вообще никого. Не было работников, не было родителей. Я шел по сухой коричневой земле к веранде и все отчетливее понимал, что здесь что-то произошло, что все ушли и скотину увели за собой. Сколько же лет прошло с тех пор, как я ушел? Вот уже видно дверь на террасе. Она открыта. Ветер раскачивает ее на петлях, которые давно никто не смазывал и она скрипит. Нет, не скрипит, она пищит, пищит как живая, пищит и стонет в одиночестве. Я вспомнил слова матери, как она ругалась, что я не закрываю дверь, как отец все никак не мог найти масленку, чтобы смазать петли. Тогда она тоже скрипела. Скрипела, но не пищала. А теперь пищит. Пищит, так как будто плачет, плачет как младенец, обиженно, что его все бросили. Вот я уже стою на пороге. Дряхлое дерево прогибается под ногами, как все стало старым, неужели меня не было так долго? Я тяну руку, чтобы взять дверь за ручку и успокоить, но не успеваю. Кто-то позвал меня. Я знаю этот голос. Это соседская девочка. Мы дружили, пока я не уехал поступать в Академию. Я обернулся и увидел ее. Она стояла у забора, опустив голову, и я не мог увидеть ее лица. Странно… она была все такой же маленькой как тогда. Но я то, вырос. Она снова назвала меня по имени, меня пошатнуло, и я, удержав равновесие, спустился с порожек и пошел к ней. Как же ее имя? Почему я не могу вспомнить ее имя?

– Где все?! – крикнул я ей. Но она ничего не ответила, а только показала рукой на другой холм. Я остановился и посмотрел туда. Там на вершине холма поросшего травой ничего не было, но она сказала: «смотри!» и сказала она это уже прямо за моей спиной. Я хотел обернуться, но она снова сказала: «смотри!» и я увидел, как с холма сползает земля. Вместе с травой, деревьями и кустарниками, она слезала с него, так как слезает кожа с тела человека, облученного радиацией. Слезала и обнажала плоть. Темную, бордовую плоть. Плоть сочилась густой красной слизью вслед за землей и пульсировала. Я обернулся и увидел ее, соседскую девочку. Опустив голову, она провела по волосам руками, сжимая кулаки, и в кулаках ее оставались клоки волос с кусками кожи, из-под которой, толчками вытекала кровь. Она подняла голову, и ее лицо было багровым, а глаза уже не блестели, как раньше, они стали мутными. Она протянула мне руки с клоками волос и произнесла, лишь приоткрыв немного рот, но, не двигая губами:

‒ Вот так мы и живем…