Читать книгу Реквием по любви. Искупление - Людмила Викторовна Сладкова (Dusiashka) - Страница 4

Глава 3

Оглавление

Он произнес эту фразу с такой интонацией, от которой Дмитрию захотелось немедленно свернуть ему шею. Создавалось впечатление, что Зарутский просто… издевается над ним. Насмехается. Играет. Либо испытывает на прочность его терпение. Тем не менее, играя желваками, Похомов собрал в кулак всю свою выдержку и буквально заставил себя произнести спокойно:

– Все факты указывают на обратное, но… представим, что это так!

– Представим? – Макар дико загоготал.

– Не скалься! – холодно осадил его Борзый. – В подобный бред очень сложно поверить! Скажи еще, что ты ни в чем не виноват и тебя тупо подставили!

Зарутский ответил не сразу. Судя по звуку, льющемуся из динамика, он откупорил бутылку с какой-то жидкостью и отпил прямо из горла.

– Нет, – раздался наконец его усталый вздох. – Меня не подставляли.

Дмитрий не выдержал. Нервы, натянутые до предела, сдали окончательно.

– Ты че, сука, за идиота меня держишь? – рявкнул он настолько громко, что в соседнем дворе залаяла собака. – Черчилля он, видите ли, не предавал! Как же ты тогда среди прихвостней Гарика оказался, если не…

Похомов замолчал резко. Стремительно. Так и не закончив фразу.

Просто внезапно осознал кое-что. И осознал с предельной четкостью.

Не доверяя собственным ногам, он с грохотом опустился на скамейку.

Уперевшись локтями в крышку стола, что было мочи стиснул свои пульсирующие виски и прохрипел, практически сражаясь за дыхание:

– Ты… ты любил Марину. Ты искренне ее любил. Боготворил. А значит, никогда… ни при каких обстоятельствах не причинил бы ей боли. И уж точно не подверг бы ее насилию. Я знаю это наверняка, потому что… понимаю твои чувства, как никто другой. Проще самому себе пулю в лоб пустить, чем заставить любимую женщину так зверски страдать. У тебя никогда не было физической близости с женой Черчесова. Вы… все выдумали, чтобы… Это был план. Чертовски крутой и шикарно обыгранный. Известный лишь вам троим. Твою мать! Ты и правда не предавал его! Все знали о твоих чувствах к Марине. Сыграв на этих знаниях, Черчилль создал идеальную легенду и… собственноручно внедрил тебя к Гарику! Пока Кир был жив, ты работал на него. А когда его не стало, то все равно вынужден был остаться с Пескарем. Но уже для других целей. Жертвуя собой, ты защищал ту, которую любил. И Марина знала об этом. Потому и обратилась за помощью именно к тебе, когда пропала ее подруга Ирина. Наверняка Марина поддерживала с тобой тайное общение вплоть до самой своей смерти. Чтоб мне сдохнуть! Как же я раньше-то не догадался?

Зарутский горько усмехнулся:

– Знаешь, временами ты жутко раздражаешь меня своей заносчивостью, но я должен признать, что всегда считал тебя смышленым пареньком!

– У тебя есть доказательства? Хоть что-то, подтверждающее мои догадки?

– Есть. Были. Но… не у меня.

– А у кого?

– У Марины.

– Где они сейчас?

– Понятия не имею!

– Что, даже не искал?

– Зачем?

– Чтобы обелить свое имя, например!

– Мне давно уже нечего обелять. Я увяз в этом дерьме по самую макушку.

Дмитрий никак не отреагировал на его слова.

Ему не давал покоя еще один факт. Неоспоримый.

– Когда не стало Марины, ты… все равно продолжил защищать Лизу. Продолжил, даже зная наверняка, что не являешься ее отцом. Почему?

– Да плевать мне, кто ее отец! – грубо прогромыхал Макар. – Мне важно лишь… кто ее мать!

Сказать, что ему от услышанного сделалось не по себе, значит ничего не сказать.

Борзый нервно вскочил и, намеренно игнорируя капитально охреневшие лица окружающих, несколько раз торопливо втянул спасительный воздух полной грудью. Так глубоко и жадно, что затрещали ребра.

– Макар, – произнес он сипло, осторожно подбирая слова, – мы оба понимаем: мне больше нечем давить на тебя. Козырей в рукаве у меня не осталось. Но… так или иначе, мы преследуем одну цель. Я должен защитить Лизу. Должен!

– Так защити!

– Помоги! Сдай мне крысу!

Зарутский молчал долго. Очень долго, однако спустя некоторое время все же заговорил:

– Я расскажу тебе одну историю. Верить или нет – твое право.

– Говори уже! – От нетерпения Борзый чудом не стер зубы в порошок.

– Я знаю, какой компромат Черчилль в свое время нарыл на Гарика, – признался Макар. – Где он его спрятал – хороший вопрос. Но если ты найдешь эту нычку, то сможешь прихлопнуть Пескаря, как букашку! Его свои же растерзают. Потому что человек, живущий последние двадцать с лишним лет под этой личиной… вовсе не Гарик!

У Дмитрия едва глаза из орбит не выскочили от подобного заявления.

– В каком смысле? – уточнил он, пытаясь прокашляться.

– В прямом, – прилетело в ответ. – Он кто угодно, только не настоящий Гарик! Об этом мало кому известно, но Черчилль Пескаря знал лично и очень близко. Они по малолетке вместе на одной зоне чалились. Там же Гарик лишился двух пальцев на левой ноге. Стал прихрамывать. Потом их дорожки разошлись на многие годы. За это время Пескарь круто поднялся в Москве. Известным авторитетом стал. Но внезапно попал в автомобильную аварию, обгорел и… вроде как перенес несколько пластических операций. В общем, изменился он до неузнаваемости. И не только внешне. Он не хромает. Все его пальцы на месте. А Кирилла не стало, когда он понял, что к чему. Когда начал рыть под этого самозванца. Но Гарик подсуетился. И ситуацию с женитьбой Черчилля раздули по максимуму, и с общаком. Только вот это все не причина, это следствие. Кирюху любили. Ему простили бы женщину. С общаком сложнее, но все же с братвой договориться можно было бы. Однако Пескарь преподнес эти новости в таком ключе, что толпа просто озверела. А Черчилль не стал пресмыкаться перед шакалами. Так вот… к чему я это все? У настоящего Гарика родных не было – он детдомовский, как и Кир с Борькой. А вот у того, кто живет под его именем, очень даже есть! У него есть сестра, существование которой он тщательно скрывает. И даже племянник имеется. Родной. Собственно говоря, его-то он и внедрил к вам много лет назад. И на руках этого самого племянника… очень много крови. Я уже молчу о том, какую расправу он над Гордеевыми в свое время устроил! Он ведь в этом нападении лично участвовал. Собрал компанию из пяти отморозков. Сам был шестым. Сперва они зверски избили Хирурга и его жену. А когда «наигрались», просто заживо сожгли. И весь процесс… он записывал на камеру! А потом принес эту запись Гарику и включил при всех. Я не смог это смотреть. Меня вывернуло прямо там. Володька… он столько раз спасал нам жизни. Он не заслужил подобной участи. А уж жена его – тем более. Но… Шмель даже Юльку не пощадил!

Дмитрий уставился на телефон, точно на бомбу замедленного действия.

– Кто? – прохрипел он, чувствуя, как внутри все обрывается и стремительно леденеет. А противный липкий пот струится по спине. – Ты… уверен?

– Я ведь сказал тебе: хочешь верь, хочешь нет!

– Ты ведь должен понимать, – густым басом, не выдержав напряжения, вмешался в их диалог Прокурор, – это очень серьезное обвинение! Где доказательства?

Борзый ругнулся в сердцах, опасаясь, что Макар попросту бросит трубку.

Но он лишь замолчал и надрывнее запыхтел в динамик.

– Ну, здравствуй, Боря! – произнес Макар в итоге.

– Здравствуй!

– Ты… все слышал?

– И не только я!

– Что ж, добавить мне нечего.

– Доказательства, Макар! Доказательства! Балаболить любой может…

– Если тебе нужны доказательства, обыщи дом Соколовского! – раздраженно огрызнулся Зарутский. – Ты сильно удивишься, если сделаешь это. И детишек его осмотри как следует. Он вечно на них прослушку вешает, а они даже не подозревают об этом!

Дмитрий застыл на месте точно пришибленный.

Прислушиваясь к своему озверевшему пульсу, он покосился на Сокола.

Боги, на него было страшно смотреть. Он побледнел так, что ни кровинки не осталось в лице. Взгляд пустой. Дикий. Дыхание рваное, сбившееся.

Медленно поднявшись из-за стола, Пашка молча протянул Прокурору свой пистолет. А после принялся остервенело срывать с себя одежду, лихорадочно осматривая каждый миллиметр ткани. И когда нашел какой-то крохотный инородный предмет на внутренней бляшке своего ремня… из его глаз хлынули слезы. От подобного зрелища и Дмитрия скрутило так, что каждый глоток кислорода ощущался концентрированной кислотой. Его будто изнутри что-то разъедало, причиняя зверскую, нестерпимую боль.

Но когда он перевел взгляд чуть левее, все стало еще хуже. В паре метров от беседки стояли Андрей и Вика. Первый был бледен и явно шокирован услышанным. Вторая же… Малышку трясло, точно в сильнейшей истерике. Она беззвучно рыдала, сглатывая соленую влагу.

– Паш, – тихонько позвала Вика своего старшего брата, – это правда, Паш? Все, что сказали про нашего отца, – правда? Он… неужели он убил… он…

Сокол скользнул по ней потерянным взглядом. Ничего не ответил. Вместо этого он обратился к Прокурору:

– Я понимаю, что вскоре произойдет. Об одном прошу: мать с сестрой не трогайте! Даже я не догадывался, а они-то уж точно ни сном ни духом!

Однако Черчесов молчал, напряженно вглядываясь в одну точку.

Впрочем, все молчали. А вот Дмитрий больше не мог.

Приблизившись к другу вплотную, он положил руку ему на плечо.

– Забирай мать, – велел Дмитрий бескомпромиссно, – забирай сестру и уезжай! Как можно дальше!

– Нет! Я не…

– Уезжай! – Теперь Борзый почти рычал. – Ты не при делах!

– Я не брошу тебя в такой момент.

– Бросишь! – Сурово. – Я не хочу потерять и тебя!

– Дим…

– Забирай мать с сестрой и вали из города! Я кому говорю?

– Дружище, это решать не нам…

Прокурор задумчиво прищурился, а после протянул Пашке его же пистолет.

– На сей раз я абсолютно согласен с твоим другом! – вынес он свой вердикт.

Истерика Виктории усилилась. Обессиленно рухнув на колени, девушка в голос выла, раскачиваясь вперед-назад:

– Не может быть! Я не верю… Паша! Паша! Я не верю!

Андрей стоял рядом ни живой ни мертвый.

Внезапно о себе напомнил и Зарутский:

– Боря, Шмель действует не один. Среди ваших архаровцев есть и конкретно его человек. Его личный стукачок. Валентин Кузнецов. Знаешь такого?

Реквием по любви. Искупление

Подняться наверх