Читать книгу Новый нуар - - Страница 8

Когда Колокольчиков поступил на журфак МГУ, маму спрашивали, сколько она заплатила. Мама возмущенно фыркала, удивляясь про себя удаче сына. Колокольчиков же и сам не очень понимал, что произошло, – просто плыл по течению.

На самом деле журфак получился случайно. После школы Колокольчиков не мог определиться с вузом – не был готов. Логично было бы взять паузу. Но какая пауза, если уже через полгода заберут в армию!? И тогда Колокольчиков, не раздумывая, подал документы на журфак, полагая, что не будет там сильно обременен науками и получит необходимую передышку для того, чтобы окончательно сориентироваться в жизни. А там будет видно. Вступительные экзамены пришел сдавать, понадеявшись на русский авось, который на этот раз, как ни странно, не подвел.

О московских студенческих годах Колокольчиков хранил в общем-то приятные воспоминания. За исключением нудных семинаров по «Теории и практике партийной советской печати». Старался жить именно такой жизнью, какой, по его представлениям, должна была быть жизнь студента. Романтической!

Главными были, конечно же, не лекции в Ленинской и Коммунистической аудиториях в доме на Моховой, а вечера в московских кафе – «Метелица», «Лира» и «Космос». Часами стояли в очередях в Театре имени Моссовета и Театре сатиры за невыкупленной бронью. Проводили бессонные ночи в чужих квартирах, где не столько выпивали и танцевали, сколько спорили до умопомрачения… Большей частью, о вечных вопросах. Иногда до начала занятий, в утренних сумерках шли на первый сеанс в бассейн на Кропоткинской, где теперь стоит Храм Христа Спасителя, и плавали зимой в облаке пахнущего хлоркой пара.

Зимой зашли втроем во двор в Столешниковом переулке. Замерзшими ладонями сгребли снег со скамейки, поставили бутылку «Нежинской рябины на коньяке», разложили треугольные плавленые сырки. Все вокруг было белым, колючим, искрящимся. По очереди прикладывались к бутылке, топтались из-за мороза, обменивались какими-то словами. Необыкновенно уютный московский двор с заснеженными деревьями и сугробами, волшебный голубой свет из окон в домах вокруг, острое ощущение молодости…

Почти все будущие журналисты почему-то мечтали стать писателями и время от времени читали друг другу свои сочинения. Воображали себя то ли поэтами-гусарами пушкинской поры, то ли декадентами серебряного века. Однажды перед семинаром приятель Колокольчикова продекламировал ему свой последний стихотворный опус. Самолюбивый Колокольчиков сказал в ответ что-то вроде:

– Подумаешь! Так каждый может…

– Да? – сказал задетый приятель. – Ну попробуй!

Колокольчиков взял шариковую ручку и нацарапал на лежавшем на столе бланке библиотечного требования:

Приятель прочитал, молча посмотрел на Колокольчикова и ушел.