Читать книгу Адаптер - - Страница 11

– Вам плохо? Вам нужна помощь? – полицейский склонился над Беджаном, рыская по лицу не хуже камеры наблюдения.

– Нет, все в порядке. Я просто устал. Спасибо, – Беджан открыл глаза и вежливо улыбнулся полицейскому. Интересно, откуда за ним следили, и когда приставили к нему эту огромную тень?

– Я могу проводить вас домой. Ваша машина будет отправлена в гараж, я могу дать команду вашему автопилоту, – не отставал полицейский.

– Спасибо, я доберусь сам. Я хочу посидеть в тишине. Посмотрите, какой прекрасный вечер, как прекрасно поют птицы, а деревья шелестят новой листвой.

Полицейский оглянулся. Казалось, он впервые увидел парк, ровные дорожки, по которым размеренно прогуливались пары с колясками. Беджан смотрел, как непроницаемое лицо офицера, так напоминавшее маску робота-полицейского из старых фильмов, подергивается, дрожит, сопротивляется и все же приобретает подобие улыбки. Беджан кивнул ему, и полицейский сел рядом, в одно мгновение потеряв громадный рост и массивность тела. Он снял фуражку и вытер пот посеревшим от времени платком. Он был не молод, отец Беджана погиб на заводе не многим старше этого полицейского, и какая-то неуловимая черта во взгляде, в манере хмуриться проступала сквозь профессионализм и стойкость, два главных качества блюстителя порядка.

Они сидели молча, не смотря друг на друга, выбрав точку для созерцания в разных частях парка, не залезая взглядом на территорию соседа. Беджан следил за молодой парой, напряженно-счастливой, спорившей на грани ругани, затихая, когда малыш в коляске требовал внимания, не осознавая своей власти над ними, требуя для себя, но останавливая и миря родителей. Беджан представлял себя и Мару вместе с детьми, как бы это могло быть, давя на себя, выжимая по капле глупые и несвоевременные мечты. Он знал, что этому не суждено сбыться, никогда, не для них. И как бы он ни старался держаться, не позволять себе впускать в себя глубоко, прогрызая онемевшее сердце, он чувствовал, как внутри разливается едкая горечь, утолить которую было нельзя. В памяти рождались картины прошлого, перевранные, переписанные и выхолощенные, но не до конца. Он хотел родиться раньше, уйти в прошлое, если бы это было возможным, жить в небольшой, но свободе, чувствовать ее и не думать о будущем.

– Вы знаете, у меня приказ доставить вас домой. Уверен, что вы понимаете, откуда и почему он поступил, – полицейский говорил, не отрывая взгляда от шумной ватаги воробьев, ловивших семечки на лету возле детской площадки. Два мальчика и девочка играли с птицами, приманивая к себе, не пытаясь схватить или напугать. Воробьи осмелели и иногда садились на вытянутые руки девочки, быстрыми прыжками добегая до ладоней, хватая семечку и скача обратно на плечи. Мальчиков они побаивались, выхватывая на лету семечки из ладоней, не касаясь их рук. Дети смеялись и подпрыгивали от радости, вокруг них ездил робот-нянька и снимал их, попискивая от радости. Такие роботы вновь вошли в моду, их делали похожими на живую капсулу или бочонок, повторяющие дизайн роботов постиндустриальной эры.

– И что вам еще было приказано?

– Оценить ваше психоэмоциональное состояние и доложить. По закону вы имеете право знать, когда за вами назначается слежка. Поэтому я могу сообщить, что я вас веду уже второй месяц, – полицейский вздохнул и потер красные глаза. Беджан посмотрел на него, примеряя к себе эти огромные кулаки, с ними бы он смотрелся очень смешно, детям понравится.

Беджан закрыл глаза и очутился в зале заседаний. Когда это было, сколько часов назад? Мысли спутались, а ощущение времени пропало. Почему-то он один в этом зале, больше никого нет – Пророк и он, маленький и жалкий пред его величием. Но Пророк не смотрит на него, и Беджан не смеет смотреть, повинуясь воле и непостижимому замыслу машины, собранной из оцифрованных личностей вождей прошлого, такого сладостного и недостижимого. Все лучшее осталось в прошлом, и мы должны стремиться туда, не воссоздать, но повторить, закрепить и полюбить.

Беджан смотрит на экран, нависший над его местом голографической панелью. Теперь он не один, ощущение единения с Пророком исчезло по щелчку тумблера. Он не видит лиц и позы сидящих рядом или выше, ему дозволено смотреть только в экран. Пламя, жадное и ненасытное, раздуваемое ветром до бешеного танца, пожирает людей, пожирает цех, реакторы, сжирая бетонные колонны, желая обрушить крышу цеха. По стенам, несущим колоннам, по полу, капая с потолка, течет горящая лава, вгрызаясь, поглощая все на своем пути. Лава не кончается, насосы из соседнего цеха не останавливаются, нагнетая новые порции топлива. Так горели заводы, последние обломки карбоновой эры, как было принято называть в курсе истории. Несовершенное прошлое, через которое без тени сожаления перешагнуло настоящее, смотря только вперед. На самом деле огромные заводы, напоминавшие малые города, продолжали коптить небо, перерабатывая остатки черного золота и природного газа в монополимеры и масла, без которых совершенная действительность не могла существовать.

Заводы горели постоянно. Не всегда дотла, сгорая и забирая с собой в преисподнюю души рабов, заключивших контракт на пожизненную работу. Люди осознанно шли на это, принося в жертву себя ради будущего детей или внуков. После подписания контракта человек терял все права, становясь биороботом, способным работать по двенадцать часов в день. Рабочие требовались всегда, заводы были старые с умершей автоматизацией, и вкладываться в модернизации или ремонт никто не хотел. Оборудование отказывало, реакторы изнашивались, покрываясь язвами, выпуская из себя пары и газы, разливая по цеху едкую жидкость. И с каждым умершим заводом росла котировка переработки, возникал искусственный дефицит на фондовом рынке. В этом новое совершенное время ничем не отличалось от прошлого, переводившего работу в индексы, а смерти в рост котировок.

Заключившие контракт жили не более десяти лет. Их кололи препаратами, снижавшими токсическое отравление, кормили по часам синтезированными сублиматами со стероидами, на время обманывая тело, разлагающееся изнутри. Мужчины и женщины становились похожи, расширяясь от мышц и отеков, не менялся лишь рост. Умирали прямо в цеху, тихо и незаметно уходя в темный угол, находя последний приют в топке электростанции, древнего монстра.

– Вы хотите мне что-то предложить, – Беджан выбрался из воспоминаний, отбросив назад мысли о том, что весь завод и прилегающий город было принято изолировать, закрыть границы зоны оседлости и объявить карантин на 180 дней. Завод было решено бросить, а людей утилизировать. Для этого имелось достаточное количество патогенных вирусов, справлявшихся с переизбытком населения лучше десятка расстрельных отрядов.

– Да. Я хочу предложить вам сделку. Система уже рассчитала, что вероятность вашего ареста в будущем полугодии более 96%. Возможно, у вас остались незакрытые дела, в которых я бы мог помочь, – полицейский говорил тихо, не смотря на Беджана.

– Я должен вас проверить, – ответил Беджан, немного подумав. – Правильно я понимаю, что вы предлагаете контракт на полное использование?

– Все верно. Я знал, что вы все поймете правильно, – ответил полицейский, почти не двигая губами. Он все так же смотрел на игру детей с птицами. Со стороны ни случайный прохожий, ни дальняя камера не смогли бы распознать их разговора. Беджан специально выбирал такие места, где незримое око давало сбой.

– Для кого вы готовы исчезнуть?

– Для внука.

– Но вы понимаете, что он не сможет попасть во второй круг, про первый я не говорю, так как это невозможно. Я вижу это по вашему профилю.

– Я хочу, чтобы он вышел за границы четвертого круга. Вы понимаете, о чем я?

– И вам нужны деньги, неограниченный лимит?

– Верно. Я знаю ваш уровень, и это не сильно затруднит вас.

– Тем более, что через полгода мне уже ничего не будет нужно, – улыбнулся Беджан, посмотрев на воробьев. – Ответ я вам дам на следующей неделе. Дату и время вы поймете сами, ваша смена дневная?

– Да. Не беспокойтесь, я пойму, когда надо, – полицейский быстро почесал нос. Он сильно волновался, и не мог больше сдерживаться.

– Хорошо, у меня и у вас будет время подумать. Мои условия просты: вы должны будете вывести за четвертый круг четыре человека, два ребенка. Это усложняет задачу, но дает вам гарантию, что наша сделка будет исполнена с моей стороны полностью.

– Я согласен, – тут же ответил полицейский. – Нам пора. Скоро сюда придет патруль, мы выбиваемся из графика.

– Идемте. Я поеду сам, а вы можете следовать за мной или впереди, как вам будет удобнее, – Беджан встал и потянулся руками к солнцу. Затекшее тело захрустело, мышцы, недовольные бездействием, отозвались болью, требуя движения.

– И еще, – полицейский встал, делая вид, что поправляет амуницию, проверяет заряд шокера. – Когда вы будете на площади, вас помилуют. Не сразу, мы не можем светиться, но терпеть придется не очень долго.

– Я об этом не думал, – Беджан нахмурился, представив себя, распятым на площади Справедливости. – Это было бы неплохо.