Читать книгу Несовместимые. Книга вторая - - Страница 11

Эдвард

Я гладил ее по влажным волосам, ощущая под пальцами их шелковистость, и понимал, что это занятие приносит мне удовольствие. Улавливая на слух ее сопение, когда она уснула, положив голову на мои ноги, я осознавал, что мне нравится этот звук: умиротворяющий и нежный. Пугало ли меня это? Скорее да, чем нет. Рядом с ней я порой ловлю себя на мысли, что не знаю, чего хочу от нее. На деле я ничего не имею права ждать от этой юной девушки, но внутренние явления, неведомые мне, шепчут что-то иное. Что-то появляется, и это неизвестное приводит меня в замешательство.

Иногда погружаюсь в свои чувства, чтобы услышать этот приглушенный голос, и слышу ее – Эллу. Вижу ее образ, который въелся мне в мозг, и я не в состоянии прогнать ее из своих мыслей и души, которую она пробуждает. Неважно как – мимолетными касаниями, своим присутствием или одним взглядом, у нее получается это без всяких усилий.

Так не должно быть.

Я отталкиваю, думаю, что у меня получилось избавиться от ее присутствия внутри меня, но Элла оттуда не выходит. Не покидает меня ни на секунду. Она уже живет там.

Так не должно быть!

Она идеальна…порой я перестаю видеть в ней ребенка. Перед глазами роковая и страстная женщина, способная свести с ума. Она прятала это внутри себя и теперь показывает, а я наслаждаюсь зрелищем. Но мне нравится и ее невинность. Нравится ее детская натура, которая иногда пробуждается в ней. Эта смесь похожа на дьявольский напиток, который хочется беспрекословно испить.

Так не должно быть…но уже ничего не исправить, и я просто позволяю просыпающимся чувствам усилиться и поглотить меня. Уже не могу сопротивляться им, они крепчают с каждым днем.

Тьма внутри меня рассеивается при виде нее. Светлая сторона в ней доминирующая. Ее алые губы манящие. Даже сейчас, потрескавшиеся и бледные, они привлекают меня. Я невольно тянусь к ним и касаюсь сухих приоткрытых губ пальцами. Сглатываю.

Ее улыбка светлая, пронзающая, сливающаяся с грустью, и она достает до самой моей дремлющей души. Голос порой звонкий, как переливающийся ручей. Но чаще всего я слышу его, как разбивающееся в ведре стекло, – оно пропитано болью, как и выражение ее глаз. Эти чертовы голубые глаза!

Когда я смотрю в них, мне кажется, будто сам лед покрывает мою кожу коркой, но они так и манят в свои сети, потому что излучают доверие и тепло, когда направлены на меня. Она старается отогнать этот холод, которым не хочет окутывать меня, но не прочь сделать это с другими представителями мужского пола. Мне хотелось снова накричать на нее из-за того, с каким доверием она смотрит на меня. Доверять мне – это добровольно идти за мной во мрак. Поэтому я хочу заглушить в себе эти чувства, чтобы не омрачить ее.

Элла не знает, о чем я думаю, когда смотрю на нее. Эти изгибы ее божественного тела, скрытые под одеждой, заставляют меня думать о самых грязных вещах. Тем более, когда она начала одеваться так сексуально. Каких только усилий мне пришлось приложить, чтобы перестать смотреть на Эллу похотливым взглядом, когда она заявилась в дом к Клаусу в откровенном платье. Я не хотел быть таким, как все остальные, не скрывающие грязной похоти, смотря на нее. Клянусь, мне хотелось каждому дать по морде, выколоть их чертовы глаза, чтобы они перестали смотреть на нее и раздевать глазами. Я хочу, чтобы на нее смотрели с восхищением. Но в этом дьявольском мире это невозможно.

Я переживаю, когда она находится без меня. Точка на экране, показывающее ее местоположение, не успокаивает меня полностью. Я всегда хочу быть рядом и знать про нее все. Видеть своими глазами, что она в безопасности.

Не могу скрывать того факта, что, смотря на нее, порой в моей голове просыпаются такие мысли, какие ей не знакомы. Я бы мог научить ее всему этому, но другая сторона, адекватная сторона, кричит о том, чтобы я не прикасался к ней никогда и ни за что. Не касался ее кожи. Но, черт возьми, она – притягательный запретный наркотик, потому что я не могу сдержаться и уже сейчас провожу рукой по ее руке, поднимаясь выше к шее, чтобы найти оголенный участок ее тела и коснуться пальцами бархатистой нежной кожи. Я заглушаю стон удовольствия.

Я не могу позволить себе большего. Я не могу касаться ее тела, но еще сильнее заставляю себя не касаться ее сердца и души, только чтобы не омрачить тот редкий свет, который я никогда не видел в людях за всю свою сознательную жизнь.

Элла слишком молода и невинна. У нее вся жизнь впереди, а я ее только испорчу. Это то, чего я боюсь, кроме страха за жизнь своей сестры. Теперь и Элла входит в небольшой список моих страхов. Я не боюсь любить ее, я боюсь за ее счастливую жизнь, которую не смогу обеспечить для нее.

Но, когда я увидел ее так близко к Алеку, который собирался ее поцеловать, внутри меня взорвалась атомная бомба. Мне захотелось оттащить его от нее, а потом заявить свои права на Эллу. Но благо во мне установлена программа самоконтроля. Она утвердилась, когда я причинил боль Эльвире, не совладав со своей агрессией. Я подавил в себе эти желания, заставив себя в очередной раз понять, что никаких прав у меня на нее нет. Другой мужчина сделает ее счастливее, чем я. Даже Алек входит в их число. Но ничего не могу поделать с криком собственника внутри. Укол ревности в груди я впервые ощутил тогда, увидев ее с ним. Для меня это было впервые, и я даже подумать не мог, что в свои двадцати девяти лет узнаю о чем-то новом, почувствую что-то неизведанное мне ранее. Куда делся мой эгоизм рядом с ней?

Огонь играл на ее бледной коже и делал вид спящей безупречной Эллы еще умопомрачительнее. Пора бы это заканчивать и переставать изводить себя.

Я осторожно просунул руки под ее ноги и спину, чтобы поднять миниатюрное тело и отнести в спальню. Элла положила голову на мое плечо и обвила руками шею. Сжав челюсть от ощущения ее холодных пальцев на своей коже, я почти не дыша отнес ее в комнату.

Укладывая Эллу на мягкой кровати, я укрыл ее одеялом. Она зарылась носом в мою грудь и обвила рукой талию. Я выдохнул. Это пытка, находиться рядом с объектом своего обожания и не сметь проявить своих чувств в действии. Я понимал, что такой момент уже вряд ли повторится, и просто устроился рядом с ней с тяжелым сердцем. Лучше пусть сегодняшней ночью я пострадаю, но перемешаю эти страдания с наслаждением, ощущая ее присутствие и тепло, чем упущу такой момент и никогда не почувствую этого несравнимого ни с чем удовольствия. Все равно я проснусь раньше, и она не увидит меня. Ее сон слишком крепкий, чтобы невзначай проснуться.

Я провел костяшками пальцев по ее щеке. А еще поймал себя на мысли, что полюбил наблюдать за ней спящей. Это занятие будто приносит мне какое-то умиротворяющее удовольствие. Во сне она такая спокойная, и это спокойствие передается мне. Не знаю, когда началось это умопомешательство. Наверно, когда мы ехали в Пейдж, а Элла уснула на сидении. Или позже, когда я зашел ночью в ее номер в том же самом Пейдже и увидел ее спящей. Но долго наблюдать не мог за той прекрасной картиной, поскольку ее короткие шортики и майка на бретельках сводили меня с ума. Тогда скорее я понял, что меня потянуло к ней физически, и быстро удрал из помещения, убедив себя, что я больше не должен видеть Эллу в таком виде.

Из этой поездки можно сделать один большой вывод: я потянулся к ней, позволил себе думать об Элле слишком часто и с разных ракурсов и даже не заметил, как она въелась мне под кожу, медленно приближаясь к сердцу и душе.

Такая нежная, женственная и просто умопомрачительная. Все это есть и внутри нее, бережно хранит, словно ее душа – это дворец, который хочется рассмотреть детально. Там много прекрасного и особенного, характеризующего ее личность. Мне хочется изучить ее, и в самых скрытых своих желаниях я жажду узнать, какова ее любовь. Она так защищает это чувство, и даже мои слова не разочаровали ее. Сейчас я этому рад. Раньше я говорил Элле много непозволительно лишнего, не переживая о ее чувствах. Сейчас хочу держать рот на замке и не омрачать красоту и эстетичность ее души.

Я стал гребаным романтиком. Мои мысли меня уже пугают.

Любовь…Я не считаю, что это слабость. Я считал свою любовь до одури бестолковой. Мысленно когда-то дал ей шанс с условием, что если она докажет мне обратное и покажет свое величие, то я приму ее. Сделаю все, чтобы защитить ту, в которую она вселится, даже если вокруг куча препятствий и угрозы. И вот она явилась во всем своем великолепии, хранящая внутри бескрайний океан любви и нежности, но с острым взглядом двух льдин, благодаря которым она не подпускает к себе близко нежелательных личностей. Она ласковее весенних цветов, а ее свет души уже давно ослепил меня. Я даже не смог проконтролировать и позволил этому случиться.

Моя любовь действительна бестолкова. Она выбрала самую невинную душу, которой я недостоин.

Я даже не понял, как быстро уснул рядом с Эллой. Канул в крепкий сон, что феноменально, вдыхая аромат ее собственного тела. Тот цветочный запах она смыла. Он ей совсем не подходит.

Я проснулся от какого-то легкого холодного касания и медленно приоткрыл глаза, чаще моргая, чтобы сфокусировать зрение после сна.

Черт возьми, как же крепко я спал, что сейчас даже никуда вставать не хочется. Когда мое сознание уловило реальность, я понял, что нахожусь в одной постели с Эллой, которую обнимаю за талию, а другая моя рука находится на ее груди, чтобы пальцами дотянуться до оголенного участка кожи на шее. Она все еще сопит, и это то, чего я хотел.

Я начал осторожно вытаскивать слегка затекшую руку из-под нее. Элла перекатилась на другой бок, натянув на себя одеяло, тем самым освободив меня.

Я встал с постели и тихо покинул спальню. Закрывая дверь за собой, я не переставал смотреть на нее.

Я оставил мобильник в гостиной, совсем позабыв о нем, благодаря Элле. Рядом с ней все становится таким простым и незначительным, потому что есть лишь она. Мне стоит привести себя в порядок, в основном свои чувства и мысли. Ночью я позволил себе открыться и насладиться моментом, но пора заставить себя вернуться в реальность.

Посмотрев на экран мобильника, я увидел три пропущенных звонка от Джона и набрал ему. Часы показывают 7:45, думаю, он не спит. Ответа ждать долго не пришлось, и я услышал бодрый голос своего друга.

– Ты никогда не пропускал звонки. Или скидывал, или принимал. Другого не дано. Что-то случилось?

– Нет, все в норме. Забыл мобильник внизу, а сам уснул наверху.

– Странно. Ты не выпускаешь его из рук. Спишь с ним.

– Заканчивай. Что у тебя?

Джон прочистил горло и наконец сосредоточился на делах.

– Клаус уже бесится.

– Ты нашел верные слова, чтобы сделать мое утро прекрасным, – довольно произнес я.

– Теперь он рвет и мечет, хочет узнать, кто предатель.

– Он должен до последнего думать, что среди его людей есть предатель. Клаус не должен выйти на Эллу. – Мой голос чуть не дрогнул, когда я подумал о таком исходе, но вовремя взял себя в руки.

– Он не будет ее подозревать, пока не найдет какой-то след, ведущий к ней, или не уловит зацепку. В любом случае Элле теперь нужно работать осторожнее. Вовсе не высовываться и сидеть на своем кресле, чтобы он не захотел следить за ней. Нам хватило Вуда.

– Ты прав. Пока этого достаточно. Будем ждать следующего момента, чтобы вцепиться зубами в компромат.

– Если бы этот черт доверял нашей Элле, то она бы уже достала всю информацию. Теперь придется доставать все по крупицам, – злился Джон.

– Не самое страшное. Есть что-то еще помимо Клауса?

– А, сын чикагского товарища у нас в подвале.

– Ты сегодня определенно меня радуешь, Смит. Именно сегодня, когда я должен был как следует поругать тебя за то, что ты все выложил Элле. – Я уже в нетерпении направлялся в ванную комнату, чтобы собраться.

– Поругать. Какой милый синоним к слову истребить. Что с тобой, Дэвис? Ты какой-то милый.

– Заканчивай свои нетрадиционные шуточки и жди меня. Скоро буду.

– Жду с нетерпением.

– Придурок.

Я услышал его смех и отключился, начиная умываться.

Выходя из ванной, я наткнулся на сонную Эллу, которая потирала глаза, отгоняя остатки сна. Она отскочила от двери, которой я ее чуть не треснул, резко открывая.

– Ты зачем так рано встала?

– Я спустилась вниз, чтобы поискать свой мобильник и обратно лечь спать, но мне позвонил Алек и сказал срочно приезжать в фирму, – все еще сонным голосом объяснила она.

Мой мобильник тут же зазвонил в кармане, и на кране высветился номер Алека. Видимо, теперь мне хочет сообщить о происшествии на территории Либорио.

– Слушаю, Купер.

– Товар перехвачен Вудом, – коротко объяснил он. – Все хотят видеть Эллу. Точнее Дженнифер. – В его голосе есть нервные нотки.

Я посмотрел на Эллу. Она выжидающе смотрела на меня, почесывая голову со взъерошенными волосами. Передо мной она сейчас такая маленькая и по-детски нежная, что непривычно потом смотреть на ее преображение в Дженнифер и слушать из этих прекрасных уст грязные слова. Слушать вместо тонкого и нежного голоса строгий и твердый. Смотреть в глаза, которые теряют на какое-то время, когда ей нужно быть Дженнифер, невинный блеск и превращаются в дерзкие и дикие. Видеть ее такую не могу!

Я хотел похоронить Эллу Тейлор и создать новую версию, но больше не хочу. Эти идеи кажутся мне теперь бесполезными.

– Хорошо. Я поговорю с ней сейчас, и она приедет.

– Только темпа побольше. Люди психуют.

– Сам успокойся и настрой их на нужный спокойный лад, чтобы Элле не пришлось выслушивать их наглости.

Я сбросил звонок и вздохнул.

– Что случилось?

– Либорио заказывал товар у итальянцев еще при жизни. Там оружие. Твои люди недоглядели, и этот товар перехватил Вуд, – объяснил я.

Элла нахмурилась.

– Он что теперь, из-за своих денег до конца будет меня терроризировать?

Я улыбнулся.

– Ты справишься? – с волнением в голосе спросил я.

Элла вздохнула. На ее лице сразу появилась усталость, хотя она только проснулась. Одно упоминание о делах Либорио приводит ее в состоянии «оставьте-меня-в-покое».

Я бы мог сказать ей все оставить и забыть про этот долг, который меня не интересует, и начать жить спокойно. Но как Элла отреагирует на мои слова? К тому же она уже не уйдет, пока не узнает все секреты, окружающие ее.

Из-за дел отца светлая девушка теперь связана с дьявольским миром, в котором ей не место. Если бы только у нее не было такого ярого желания помогать своим близким, то вряд ли она была здесь. Даже я бы смог проконтролировать свои порывы забрать ее к себе и сделать из нее своего шпиона. Но вся система разрушилась. Теперь живем так, как есть. Мое дело – приблизить тот день, когда я ее отпущу.

Отпустить – тяжелое слово для моего восприятия.

– А куда я денусь? – пробрался тонкий и шелковистый голос в мою голову. Элла пожала плечами. – Сейчас я спущусь к Эльвире, выпрямлю волосы, оденусь и нанесу макияж. Снова стану стервозной Дженнифер и все разрулю.

Мне нравится уверенность в ее голосе, пусть она смешана с усталостью и презрением ко всему делу, которое она выполняет на месте Либорио. Элла с удовольствием медленно истребляет Клауса, но еле выносит работу мафиози. Для такой, как она, это вполне естественно.

Я сдержанно кивнул, хотя очень хотел обнять и спрятать от всего этого, решить все самостоятельно.

– Алек будет рядом.

Я ему доверял, как самому себе, когда только приказал быть рядом с Эллой. Но, когда я увидел сцену в родительском доме, а позже его заинтересованный взгляд на ней, начал нервничать. Я обязан подавить это истребляющее чувство ревности в себе и позволить Элле быть счастливой с тем, кто достоин ее.

Но, смотря на нее, мне уже кажется, что эту девушку никто не достоин. Мне хочется спрятать ее под куполом так, чтобы никто не посмел к ней притронуться, дышать с ней один воздухом. Даже я. Но это эгоизм и чувство собственника орут во мне, а никак не желание сделать Эллу счастливой. Она не моя личная собственность. Но в глубине души что-то неизведанное мне тихим голосом твердит, что Элла должна быть моей. Это уже невыносимо.

Элла умывалась в ванной, пока я заваривал нам кофе.

– Оу, а можно мне зеленый чай? – робко спросила Элла, оказавшись у меня за спиной.

Я развернулся и опустил глаза вниз. Рядом со мной она выглядит крошечной. При первой нашей встрече я даже сразу не заметил ее. Теперь, когда слышу ее тонкий голосок, сразу понимаю, что мне нужно смотреть вниз, чтобы увидеть обладателя этого чарующего мое сознание голоса.

– Ты не пьешь кофе?

– Пью. Просто по утрам не особо люблю напиваться им. Горький привкус во рту будто остается на весь день.

Элла поморщилась и погладила свое бедро. Я опустил глаза еще ниже, наблюдая за тем, как она бережно массирует свою ногу под тканью халата.

– Тебя что-то беспокоит?

– Заметила синяк на бедре. Видимо, ударилась вчера, а сегодня боль показала себя, когда адреналин окончательно вышел из организма.

– Дай я посмотрю.

Я сделал шаг к ней, но Элла наоборот сделала шаг от меня, вытянув руку вперед. Ее глаза чуть расширились.

– Не надо. Это обычный синяк. – Ее голос чуть задрожал, и она тут же прочистила горло.

– Все равно нужно обработать. Пройдет быстрее, – уверил я ее и направился в ванную за аптечкой, попутно усаживая Эллу на кресло.

Я знаю, что Элла пережила в прошлом. Я знаю о ее жизни все. Попытка изнасилования оставила след в ее памяти, в ее психике. И теперь любые упоминания о мужских прикосновениях на оголенных участках кожи доводят Эллу до легкого ужаса. Я хочу, чтобы она хотя бы не боялась меня и привыкла ко мне.

Я сел у ее ног, открыв аптечку, и посмотрел прямо в ее глаза. Элла выглядит слегка растерянной. Я сделал вид, что ничего глобального сейчас не происходит, и непринужденно отодвинул ткань халата с ее больной ноги, рассматривая внушительный синяк бордового оттенка.

Элла чуть вздрогнула, когда мои пальцы коснулись ее кожи, но и на этом я старался не заострять внимания. Нужно показать ей свое равнодушие, хотя мне это дается с трудом. Настроить ее на такую обстановку, будто я врач и просто обрабатываю рану.

Сжав ее колено, когда в аптечке другой рукой искал мазь, я ощущал ее напряжение. Я метнул взгляд на ее руки, которые до побеления костяшек сжимали подлокотники кресла, и от увиденного сжал челюсть. Ее нервоз передавался и мне. Чувствуя тепло ее тела под ладонью, я еле сдерживал в себе отчаянный вздох.

Холодная мазь змейкой легла на мои пальцы, а после я бережно нанес ее на рану Эллы, медленно массируя ладонью бедро. Она снова вздрогнула и судорожно выдохнула, но теперь уже от ощущения прохлады, поскольку ее тело покрылось гусиной кожей.

Мне сейчас до скрежета зубов хотелось коснуться нежной кожи губами и проложить дорожку поцелуев от пальцев ее ноги до раны на бедре и продолжить свой путь выше, туда, где мелькает ткань белых трусиков.

Я прикрыл глаза, продолжая втирать лечебный крем в синяк Эллы до впитывания, стараясь не надавливать. Хрупкая для меня.

Оставаться с ней наедине опасно. Мои мрачные запретные желания пытаются вырваться из клетки и реализоваться, дабы наконец навсегда выйти из того плена, который я сам же и создал, чтобы укротить свое влечение, свою потребность в Элле. Держать в себе эту жажду – то же самое, что заживо гореть. Лучше я сгорю дотла, чем позволю этому вожделению выбраться наружу и сжечь Эллу.

Альтернативный вариант избавления от этого мучительного чувства – держаться подальше от Эллы. Но пока она мелькает перед моими глазами, для меня это сложно. Я даже бы мог позволить ей самой провести эту процедуру, но, черт возьми, касаться ее – это как иметь какой-то смысл. Я знаю, что мучаюсь, но эти терзания стали для меня тем, что напоминает мне о ней.

Я нашел в себе силы убрать руку и снова спрятать худую ногу под ткань теплого халата. Сглотнув, я посмотрел на лицо Эллы. Она, прикусив нижнюю губу, все это время наблюдала за моими действиями, словно почти не дышала. Подняв на мое лицо свои голубые глаза, Элла резко залилась красной краской и снова опустила смущенный взгляд.

– Спасибо, – робко сказала она.

Я кивнул и закрыл аптечку, унося ее обратно в ванную комнату. Мне вдруг показалось, что даже воздух в комнате стал плотнее и тяжелее после произошедшего.

Я выпил свой кофе, а Элла – зеленый чай, который чудесным образом нашелся в моей квартире. После мы спустились в квартиру к Эльвире. Элла даже не стала надевать на себя грязную одежду и осталась в халате. Лифт запищал, и в квартире сестры прозвенел звонок. Через несколько секунд она позволила нам войти.

Я оцепенел на месте, как только сделал два шага вглубь помещения, когда увидел Эльвиру. Она стояла бледная и не выспавшаяся посреди гостиной, поправляя воротник своего шелкового халата. Мертвенная бледность на ее лице делала Эльвиру безжизненной и безучастной.

Я нахмурился и приблизился к ней.

– Что с тобой?

– Плохо себя чувствую, ничего страшного, – хриплым голосом ответила она.

Я коснулся ее лба ладонью, затем губами.

– Температуры нет?

– Нет. Все в порядке, – вымученно улыбнулась Эльвира. – Правда, просто плохое самочувствие из-за головной боли.

Элла тоже приблизилась к нам, и я повернул к ней лицо. Она смотрела на Эльвиру понимающим и сочувствующим взглядом, поджав губы, будто знала сейчас о ней больше, чем я. Я не идиот, чтобы полностью поверить Эльвире. Может у нее и головная боль, но за этим ужасным, пугающим меня состоянием кроется еще кое-что, довольно глубокое и незримое для других. Это что-то сидит внутри моей сестры и пожирает ее.

– Сейчас я заварю крепкий чай и все пройдет, – продолжила меня уверять Эля и направилась в кухонную зону.

Я посмотрел на Эллу выпытывающим взглядом.

– Ты знаешь намного больше, чем я? – твердым голосом спросил я, но это скорее было утверждением.

– Девочки чаще делятся друг с другом секретами.

– Я знал о ней все, – нахмурился я.

– Но иногда даже самый близкий человек не может знать о чем-то сокровенном.

– Эльвира делилась со мной всем. – Я чувствовал, что начинаю злиться.

– Но не тем, чего бы Вы не поняли.

– И что же это?

– Я не могу сказать. Это не моя тайна.

Я резко повернулся всем своим корпусом и встал к ней вплотную, отчего Элла резко напряглась, но на этот раз не отошла от меня ни на шаг. Ее испуганные глаза метались по моему лицу, пытаясь уловить эмоцию. Но я только злился снаружи. Смятение всегда только внутри меня. Я бросил взгляд на Эльвиру, которая стояла к нам спиной и заваривала чай, затем снова посмотрел на Эллу.

– Тогда тебе придется вытаскивать ее из этого состояния, что бы Эльвиру не терзало, если не хочется открывать мне все карты.

– Я не собираюсь ее оставлять и без Вашего приказа, – нахмурила она свои светлые брови, явно злясь на меня после такого заявления.

Я выдохнул. Ну конечно Элла ее не оставит. Гнев всегда выходит наружу и ослепляет мой разум, когда я не могу что-либо контролировать, в особенности, когда не понимаю, что происходит с моей сестрой. Но я не стану давить на нее, пытаясь выпытать из ее души все переживания, чтобы в очередной раз избавить Эльвиру от них и не позволить им терзать ее. Сейчас есть Элла, которой она доверяет так же, как и я. С ней моя сестра как в коконе спокойствия и беззаботности.

Мой мобильник завибрировал в кармане. Это Джон. Ему уже надоело ждать меня, поэтому я быстро покинул квартиру Эльвиры, заходя в лифт, и сообщил ему, что уже еду.

Мрачная погода на улице усугубила мои мысли о сестре и навеяла воспоминания из прошлого, которые я старательно закапываю и по сей день.

Семь лет назад.

Я вернулся из университета и поплелся в свою спальню. Чердачный вариант я заменил на обыкновенную спальню на втором этаже, когда мне стукнуло тринадцать лет. Запер ту дверь и больше не заходил туда, дабы не ворошить прошлое и не ковыряться в старых ранах. Мне хватало новых проблем сейчас.

Поднимаясь по лестнице вверх, я вдруг услышал крики, исходящие из спальни своей сестры. Они усиливались по мере моего приближения к двери. Крики смешались с грозным рыком моего отца, и я влетел в ее комнату уже сразу пропитавшийся злостью от одного лишь осознания, что отец со своей больной психикой снова терроризирует пятнадцатилетнюю Эльвиру.

Моя сестра пыталась спрятаться от отца, вбиваясь в угол, и уже задыхалась от рыданий. Как только я увидел ее красную щеку и струйку крови из нижней губы, этот вид лишь усугубил мое состояние, и злость во мне начала переливаться в неконтролируемый гнев.

– Отдам тебя в бордель! Пополнишь ряды проституток! Ты больше ни на что не годишься!

Я сорвался с места и оттащил отца от своей сестры, закрывая ее собой. Она дрожащими руками схватилась за мои плечи, не переставая надрывисто рыдать. Ублюдок воспользовался моим отсутствием и решил выплеснуть свою агрессию на Эльвиру. Обычно я практически не отхожу от нее, чтобы отец не настиг ее, а когда возникают неотложные дела, то прошу Эльвиру прогуляться со школьными подругами и не возвращаться домой без меня. Я держал ее подальше от этого психически неуравновешенного существа и защищал.

Налитые нездоровой агрессией серые глаза отца буквально сияли и устрашали, но я давно уже затерял изнуряющий сердце страх, который испытывал перед ним в детстве. Теперь отец боится меня и не позволяет себе перечить мне. Я поклялся самому себе после смерти матери, что не позволю этому ублюдку подавить меня. Я не смог защитить ее, но смогу защитить Эльвиру. В моих мыслях уже давно плескается соблазнительное желание стереть его с лица земли и из нашей с сестрой жизни. Главное сделать так, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай. Я не боюсь убить его, мне нужно выждать подходящий момент, чтобы не сесть за решетку за убийство и не оставить Эльвиру.

– Сколько раз я говорил тебе не приближаться к ней? – холодным тоном задал я ему вопрос, смотря на отца исподлобья.

– Она такая же шлюха, как ее мать! – выплюнул он, и я сжал кулаки. Заметив это, отец залился хриплым смехом. – У тебя кишка тонка поднять на меня руку. Я тогда тебя заживо в могилу зарою, щенок, – гневно процедил он и покинул спальню Эльвиры.

В чем-то он был прав. Я не мог поднимать на него руку, ведь на кону стояла безопасность Эльвиры. Этот подонок перешел на угрозы, дабы защитить свою жалкую грешную жизнь. Ад уже давно ждет его, и сам дьявол шепчет мне на ухо соблазнительные слова, подталкивающие меня на грех. Убийство отца стало для меня искушением.

Я повернулся к сестре и обнял ее, пытаясь успокоить.

– Я ни…ни с кем не цело…валась. У него…помутнение, – заикаясь проговорила она, и я сильнее сжал ее в своих объятиях.

– Даже если бы и целовалась, в этом нет ничего ужасного, Эльвира.

Для нее это травма. Она тоже осведомлена о том, как умерла наша мать, и в чем ее обвинял отец. Теперь Эльвира боится подпускать к себе парней, только бы отец не кидался на нее с обвинениями и ругательствами о том, что она шлюха. Я же просто не позволю какому-то проходимцу воспользоваться ее телом. Хочу, чтобы Элю любил один единственный мужчина и был предан ей на всю жизнь.

Я доехал до места назначения. На север Манхэттена в район Инвуд. Здесь находится отдельное место, которое посвящено криминальной и мрачной части моей жизни, в которой я ощущаю себя более свободно, а что еще более важно – не думаю о том, что я поступаю неправильно, убивая и питаясь страхом врагов. Здесь не существует границ, которые могут подавить меня. Здесь я освобождаюсь и не думаю ни о чем. Здесь понимаю, что я не самый омерзительный подонок, которого только мог видеть мир.

Я вошел в огромное здание с вывеской нашей строительной компании, освещенное ярким светом изнутри. Сверху это обычный склад стройматериалов, а если пройти дальше, то можно наткнуться на место, где происходит их производство. Работники здоровались со мной сквозь шум машин, пока я направлялся вперед, в конец здания. Там находится мой кабинет, а рядом с ним скрытый лифт, ведущий вниз.

Сначала натыкаюсь на казино, где восседают мои люди и разбрасываются картами. Днем здесь не так шумно, в отличие от темного времени суток. Ночью здесь кипит жизнь, и мои люди развлекают себя как могут и хотят. Это их мир, и я не вмешиваюсь, дав немного свободы. В VIP-зону не входит никто, кроме меня и Джона, если только после нашего приглашения. Но мой друг уже пригласил туда двух людей, которые владеют хорошими бойцовскими навыками. Они уже выпытывали из нашего пленного информацию.

На самом деле, это никакая не VIP-зона, а скорее место для пыток и убийств. Это мрачная комната со стальными стенами, полом и потолком. Одинокая лампочка, две вентиляции, расположенные в стенах, и непрекращающиеся крики пленных. Здесь всегда пахнет кровью и болью.

Входя сюда, я сразу подумал про Эллу. Ей точно нельзя быть здесь и видеть самую страшную сторону моей жизни, ведь она после увиденного будет смотреть на меня, как на бездушного монстра. Этот осуждающий взгляд я уж точно не вынесу.

Джон приказал остановиться нашим людям, когда заметил меня. Я же повелел им выйти и оставить нас втроем: меня, Джона и нашего друга – сын чикагского мафиози Адам Миллер. Его отец самоуверенно подумал, что наконец может держать меня на мушке, но я же решил иначе.

– Ему зубы не выбили?

– Всего два зубика, – виновато отозвался Джон, показывая два пальца.

– Значит говорить сможет, – подытожил я.

Я взял табуретку и сел напротив Адама, который был прикован цепями к полу и сидел на нем же, выплевывая изо рта сгустки крови вперемешку со слюнями.

– Ты перепачкал мне весь пол.

– Ничего, твои шакалы смоют, – съязвил он.

– Осторожнее со словами. – Я указал пальцем на закрытую дверь. – Они очень близко и всегда жаждут крови.

– В моей крови они захлебнутся, – прокашлялся Адам.

– Я забыл тебе сказать, что этот парень не промах и не трясется от страха, – заговорил Джон.

– То есть он ничего не сказал нам? – равнодушно спросил я, ведь такой исход и предполагал.

– Наивный ты, Дэвис, – пленник хрипло рассмеялся, начиная этим раздражать меня. – Я ничего не скажу.

– Не скажешь ты, скажет твой папаша.

– Думаешь, он разменяет меня на информацию? Да он сам сдохнет ради такого компромата на тебя, Дэвис.

– Если бы ты действительно был ему безразличен, то старик бы уже давно обнародовал информацию всем кланам Нью-Йорка.

Адам сглотнул, заметно растерявшись, но старался сдерживать себя и не выдавать лишних эмоций. В этом мире эмоции для каждого читаемы. Они иногда заменяют слова. Что-то вроде азбуки Морзе.

– Говори, куда вы запрятали компромат на меня? – твердым голосом спросил я.

– Я ничего не буду говорить даже под пытками, – выплюнул Адам.

– Тогда я затащу сюда твоего отца, и вы вместе будете кричать.

– Игра «Кто кого перекричит», – засунул свою шутку Джон, и Адам бросил на него испепеляющий взгляд.

– Ну что? – наступал я.

– Иди к черту!

Я усмехнулся. Затем помрачнел и вскочил с места, хватая ублюдка за ворот рванной рубашки, которая пропиталась кровью.

– Говори! – взревел я. – Иначе я начну отрубать тебе пальцы по очереди!

– Я знаю, почему ты так бесишься, Эдвард, – засмеялся мне в лицо Адам. – Боишься оказаться на моем месте. Если кланы узнают о твоих секретах, то они объединятся против тебя, и никто не сможет помочь. Они так же будут пытать тебя, медленно приближая к смерти. Ты говоришь, что посадишь рядом моего отца? А они рядом посадят твою подружку. Элла, кажется?

Услышав ее чистое имя с уст этого подонка, меня всего передернуло, и я чаще задышал, чувствуя, как внутри нарастает гнев. Даже имени ее эти ублюдки не смеют произносить.

– Они будут делать с ней все, что пожелают, и ты не сможешь ее защитить. Я болею за то, чтобы Клаус трахнул ее на твоих глазах, а ты слушал ее крики.

– Сукин сын! – взревел я и стал бить морду этой отвратительной твари.

Бил кулаками до изнеможения, со всей дури, не жалея сил. Меня ослепил гнев, я приближался к порогу агрессии. Меня переполняла жажда стереть этого ублюдка с лица земли собственными руками, а эту жажду заряжали его слова, которые продолжали стоять у меня в ушах. Особенно громкими были последние, заглушающие все мои нравственные чувства. Я превращался в беспощадного зверя, который выбрался из клетки и теперь жаждет крови врагов. Больше в нем ничего нет. Один лишь пустой мрак.

– Эдвард! – выкрикнул Джон и кое-как оттащил меня от полуживого Адама Миллера.

Я ударился спиной в стену, тяжело дыша и практически рыча, продолжая испепелять пленника с длинным языком гневным взглядом. Ярость во мне вскипала и сильнее заряжала охоту истребить выродка перед моими глазами, разжигая во мне все остальное. Есть лишь жажда покарать Адама Миллера. Он не должен жить после таких слов.

– Очнись, Эд! Он нам еще нужен. Что с тобой?

Голос Джона продолжал пробираться в мою голову, пробуждая здравый рассудок. Он посмотрел на пленника. Тот уже потерял сознание и истекал кровью. Его лицо превратилось в кровавое месиво, что практически невозможно было разглядеть всех частей и узнать. Его кровь на моих голых руках. Костяшки разбиты, и моя кровь смешалась с его кровью. Черт с ними с этими перчатками. В моей голове лишь Элла и ее безопасность.

– Иди на воздух. Приди в себя.

– Сделай снимок и отправь любящему папаше своего любимого сына! – прорычал я вышел из душного помещения.

Оказавшись на улице, я вдохнул в себя воздуха. Но и он будто весь пропитан запахом крови. Запахом страха. Если бы не безопасность Эллы на кону, я бы и пальцем не пошевелил. Но теперь из-за компромата, собранного на меня чикагским мафиози, который умудрился каким-то образом проследить за мной, Элла в большой опасности. Ее могут рассекретить в любое время. Каждая секунда стала для меня страхом. Будто любая из них станет последней для Эллы.

Я ненавижу это. Бояться. Страх вытягивает из меня все силы и холодную рассудительность. Я начинаю идти на поводу эмоций, а самое главное – страх начинает доминировать надо мной.

Я долгое время считал эту эмоцию слабой, когда смог подавить его. Но теперь он снова восстал и будто стал сильнее. Даже когда я заботился о безопасности Эльвиры, такого не было. Я продолжал контролировать себя и мог справляться с опасностью с холодной головой. Но Элла…черт! Она совсем другое! Она та самая спичка, которая разжигает во мне все и взрывает.

Элла…Она позволяет мне чувствовать вкус жизни. Я все заморозил в себе и превратился в робота, пока она не пробудила меня, коснувшись ладонью самой души.

Ведь жизнь – это многочисленные препятствия, проблемы, и без них она станет скучной. Жизнь – это эмоции. Жизнь – это путешествие, а я застрял на месте. Жизнь – это испытывать себя каждый день, а я привык к тому, что ничего не происходит. Жизнь становится безвкусной, когда она идет спокойно и размеренно. Чтобы ее ощущать, нужна буря. А чтобы ее вызвать, нужно явление.

Элла стала моим явлением. Мне бы дьявол посоветовал ненавидеть ее за это, но я понимаю, что это невозможно. Да, она меня изматывает, но я чувствую свою собственную чертову жизнь!

Крепко накрепко знаю одно, что как бы я себя не ощущал, кто бы мне не угрожал, никому не позволю причинить вред той, кто снова пробудила меня и дала второй шанс на жизнь.