Читать книгу Агония, 88 - - Страница 5

…Я все равно ему ничего не сказал. Потому что на мгновение полностью потерял всякий дар речи. И пусть было некоторое… Нет, все же невероятное ощущение дежавю, я выслушал рассказ старика, который, надо признать, умел рассказывать, от начала и до самого конца. И было даже не описать, насколько сильно последнее четверостишье Твардовского вышибло меня из привычной – зачем я подумал об этом слове? – колеи. Как-то все вдруг стало неправильно, а старик глядел из-за своей книги и очевидно ждал от меня ответа. Слегка уклончиво улыбался, отводя взгляд в сторону, и обдумывая что-то свое. Я заметил, как по его рукам снова поднимаются мурашки. Да, вот так финт.

– Я… я не знаю, что сказать.

– Вам незачем было говорить и это. – Паратовский ухмыльнулся. – По вашей реакции и долгому молчанию все очевидно понятно. Эта история уже не такая простая?

Точно так, как он говорит. Эта история уже точно не такая простая, но и… Было в ней что-то еще. Не простая не только с точки зрения отдельных и не самых приятных деталей, которые иной раз заставляли меня морщится, но и с точки зрения того, какой эта история имеет смысл. И показалось вдруг, что тот, животный, самый простой и черный об извращениях, о каком подумаешь – он пещерный, самый не человеческий из всех смыслов, какие можно было только придумать. А ее финал, «троеточие» в конце этой истории заставляли думать о том, что же это было на самом деле. Я не знаю… Я был удивлен.

– Орнитологический справочник…

– Именно так. – еще раз показал обложку он, отложив книгу. – Орнитологический справочник. Кто бы мог подумать, что я найду эту чернь именно там. Знаете, эта история оказалась перед моими глазами последней. Я до конца не верил, что в этой книжечке могло найтись вот такое вот. Однако… Вот вам и безумие, даже в самой форме того, как все было представлено. Дрянь.

– Нет, Емельян Павлович. – тихо сказал я и отвернулся к окну, разглядывая атомный пейзаж. – Эта история не дрянная. Скорее, совершенно наоборот…

И на мгновение мне показалось, что и здесь, по этим голым деревьям пронесся именно тот пожар. Но нет, здесь он бушевал давно, обильно, а сейчас погас и оставил лишь сажу. И благородный огонь, сильная и почти неподвластная человеку стихия, здесь сошла лишь в черноту, в пепел, который можно смахнуть рукой и запачкаться. Труха вместо силы. Грязь вместо жара. Запустение, уныние и гробовая тишина.

– Может… Все-таки хотите чаю? Или…

– Или кофе? – повернулся я, подняв одну бровь. – Нет, не хочу, Емельян Павлович. Спасибо… Я хочу лишь получить ответы. Ответы на вопрос, который я еще не сформулировал. Я не знаю, он крутится внутри меня, но я не могу его поймать.

– С этим чувством я просыпаюсь. С ним я готовлю себе завтрак. С ним я читаю книги. С ним я поливаю свои последние цветы. С ним я чищу зубы перед сном, и с ним я ложусь спать, надеясь, что завтра – в гипотетическое завтра – я либо не проснусь, либо получу свой ответ. Но… это завтра все еще не настало. Я жив, и нет ответа. Мир полон разочарований.

– Это точно. – согласился я, снова прошагав по комнате. – Вы не представляете, какими разочарованиями живу я. Что я слышу, и что я вижу, и насколько все это не сходится. Словно я живу в диаметрально противоположном мире тому, о котором слышу. И хотя все мне твердят: «Чего тебе бояться? А вот мы…», все равно чувствую какой-то затаенный ужас во всем этом. Я боюсь его, а также боюсь того, что может… просто мнителен? Не знаю, есть ли подвох там, где я его ищу? И делаю ли я все правильно? Знаете, я немного даже рад, что у нас с вами есть такое хорошее взаимопонимание. Хотя причина мне ясна.

– В чем же она?

– Мы похожи. – я лишь коротко усмехнулся. – Но похожи не тем, что вы умный и считаете, что есть люди умнее, а я просто не считаю себя умным. Нет. В этом знании есть что-то еще. Догадаетесь?

– В вас и во мне тяга к осознанию. – ответил он, пожав плечами и отложив орнитологический справочник. Руку он отдернул от него так, словно желал помыть ее.

– Что-то я полностью осознаю…

– Точно? – он поднял брови, сомневаясь. – Тогда зачем же вы здесь?

Хороший вопрос.

Что есть такое осознание, и есть ли оно на самом деле такое, каким нам кажется? Мы привыкли, всем человечеством думаем, что осознание – это что-то близкое, что наступает будто бы само. Достаточно лишь решить, что ты все осознал, познал истинный смысл, и ровно в этот момент он от тебя и убегает. Сложно было действительно честно и правдиво сказать, что я осознал. Скорее, я стараюсь узнать. В будущем приближусь к осознанию. Но оно не будет достигнуто. Потому что осознание – это то, что у каждого свое, у каждого свой смысл, поскольку разумы не одинаковы, люди не одинаковы, но все они могут объединиться знанием и общей характеристикой жажды смысла. Зачем я здесь? Что я вообще несу, черт возьми?

У меня болит голова. У меня каждый раз болит голова, словно я наталкиваюсь за забор в таких рассуждениях. Бессмысленно бьюсь головой в штакетник, пытаясь пробиться в цветастый палисадник. У меня есть такой. Да, вероятно именно так – есть. Помню, как я сам выстраивал вокруг него красивый деревянный забор, под чутким руководством отца. И знаю, насколько красиво этот крашенный в зеленый штакетник гармонирует с цветами прямо за ним. Может, барьер на пути к чему-то прекрасному, и есть часть от прекрасного? Может именно из-за него ощущения настолько великие, а впечатления ярче, потому что награда недоступна нам? Мы стремимся, ломаем голову, пытаясь постичь и дотронуться. Но что будет, как только мы дотронемся? Будет пик, вершина экстаза, а за ним? Ничего более, спад, какой бывает всегда, иначе не было бы вершины. Может, в том, чтобы биться головой в штакетник и есть весь смысл? Смысл в недосягаемой из-за него мечте? Я не знаю. Меня мучает мигрень.

– Вы долго молчите. – вдруг сказал погрустневший Паратовский.

– Простите, я… я задумался. Погрузился в мысль.

– Я мыслю, стало быть, я существую! – процитировал тот. – О, как!

– Сами же говорили, нынче стандарты не работают.

– Ну, не мог же я не воспользоваться моментом и не ущипнуть вас, да? – он развел руками, как-то даже по-детски усмехнувшись. – Мысли-мысли, ответы-приветы… Поиск ответов бывает заводит в невероятные чертоги как разума, так и окружающей…

– Реальности?

– О реальности не может быть и речи. Есть ли теперь смысл в самом корне этого слова? Позволите?

В его руках оказалась следующая книга. Толстенная, блин. Такой и убить можно было, если сперва еще смочь ее поднять. Под тысячу листов, наверное, под желто-черной обложкой. «Курчатов и Оппенгеймер. Противостояние атомов.». Издана в США. Наверняка Паратовский, как член АН СССР, достал ее в какой-нибудь командировке. В конце концов, у него когда-то там были друзья, коллеги, знакомые. А так же и те, кому он мог улыбаться искренне, полностью забыв о том, что это ему велит лишь этикет.