Читать книгу Несовместимые. Книга вторая - - Страница 10

Элла

Я сидела на пассажирском сидении, пока Эдвард уверенно управлял автомобилем. Когда мы вместе со спасенными девушками отплыли от складов на яхте, нас встретила полиция почти у берега Квинса. Я сначала перепугалась, увидев их, но потом выяснилось, что эти полицейские заодно с Эдвардом, и он смело передал им девушек. По его словам, они знают, что делать дальше. Сами мы вернулись, чтобы оставить яхту и уехать на моей машине. Вся эта операция совместно с полицейскими заняла от силы двадцать минут. За это время на месте преступления ничего не изменилось, и никто не подъехал, ведь выживших не осталось, а, соответственно, передать о случившемся своевременно некому.

Теперь я окончательно расслабилась в салоне авто, который умеренно прогревался печкой. Я продрогла на открытом пространстве, где преобладает влажный холодный воздух, и теперь наслаждаюсь теплом. Чувствуя усталость во всем теле, я подумала, что мне бы не помешал сон, чтобы прийти в себя и как следует отдохнуть, но после всего пережитого не могу вот так быстро уснуть. Стоит мне закрыть глаза, как все снова повторяется. Меня все еще переполняют негативные эмоции, а перед глазами перепуганные девушки, к которым жестоко отнеслись какие-то бездушные мерзавцы.

Я прислонилась лбом к стеклу и наблюдала за сменяющимся пейзажем за окном. Ночь в Нью-Йорке отгонял свет, исходящий от вывесок магазинов, кафе и ресторанов. Гирлянды на деревьях и столбах. Искусственный свет, созданный человечеством, прогонял естественный приглушенный свет звезд и луны, пользуясь своим сильным преимуществом. Тучи скрылись далеко за лесами, и теперь можно увидеть черное небо, усыпанное мириадами звезд. Величественная луна возвышалась и хвасталась своей красотой, пытаясь привлечь к себе внимание. Но современных людей она уже мало интересовала. Мало кто сейчас любит думать о мечте и при этом смотреть на луну, будто она самый главный трофей к ее исполнению. Человечество заменило это прекрасное слово, поселяющее в сердце какое-то особое чувство теплоты, словом цель и всячески пытается достичь ее, не заостряя своего внимания на какие-то пустяки, дабы не тратить попусту время.

Роботы. Мы превращаемся в роботов. Но самое прекрасное то, что этого современного проклятия можно избежать, если признать чувство любви. Она, как правило, не спрашивает, когда заявиться, но человек всячески старается ее заглушить, когда она уживается внутри него. Для многих любовь – паразит, который появляется в организме, а потом его вывести невозможно. Но мне больше симпатизируют те, кто уважает это чувство и принимает, даже если не ждал. Я считаю этих людей сильными. Может любовь порой жестока и не окрыляет, а наоборот, ломает, но все равно делает нас, людей, чувственнее.

– Куда мы едем? – хрипло спросила я, не отнимая глаз от шумного ночного Нью-Йорка за окном.

– Ко мне, – коротко ответил Эдвард, и я перевела на него слегка удивленный взгляд. Мой затуманенный Эдвардом разум трактует его фразу несколько интимно.

– Зачем к Вам?

– Мне не хочется ехать за город. Это надолго. – В его голосе слышится усталость. – Переночуешь у меня в гостевой спальне.

Я не стала протестовать. Я бы могла сама поехать от пентхауса Эдварда, но чувствую, что не в силах следить за дорогой. Мы оба устали.

Эдвард припарковался в подземной парковке. Я была у Эльвиры два раза, но только сейчас поняла, что Эдвард проживает в этом же здании, только на два этажа выше. Как я могла не увидеть его имени в лифте под кнопкой его квартиры? Завтра утром, точнее уже сегодня, могу сразу же заглянуть к ней и узнать о ее самочувствии.

Когда лифт остановился и пропищал, двери сразу открылись, и Эдвард жестом руки показал мне войти первой. Я шагнула на кафельный пол карамельного оттенка и робко прошла вперед, сжимая в руках свою кожанку. Вокруг было темно, и лишь яркий свет города за панорамными окнами слегка освещал просторное помещение, пока Эдвард не включил высокие светильники на полу. Лампочки на потолке он включать не стал, решая оставить приглушенный свет, что придает уют. Стена передо мной была вся стеклянной, а за ней расположились терраса и небольшой сад. Огромные окна в пол выходят на привлекательную часть Манхэттена и Центральный парк. Когда я там гуляла с Брук, даже не подозревала, что в одном из этих небоскребов живет Эдвард Дэвис, с которым меня столкнет судьба.

Я осмотрелась, делая маленькие шаги вглубь. Вокруг дорогостоящая мебель из гладкой кожи кремового цвета и много стекла: столики, перегородки, лестница, ведущая на второй этаж. Белые стены четко гармонируют с полом, а пушистый бежевый ковер рядом с современным искусственным камином сразу добавляет уют. Интерьер в стиле минимализма, поэтому здесь нет ничего лишнего, лишь зеленые живые растения.

– Чувствуй себя как дома, – раздался голос Эдварда позади, и я повернулась к нему лицом, чуть улыбнувшись. – Хочешь есть?

Он направился в кухонную зону, и я последовала за ним. Несмотря на то, сколько крови и мертвых тел я сегодня увидела, от упоминания еды в животе заурчало, как отклик о согласии. Я села за барную стойку, положив куртку рядом, и облокотилась о поверхность стола. Эдвард открыл холодильник и достал оттуда готовое мясо с салатом в контейнере. Он повозился рядом с микроволновкой и повернулся ко мне лицом.

– Я быстро приму душ, а потом предоставлю его тебе.

Я кивнула, осматривая его. На футболке засохшая кровь. Она пропиталась и даже его живот окрасился красным. Я это заметила мельком, когда Эдвард стянул с себя в нетерпении футболку и бросил ее в мусорное ведро. Естественно, я не стала бесстыдно пялиться на него, хотя очень хотелось рассмотреть эти рельефные мышцы и просто каждый сантиметр его безупречного оголенного верха. Я смогла посмотреть на него только тогда, когда он поднимался вверх по лестнице, и видеть его оголенные широкие плечи, мужественную талию и мускулистые руки.

Я прикрыла глаза и вздохнула. От одного его вида меня бросает в жар, и я словно забываю, как дышать. Микроволновка пропищала, и я слезла с высокого стула, чтобы наложить еду. Помыв руки, я достала тарелки и разложила мясо. Салат оставила в контейнере и просто поставила его посредине барного стола. Нет смысла раскладывать еду по тарелкам и накрывать стол как в ресторане.

Эдвард действительно надолго не задержался в ванной. Он спустился ко мне уже в свежих, серых хлопковых штанах и в белой футболке. Его взъерошенные, чуть влажные волосы выглядели нелепо, но для меня это было мило. И вообще, в домашнем виде Эдвард выглядит еще привлекательнее, что мне хочется смотреть на него неотрывно.

Я сначала решила принять пищу, а потом уже насладиться душем.

Я жевала еду, отделяя мясо курицы от косточки пальцами. Мы с Эдвардом молча ели, сидя напротив друг друга, но я вдруг ощутила на себе его пристальный взгляд и подняла глаза. Он был слегка хмурым, но, как всегда, нечитаемым для меня.

Я сглотнула и облизала масленые губы.

– Что? – тихо спросила я.

Эдвард покачал головой и снова опустил глаза. Я вздохнула и оставила недоеденное крылышко, вставая из-за барной стойки.

– Я в душ. Где могу его найти?

– Вторая дверь.

Кивнув, я направилась к лестнице, но Эдвард не дал мне подняться. Внезапно он схватил меня за запястье и повернул к себе, когда я ступила на первую ступеньку. Мои округленные глаза говорили о непонимании и о легком шоке. Эдвард выглядел подавленным.

– Меня волнует твое состояние, – выпалил он низким голосом, сжимая мою руку. – Ты убила, и теперь я не знаю, что творится внутри тебя.

Я была удивлена тем, что Эдварда настолько сильно могут интересовать мои глубокие чувства. Я отрыла рот, но не знала, что ответить. В этот момент вспомнила девятнадцатый день своего рождения и слова Эдварда.

– Вы же сами говорили, что теперь я буду стрелять в людей.

– Но только при самозащите, это совершенно другое. Зачем ты вообще сделала это ради меня? Ты бы могла предупредить как-то, и я бы убил его сам. – Я слышу отчаяние в его голосе, и мое лицо приобретает страдальческое выражение. Эдварду оказывается было важно, чтобы на моих руках не было крови подонков, но я решила по-другому.

– Я сделала это и не жалею о содеянном, – уверенно ответила я. – Может хотя бы сейчас скажете мне «спасибо»? – выгнула я бровь.

Уголки его губ приподнялись, и его лицо наконец повеселело. Этим вопросом у меня получилось перевести разговор на непринужденный лад.

– Так ты убила, только чтобы услышать это слово от меня?

Я защитила тебя, потому что безгранично люблю и, если бы с тобой что-то случилось, то я бы потеряла какой-то смысл в жизни. Я бы корила себя всю жизнь за то, что ничего не сделала во имя твоего спасения.

Но этого я ему сказать не могу.

– Вы угадали, – улыбнулась я. – Но вряд ли услышу, даже если сама буду угрожать Вам пистолетом.

Его хватка ослабла, и я отошла от него, поднимаясь по лестнице. Дойдя до середины, Эдвард сказал мне в след:

– Спасибо.

Я замерла на месте. Мои губы сами по себе растянулись в улыбке.

– Вы бы сделали ради меня тоже самое, – ответила я, не оборачиваясь, и стала подниматься дальше.

Душ меня приятно расслабил, но лишь тело. Внутри все такая же тяжесть, которая усиливается практически с каждым днем, и каждую минуту своей жизни я боюсь, что не смогу справиться с таким огромным наплывом.

Проблемы в моей жизни – это айсберг, который увеличивается и становится тяжелее, отчего превращается в огромного непобедимого для солнца мутантом. Что если во мне этого льда накопится столько, что когда я снова кану в свою привычную беззаботную жизнь, то не смогу высвободиться от этой тяжести? Что будет тогда? Снова реабилитационный центр?..

У Эдварда нашлась запасная зубная щетка, которую он для меня подготовил и оставил на белом махровом полотенце. Так же, как теплый халат цвета кофе, висевший на вешалке. Я обтерлась полотенцем и собрала в него волосы, накидывая на себя большой для моего размера халат, сразу ощущая его тепло и то, как нежно он касается моей кожи.

Сон все не шел. Кажется, оставшуюся ночь просто буду ворочаться на постели с закрытыми глазами. Мысли не покидают мою голову, и мозг продолжает быть активным. Он анализирует против моей воли, взвешивает и уже планирует мою жизнь вне этого мира. Конечно, я сразу поступаю в университет, и это единственный глобальный шаг. Для моего морального состояния тоже выпадет ряд испытаний. Например, как забыть свою жизнь в этом мрачном мире, то, что я вытворяла и, не менее важное, а даже самое главное, – как забыть Эдварда Дэвиса. Планировать легко, но, когда настает момент практики, становится тяжелее, и будто все, что безупречно было распланировано в голове, просто накрывается густым туманом, словно ничего и не было.

Спустившись вниз, я обнаружила Эдварда, сидящего на бежевом пушистом ковре напротив уже горящего камина. Огонь плавно переливался на экране и завораживал. Хотелось бы еще слышать треск дров для полной блаженной атмосферы.

Я тихо подошла к нему босыми ногами, но Эдвард сразу услышал меня своим чутким слухом, повернув ко мне голову. В его руке был стакан с коньяком, а на полу бутылка.

– Если ты хочешь спать, твоя спальня на втором этаже третья дверь справа, – сказал он умиротворенным голосом.

Я отрицательно покачала головой.

– Я не хочу спать, – сказала я и села рядом с ним на ковер, завороженная огнем.

– Будешь что-нибудь пить? Сок? – неуверенно добавил он, разглядывая меня. Будто вспомнив сколько мне лет, Эдвард, пребывая в сомнении не знал, можно ли мне предложить крепкую выпивку.

Я указала подбородком на бутылку с коньяком, на что Эдвард удивленно вскинул брови, и уголки его губ дрогнули. Он молча встал и достал еще один стакан, наливая туда янтарной жидкости. Я приняла спиртное и сделала маленький глоток. Горькая жидкость обожгла ротовую полость, глотку, дыхательные пути и желудок. После принятое спиртное будто сразу транспортировалось в мозг, вызвав легкое головокружение. Эдвард внимательно наблюдал за мной с легкой улыбкой, но я не сморщилась, чего он, видимо, ждал.

– Я не выпендриваюсь, – пробурчала я, и Эдвард усмехнулся, снова направляя глаза на огонь в камине.

Атмосфера вокруг нас настолько уютная, что хочется улыбаться от блаженства. Приглушенный свет светильников в гостиной и огонь в камине создавали непревзойденный комфорт, благодаря чему в душу медленно подкрадывалось успокоение, которое я с удовольствие принимала по капельке. Не каждый день и ночь могу так себя чувствовать. И не каждую ночь могу сидеть вот так…с ним.

Я посмотрела на Эдварда. Он задумчиво делал маленькие глотки из своего стакана и наблюдал за огнем.

– О чем Вы думайте? – Этот вопрос меня интересует с самой первой встречи с ним.

Эдвард вздохнул и, смотря на огонь, заговорил:

– О том, как все быстро меняется в жизни. Вчера вроде жил по одной системе, а сегодня уже по другой, совершенно новой, и приходится прикладывать все усилия, чтобы адаптироваться к этому новому.

– Вас это пугает?

– Не смена бытия меня пугает, а скорее мои собственные ощущения. Они тоже меняются в зависимости от окружающих людей и действительности. Вчера я был жестче, а сегодня… – он бросил на меня мимолетный нечитаемый взгляд и опустошил свой стакан, с трудом глотая коньяк, будто в его горле неожиданно встал ком.

Он не хочет мне этого говорить. Его внутренние чувства и переживания – это личное дело, и он ни с кем не собирается делиться этим. Я хочу быть психологом, но если мне в будущем достанется подобный клиент, то выкручиваться будет тяжко. К таким особо скрытным нужен такой же особый подход, который практически невозможно найти. Единственный способ – это гипноз, но даже он не гарантирует успех.

– Тебе Джон все выложил? – Его голос огрубел.

Я прикусила нижнюю губу.

– Не ругайте его. Я заставила, – невинно сообщила я.

– Заставила…невероятно, – пробурчал он. – Я с ним уже поговорил, пока ты была в душе, – уже громче объявил Эдвард.

– Он жив?

– Наслаждается жизнью. Но наказание последует.

– Побьете его ремнем?

Эдвард не сдержался и рассмеялся.

– Я не извращенец, чтобы бить мужчину ремнем.

Мои щеки налились румянцем.

– Я думала, Вы именно так проверяете людей на верность – до смерти избивайте ремнем, и пока работник не поклянется в верности, не остановитесь.

– У тебя очень обширный кругозор на тему ремня, – каким-то мягким и чарующим голосом проговорил Эдвард.

Я даже не осмелилась посмотреть на него. Боже, я сейчас задохнусь от жары и сильного сердцебиения. Неужели я могу поддерживать такие темы для разговора с мужчиной? Это новое открытие для меня в себе же.

– Мне Марта рассказала, что Ваша мама была знакома с моей, – поменяла я тему, уже став серьезной.

Эдвард открыл бутылку и налил себе еще порцию коньяка.

– Поэтому Вы ее знали?

– Помню, как увидел Лили в первый раз. Мне недавно исполнилось десять, когда она пришла к нам в гости. Эльвире едва исполнилось четыре и, когда она увидела выпуклый живот Лили, очень удивилась и даже испугалась. – Эдвард улыбнулся. Эти воспоминания откликаются теплом в нем. – Она мне понравилась, потому что чувствовал такую же ауру, исходящую от нее, как и от мамы. Такая же добрая и светлая. Лили объясняла Эльвире, почему у нее такой живот, а я сидел неподалеку, читал книгу и тоже слушал, хотя пытался сделать вид, что мне не интересно.

Я согнула ноги и прижала их к груди. Положила голову на колени, смотря на Эдварда и его умиротворённое лицо. Мои глаза уже были на мокром месте.

– Лили рассказывала об этом, словно сказку, которые так любила Эля. Говорила, что внутри нее живет принцесса, и скоро она появится на свет. Эльвира начала ждать тебя с нетерпением. А я с любопытством. Но… – лицо Эдварда помрачнело и умиротворение рассеялось. – Мы тебя так и не увидели. В день твоего рождения умерла наша мать, и потом я увидел Лили только на похоронах. После, – когда мне исполнилось восемнадцать. А позже ее гроб.

Я с усилием сглотнула и вытерла непрошеную слезу со щеки, шмыгнув носом.

– Что случилось с Вашей мамой? – тихо спросила я, боясь спугнуть у Эдварда это желание быть откровенным.

– Ее убил мой отец, но в полиции были сведения о несчастном случае, – твердым голосом ответил он, отпивая коньяк.

Я не смогла скрыть ужаса на лице. Слезы тоже выходили сами по себе, их поток я была не в силах остановить.

– Потом нам с Эльвирой пришлось жить с тираном. Марта была рядом, и она единственный родной для нас человек в те ужасные года. Я смог дать отпор только когда подрос. Все продолжительные издевательства от отца усугубили мое состояние, и я стал агрессивным. Порой в приступе агрессии переставал понимать, что вытворяю.

Поэтому он сейчас такой. Это все детские травмы, которые не были своевременно подавлены и забыты. Поэтому его комната такая странная и вселяет ужас. Эти рисунки гвоздиками, будто его запирали в спальне, и он коротал таким образом время. Эти ужасные рисунки, которые до сих пор четко стоят перед моими глазами и посылают мурашки по телу. Эдвард рисовал то, что видел в своей реальности, пытаясь хоть как-то справиться с болью в душе и сердце. Он рассказывал о своих переживаниях только бумаге. Вот почему лицо мужчины на фото с яростью изрисовано крестом.

Боже, если бы у него был хороший психолог, то Эдвард бы справился с душевной болью и переживаниями, его бы освободили от оков, и жизнь стала бы чуть проще.

Теперь Эдвард повзрослел и сам смог решить свои проблемы, но осадок остался. Ему необходимо выговариваться, а в приступах агрессии нужен такой человек, в глазах которого он не увидит страх, который способен его успокоить. Его душа изранена многочисленными травмами, и Эдвард искал способы, как справиться с ними.

– Поэтому Вы теперь такой человек, занимаете место мафиози? Чтобы забыться?

– Тьмы во мне накопилось слишком много, Элла. И единственный вариант освобождаться от нее – это выплеснуть все в этот мир, в этих гнилых людей.

Источник проблемы – его жестокий отец. Из-за него Эдвард стал таким. Если он продолжает таить на него глубочайшую обиду, даже ненависть, то ему не справиться с агрессией. Конечно, агрессия – это вполне естественная эмоция для человека, но у Эдварда она очень сильна и губительна для его здоровья. Злость на отца накапливалась внутри него годами, и образовался шар, который готов вот-вот лопнуть. Если это случится, то последствия будут необратимыми. Этот шар нужно постепенно уменьшать. Его заранее не научили справляться с агрессией, а жестокий отец оттачивал ее в Эдварде, словно нож.

– Что случилось с Вашим отцом?

– У него случился инфаркт, но он выжил. Лежал в реанимации. Я навестил его и, смотря в глаза, выключил аппарат поддержания жизни. Тот же несчастный случай.

Эдвард повернул ко мне голову и горько усмехнулся, видимо, заметив мою растерянность и безвыходность на лице.

– Осуждаешь теперь?

– Нет, – сдавленно ответила я, но в голосе присутствовала уверенность. – Я тоже готова пойти на все, только бы отомстить за любимых родных. За маму, за брата и отца. Все ведь исходит из этого мира, и я должна найти тот эпицентр, откуда исходит злость на нашу семью.

– Не должна, – спокойно проговорил Эдвард.

– Должна, – упрямилась я.

– Не должна! – грубо выкрикнул он так, что я вздрогнула. – Месть… она засасывает. От нее не освободиться, когда попробуешь на вкус хоть раз. Посмотри на меня, я обозлился на весь мир и продолжаю ходить по натоптанной дорожке.

– Я, в отличии от Вас, лучше понимаю внутренний мир человека и свой, поэтому и хочу быть психологом. Я понимаю, что нельзя зацикливаться на одном и том же.

– Так или иначе за твою мать уже отомстили, – выплюнул Эдвард и опустошил стакан.

– Кто? – спросила я онемевшими губами, почти беззвучно, застыв в шоке.

– Неважно.

– Это Вы? Вы помогли отцу отомстить? Поэтому он задолжал Вам? – оживленная озвучила я свои доводы.

– Элла, – процедил он.

– Кто это сделал? Кто убил мою маму? – не унималась я, уже придвинувшись к нему и схватив за плечо. Эта информация для меня нужна как воздух, я уже стала одержима открытием.

– Я не могу тебе сейчас этого сказать, – спокойно ответил он, смотря в мои глаза, и накрыл мою руку на его плече своей. – Но обещаю, что скажу, когда все закончится, – прошептал он.

Мое дыхание оборвалось. Отчаяние захлестнуло меня с головой и вызвало очередные слезы. Это невыносимо – быть настолько близкой к разгадке, но осталось последнее препятствие, на которое уйдет много сил, чтобы избавиться от него.

– А взрыв? – дрожащим шепотом спросила я. – Вы что-нибудь знайте об этом?

Эдвард блуждал по моему лицу своими потемневшими янтарными глазами. Мы были на очень близком расстоянии, и это отзывалось в моем теле жаром. Я ощущала горячее тяжелое дыхание Эдварда на своих губах, когда стояла на коленях, почти прижавшись к нему, и продолжала сжимать его плечо ладонью.

– Пока ничего, но я расследую это дело.

– Вы лжете, – процедила я сквозь зубы. Этот мужчина всевидящий, и он знает обо всем.

– Я много о чем тебе лгу, Элла. Много что скрываю от тебя, – совершенно спокойно ответил он, полностью ошарашив меня этим открытием.

Злость вперемешку с беспомощностью и смятением застыли на моем лице, но, когда Эдвард провел по моей щеке пальцами, все будто рассеялось, и я расслабилась. Ему не нужно вылезать из кожи вон, чтобы успокоить меня.

– Но я обещаю тебе обо всем рассказать, когда мы закончим дело.

– Кормите меня обещаниями? Я не буду сыта ими. Наоборот, хочу больше.

– Мои обещания всегда выполняются. Просто потерпи.

– Почему Вы не хотите сказать мне обо всем сейчас?

– Потому что ты можешь все испортить, когда пойдешь на поводу ярости и желании отомстить, а мне нужно твое хладнокровие и больше времени.

И почему-то его слова ударили меня под дых. Я понимаю, что нужна ему только чтобы убрать из игры Клауса, а выплачивать долг – это всего лишь предлог. Я позволяю ему себя использовать, чтобы достичь успеха, а потом Эдвард обо мне забудет, когда отпустит. Я закрывала на это глаза, считая, что помогаю отцу, а на деле у Эдварда на меня другие планы. Уверена, ему плевать на этот долг. Деньги его мало интересуют. Просто он хотел держать отца подле себя, сцепив его оковами долга, и ждать какого-то подходящего момента.

Мой приз внезапно изменился в это мгновение. Теперь, выполнив дело, я выплачу не долг отца, а раскрою все тайны своей семьи, о которых Эдвард осведомлен точно так же, как знать алфавит.

Я снова осела на пол, кое-что осознав, и это осознание ввело меня в ступор. Волнение пронеслось в моей груди со скоростью света.

– Вы знали о каждом шаге моего отца, – тихо проговорила я.

– Этого скрывать не стану.

– Тогда зачем этот цирк с тем, что Вы якобы думали, что я мертва?

Эдвард не был растерянным или удивленным. Его каменное выражение лица бесило меня. Мне так хотелось вывести его на эмоции, но эта миссия не выполнима.

– Не хотел, чтобы Винсент нервничал еще больше.

Да он играет лучше меня. Эмоция удивления, когда он увидел меня в кабинете отца, просто профессионально отыгранная фальшь. Я уже начинаю побаиваться этого мужчину, ведь не мыслю, что он знает обо мне, когда смотрю в его глаза и говорю с ним. Я могу врать ему, но он все равно знает правду, а вида не подаст.

Поэтому он так много знает обо мне. Про мой день рождения, про стрельбу с отцом на поле, про…да он знает обо всем! От таких людей стоит держаться подальше, но я по воле судьбы рядом с таким и даже готова ради него жизнь отдать, потому что полюбила. Я ненормальная. Просто долбаная мазохистка! И что еще более ужасает, он может такими темпами узнать и о моей любви к нему.

– Как давно Вы решили использовать меня в своих целях? – Злости не было, лишь горькая обида.

Эдвард вздохнул.

– Я до последнего сопротивлялся своим желаниям, Элла, поверь мне.

Для большей убедительности он смотрел прямо в мои глаза, когда говорил об этом, но этот человек способен обмануть, ввести в заблуждение, даже если его глаза доступны моему взору. Он мастер по скрыванию эмоций.

Будто заметив мое замешательство, Эдвард повернулся ко мне всем корпусом и взял за щеки своими ладонями.

– Элла, поверь мне. Я не хотел этого. И я тебя не использую. Ты сама решила помочь отцу и добила мое сопротивление. Если бы я использовал тебя, то не переживал бы так о тебе. – Его лицо передо мной накрыто тревогой, а глаза сияют от муки.

Я прикрыла глаза. Он говорит правду. Сейчас я так подумала и поверила ему, но если выйдет противоположное, то это меня сломает, и я разочаруюсь не только в Эдварде, но и в себе. А хуже разочарования ничего не может быть, поскольку после него остается лишь пустота, даже не ненависть. Пустота съедает душу по кусочкам и приносит страдания. Пока я считаю, что в глазах Эдварда я не просто трофей. И очень надеюсь, что я не стану для него каким-то обесцененным предметом, который стал бесполезным после выполненной миссии. Меня это не просто сломает, а раздавит.

Эдвард снял с моей головы полотенце, нежно притянул меня к себе и позволил положить голову на его бедра, чтобы я смогла расслабиться после тяжелого разговора.

Сегодня мне открылось многое, но столько же еще под непроглядным мраком, и только Эдварду под силу его разогнать, чтобы я увидела оставшиеся тайны моей жизни, моей семьи. Так и ощущаю в голове тяжесть мозга, который впитал в себя много непростой для восприятия информации. Из-за того, что я боюсь быть запутанной и довериться своей интуиции, голосу своей души, мозг продолжает анализировать и искать новые пути выхода в этой сложной цепочке. Пытается через уже известное выйти на другие тайны, но это бесполезно. Эдвард выстроил такую систему, что последовательно до конечной цели просто не добраться. Меня скорее кидает из стороны в сторону, и от этого резкого темпа я рискую сойти с ума.

Как он может жить так? Его жизнь – это полная неразбериха. Или это мне так кажется? Ведь он такой собранный. Это то, чего я так избегала, но и сама не смогла сопротивляться этой сильной воронке, которая засосала меня и поставила рядом с Эдвардом. Его мир поглотил меня.

Эдвард гладил меня по голове, перебирая мои влажные волосы, будто так хотел скорее успокоить. И у него получалось. Эти ласки от него словно редкий наркотик, поставки которого я терпеливо выжидаю. Я зачарованно смотрела на полыхающий огонь, и все это меня будто околдовывало.

Но страх никуда не подевался. Он незримой дымкой летает внутри меня и не позволяет теперь терять бдительность. Я не могу позволить, чтобы любовь к Эдварду ослепила меня, не могу стать бесхребетной инфузорией.

Интересно, а он сам боится хоть чего-нибудь?

– У Вас есть в жизни то, что Вам страшно присвоить себе, но очень хотите? – на грани шепота спросила я.

– Да, – незамедлительно ответил Эдвард ровным тоном, продолжая усыплять меня своими ласками.

– А если бы Вам представился шанс…Если бы Вы закрыли глаза на страх, забрали бы желаемое себе? – пробормотала я, почти закрывая глаза.

Он несколько секунд помолчал. Его рука с моей головы переместилась на плечо и скользнула вдоль руки.

– Еще не решил, – прохрипел он, и это последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в сон.