Читать книгу Крест на чёрной грани - - Страница 19

С досадой думал об исчезнувших из записок листах. Кто и зачем это сделал без моего ведома? – записки считал теперь по праву своею собственностью. Знать об этом могла Марина. Дождавшись её с работы, я без подозрения в чём-то постыдном спросил, не видела ли случаем, кто прикасался к тетради. Марина поглядела на меня с затаённым укором и ответила после минутного молчания, что совершенно непричастна к ней.

– Ты сам видишь, Саша, посторонними делами заниматься некогда. Хватает хлопот и в школе, и дома. Да и тебе-то она для чего?

– Там я прочитал воспоминания Соснова о своём отце. О событиях в нашем селе Хлебном. Почитай, узнаешь…

Подумав о чём-то глубоко и сосредоточенно, она повторила:

– Не знаю я теперь ничего, Саш. Что делать, не знаю.

– Ты меня чем-то пугаешь?

– Что ты, нет! Просто говорю, что мне почему-то не по себе.

– От чего?

– Сама не понимаю.

– Не верю этому, ты всё понимаешь и какую-то на душе тайну держишь. Не скрытничай. Расскажи – будет легче.

– Правда? – живо откликнулась Марина. – А о чём рассказать?

– Чем встревожена. Ну, например, о том, зачем понадобились тебе листы из дневника? И больше не смей отпираться! Взяла их ты?

Марина вдруг переменилась с лица, пуще прежнего побледнела и отвела в угол избы опущенные глаза. Спросила, с трудом сдерживая уже готовые выкатиться слёзы:

– Ты знаешь про это?

– А то нет.

– Кто сказал?

– Неосторожно ты поступила. Видел Степанка, как листы вырывала.

– Ой-ой!..

– Не бойся. По какой-то нечаянности, наверное, вышло. Я не верю, чтобы с умыслом. Какой может быть тут умысел?

Теперь Марина вроде даже чему-то обрадовалась и улыбнулась. Конечно же брать-то не хотела, подтолкнуло любопытство. Наугад посмотрела несколько страниц – как на грех, попала самая страшная запись – и обомлела. Неужели всё это правда? Лучше ничего не видеть, ничего не знать. Бросить тетрадь в печь? Так она же – святая память о Соснове… Надо вырвать листки с ядовитыми строками!.. Пусть о плохом Александр не знает.

– Саш, а Саш, ты, как в зеркале всё видишь, – волнуясь, заговорила Марина. – Правда, плохого умысла не было. Только одного доброго хотела… Надеялась отвести ссору между тобою и Комарковым. Останьтесь друзьями.

– Мы друзьями больше не будем.

Голова от раздумий отяжелела. Завязалось такое дело, что и мудрец не рассудит. И чем всё кончится?

Я вышел из дому на улицу развеяться. Долго бродил по окраине посёлка, размышляя о жизни. Больше, разумеется, в преломлении через сегодняшние события, через Комаркова, Марину и Соснова. Иногда нить рассуждений убегала и подальше – поближе к фронтовым землянкам. На фронте всё было проще, яснее, там чётче обозначались свет и тени…

Незаметно я сделал круга два вокруг посёлка, забыв о протезе – обносился, притёрся, будто я с ним родился и жил, на нём бежал по березняковому надбережью к Ние за Маринкой. Вспомнил о нём, когда сел на пенёк отдохнуть – нога воспротивилась согнуться. Ах, ты всё-таки приставная, чужая! Сижу возле знакомой тропы, соединявшей посёлок с опытным полем. Подкрадывался вечер, тихий и кроткий вечер, и я подумал, что с опытного поля может возвращаться по тропе Комарков, и против своей воли стал ожидать его. Пусть сегодняшний день будет последним мучительным днём, надо сказать Комаркову обо всём, что записал в дневнике Соснов. Это, может, теперь уже единственный в жизни святой мой долг, выполнить его, кроме меня, некому.

Комаркова не дождался и, сожалея о несостоявшейся встрече, ушёл домой. Но предчувствие разговора не покидало. Поздним вечером он осторожно, боязливо побренчал щеколдой калитки. Я поспешил. Не садясь на лавочку, мы поздоровались за руку. В темноте лицо Комаркова было еле различимо, виделся только плоский овал, мутно светились глаза.

– Сядем, Сань, так, говорят, больше правды.

– Если есть она, то и будет…

– Пора, – Комарков дохнул винным запахом. – Дольше тянуть – гибельно. Не могу.

– Слушаю.

Подумал, что не выдержал он душевного терзания и пришёл наконец-то с повинной.

– Храбрый ты, Сань… Но уговор: будь храбрецом до конца.

– К чему уговор? Не понимаю.

– Может, я зря затеял. Ты всё знаешь?

– Говори, чего топчешься вокруг да около.

– Сань, только по добру. Не горячись, рассуди… Мы были в близких отношениях с Мариной. Она не говорила?

– Это её воля – открыться или промолчать. У ней есть право. Она считала меня погибшим.

– Мы свадьбу хотели…

– Я помешал, что ли?

– Теперь так выходит. Какие выкрутасы жизнь устраивает. Кто знал, что так получится?

– Кто знал? Никто, конечно.

– Но ты, Сань, не виноват. Прости, если есть моя вина какая перед тобою.

– Мог об этом не говорить, а уж если заикнулся, ступай до конца. Любил Марину? Или просто волочился?

– Любил… Взаимно было… И сейчас… Посоветуй, что делать?

– Не у того просишь совета. Обратись к своей совести.

Встал, отворил калитку и с тяжёлым чувством, будто в постыдном виде выставили меня перед людьми, пошёл в дом.