Читать книгу Новый нуар - - Страница 20

Дома Колокольчиков не находил себе места. Душа была зажата, он ничего не чувствовал, как будто был под наркозом, и вся жизнь казалась какой-то умозрительной.

Что воля, что неволя, – все равно.

Марья-искусница

А через пару месяцев почтальон принес повестку из военкомата. Дело в том, что, уехав учиться заграницу, Колокольчиков не прошел военной подготовки, и теперь его призывали в армию. Закон о всеобщей воинской обязанности… Так Колокольчиков стал солдатом.

На столах – тарелки и бутылки, громко играет ВИА – гитара-соло, гитара-бас и ударник, вспыхивают и гаснут разноцветные мигалки. Приглашенные из юридического техникума девушки сбились в кучку у стены и дичатся.

– Интересно, что это за девицы, – говорит Колокольчиков. – Вообще, что за девицы сюда могут прийти?

– Ну, их можно понять, – возражает Подолян. – Что их ждет в общежитии? Собраться негде, пригласить никого нельзя. Новогодний вечер у них уже был. Что им остается – сидеть по комнатам и втихую красное распивать? Здесь они хоть потанцуют. Ведь они в этом городе чужие, как и мы.

Девушки выстроились вдоль стен, заботливо украшенных разноцветными гирляндами, плакатами с юмором, сосновыми ветками, и стреляют по сторонам глазами. В нашем заповеднике есть на что посмотреть.

– Ну, про это сельское хозяйство я не буду рассказывать, главное, что с одного куста он имел пять кусков – папироска шла по пять рублей, а с куста выходила в среднем сотня косячков.

– Да, доходец солидный. Он говорил, что денег у него хватает… Что же, он сам ее выращивал?

– Кардан работал шофером на турбазе. А там, в горах перегоны большие. С турбазы до города вниз можно ехать целый день. Вот он и ехал, а по дороге заезжал куда ему надо было, ну и приглядывал за своими плантациями.

– А как ее саму получать из растения? Трудно, наверное?

– Элементарно. Вот смотри: растет куст дряни. Как только цветы – такие серые мохнатые шарики – созреют, берешь марлю и осторожненько ссыпаешь на нее пыльцу с цветов. Это – первак, анаша высшего качества и крепости. Ее обычно не продают, а курят сами. Пыльцу эту мостыришь между пальцами и получается пластилин. Его заворачиваешь в папиросы и куришь. Затем мелко нарезаются цветы коноплюшки и мешаются с пыльцой, это – обычная хорошая анаша на продажу. С одного куста – сотня косячков, пять кусков.

Мы и сами пробовали здесь выращивать, но то была не настоящая конопля – дикушка. Эффект хотя и есть, но не то. А вот ему присылали из Ташкента, в конверте между двумя открытками размазан пластилин, – то совсем другое дело.

– Ну, и какие ощущения?

– Трудно описать. Ну, во-первых, надо уметь курить: делать вдох и задерживать. Если не умеешь, – ничего не получится. Потом надо привыкнуть, войти во вкус. Сначала вообще ничего не чувствуешь, потом становится приятно. Чувствуешь: тепло пошло по ноге, потом где-то еще…

Потом голова… У каждого что-то свое возникает. Геша говорит: «Поймал приход». У Кардана свои видения – ледоруб какой-то… Потом всего ломает. Тогда надо еще пару раз курнуть и отойдешь…

– Ну а когда вернешься домой, не захочешь попробовать еще раз, по всем правилам?

Ну и продрог же Подолян, когда ездил за девицами в юридический! Когда в дверях появилось его круглое бабье из-за подвязанных под подбородком клапанов ушанки лицо с пунцовыми щеками и выпученными глазами, моргавшими из-под обледеневших бровей, мы оценили его самоотверженность. Он полчаса отогревал окоченевшие пальцы между секциями батареи, прежде чем смог занять свое место за ударной установкой в нашем ВИА.

Ох уж эти танцы! Я всегда думал, что смысл их состоит в том, что танцующие – разных полов. Здесь же все прыгали беспорядочной толпой, либо вставали в круг, как в народном хороводе, либо парень приглашал парня, а девушка – девушку. Как ни старались музыканты расшевелить участников, атмосфера оставалась душной, движения новогодних танцоров – скованными, а их глаза – притворно-равнодушными. Но – какое-никакое, а все же веселье!

– Он Гая в чайную водил, а тот за это писал письма его девушке.

– Письма!? Не фига себе! Но почему? Он что, сам не может?

– Не знаю… Наверное… Помню, иногда Гай напишет, а он прочтет, подумает и назад несет, для доработки.

– Здорово!

– Гай в чайной лопал от пуза, а в письмах буквально издевался, сочинял фразочки вроде: «Выраженье ваших глаз мои слова лишает выраженья»…

– И проходило? Они глупые что ли?

– Не знаю… Потом он на ней женился, получил недельный отпуск. Я слышал их разговоры по телефону, он ее называл «лапонькой», «рыбонькой», «котиком»…

– Интересно, знакома ли она с Гаем?

– А ты где работал, Олег?

– Я работал мясником.

– Хм, говорят, туда трудно устроиться.

– Да, но у отца связи были…

– И правда, это такое доходное место, как рассказывают?

– Как тебе сказать? У меня, например, никогда раньше столько бабок не было. Да и вообще трудно себе представить двадцатилетнего парня, у которого было бы столько бабок. А сколько вылетает на пьянки, на волов, на «ночёвки»… Сначала я был учеником, зарабатывал, конечно, меньше, потом вошел в круг на всех правах. Бабок стало больше, но и тратить пришлось больше. Хочешь не хочешь…

– На пьянки?

– На пьянки. Потом проигрываешь…

– А во что вы играете, в преф?

– Можно, конечно, и пулю расписать, но редко. Условия не позволяют. Да мне в карты и масть не хезала. А играли в чмэн, на пальцах… Ничего не надо, а проиграть-выиграть можно – ого-го! Рябчиков по триста оставлял…

– Слушай Олег, я понимаю, что у вас там есть левый приварок. А как вы его получаете? Ты же понимаешь, я не для чего-то там, мне просто любопытно…

– Хм, ну знаешь, когда вступаешь в круг, первым делом тебе говорят: «То, что ты здесь увидишь и услышишь, и родная мать не должна знать». Ну, а вообще как? С весами есть разные фокусы. Третий сорт за второй можно гнать, и так далее. Способов много…