Читать книгу Отвергнутая - - Страница 8

Она не поняла, что произошло, почувствовала только, как противные, настойчивые руки Андрея вдруг отпустили её. Он как-то неловко запрокинул голову и рухнул к её ногам бессильным мешком.

Полина подняла голову – за спиной Андрея стояла худенькая девчачья фигурка с короткой мальчишеской стрижкой, в ярком трикотажном костюме, в руке девушка сжимала пустую стеклянную бутылку.

Зажимая рукой порванную прореху на груди, Полина медленно осела вдоль дерева, глядя на Андрея, упавшего прямо у её ног. Незнакомка же протянула руку, пощупала пульс на его шее, сказал спокойно:

– Дышит, гад.

И протянула руку Полине:

– Пойдём. Нужно уходить, пока он не очнулся.

Трясясь от страха, униженная, размазывая по лицу слёзы, Полина протянула ей руку в ответ, почувствовала маленькую, но такую сильную ладошку, горячую и мокрую от пота. Ей показалось, что через эту руку в неё попадает живительный поток жизненных сил. Встала еле-еле, ещё всхлипывая и оглядываясь на тело Андрея и пошла, нет, побежала вслед за своей спасительницей.

Хотя хотелось ей совершенно другого. Хотелось вернуться к этому телу, лежащему под деревом, и пинать его, пинать изо всех сил и кричать, кричать при этом от несправедливости, от ненависти, вымещая на нём злобу на этот несправедливый мир, злобу на родителей, которые заставили отказаться от сына, злобу на Ромку, на его предков, на начальника базы – на всех, всех… Андрей сейчас казался ей олицетворением всего того, что произошло в её жизни…

Они добежали, наконец, до какого-то частного дома за покосившимся, мрачным забором с кривой калиткой. Девчушка открыла калитку, когда они вошли, выглянула наружу ещё раз, видимо, с целью убедиться, не преследует ли их кто-нибудь, и закрыла её на большой деревянный засов.

В доме, куда она привела Полину, было темно, мрачно, неуютно и пахло сыростью и плесенью. Незнакомка включила фонарь на столе, открыла холодильник, достала оттуда прозрачную бутылку, налила полный стакан и протянула его Полине:

– Пей.

Полина выпила плохо пахнущую жидкость, горло обожгло тысячами противных, жгучих струй, она попыталась вздохнуть, но у неё не получилось. Незнакомка протянула ей ковшик с водой, которая пахла тиной, девушка выпила эту воду, еле отдышалась и спросила:

– Что это?

– Водка – ответила та – надо же было тебя как-то успокоить…

– Наверное, надо вызвать скорую – неуверенно начала Полина – вдруг он умрёт там.

– Ну – с улыбкой ответила девчушка – я его не сильно приложила. А ты слишком милосердна, дорогая. С такими подонками надо только так поступать.

– Спасибо тебе – пробормотала Полина – если бы не ты…

– Он бы просто тебя поимел – усмехнулась та – но не стоит благодарности. С такими, как он, у меня разговор короткий – пару ударов в глаз, потом между ног, и вот – бывший "герой" уже визжит, как резаная свинья!

Девчушка расхохоталась каким-то задорным и тоненьким смехом, словно по стеклянной поверхности рассыпали горсть бусин или бисера.

– Ты драться умеешь? – удивлённо спросила Полина.

Незнакомка молча налила себе в стакан зелья из бутылки, лихо выпила, провела рукавом под носом, занюхивая, крякнула, а потом ответила:

– В детдоме не захочешь, да научишься себя защищать.

И протянула свою узкую, но крепкую ладошку:

– Любка.

Полина пожала ей руку, представилась сама и спросила:

– Это твой дом?

– Да. Государство выделило халупу, тут и живу.

Она заглянула в холодильник, не нашла там ничего интересного, поморщилась и спросила:

– У тебя деньги есть?

Полина молча достала из кармана полученный расчёт и протянула девушке. Она только сейчас смогла как следует разглядеть её внешность. Любка была чуть старше её – лет двадцать ей точно было. Невысокая, коренастая, с крепкими руками и ногами она была похожа на гриб-боровик. Чуть вытянутое лицо с коротким модным ёжиком волос, обесцвеченным гидроперидом, капризные пухлые губы и маленькие голубые глаза. Выражение этих глаз было жёстким и даже, наверное, жестоким, и Полина подумала, что девушка, вероятно, тоже немало пережила в своей жизни.

– Не, так много не надо – улыбнулась Любка – оставь.

Она взяла у неё две бумажки и пошла к двери:

– Ты посиди. Я сейчас за добавкой сбегаю к Ильиничне, и приду.

Полина так и не поняла, за какой "добавкой" отправилась её новая знакомая, но возражать не стала. Выпитая жидкость подействовала на неё странным образом – стало хорошо, тепло, и на всё наплевать. Когда Полине показалось, что она засыпает, дверь открылась и вошла Любка. В руках она держала две тёмные стеклянные бутылки и пару огурцов.

– Вот, Ильинична ещё и закуску сунула – сказала она довольно.

На этот раз она разлила дурно пахнущую жидкость в два стакана, порезала огурцы, нашла где-то корку чёрного хлеба, предусмотрительно поставила перед Полиной полный ковш воды, и протянула ей навстречу стакан:

– Ну, за знакомство!

Они "чокнулись", Полина внимательно посмотрела, как Любка, не поморщившись даже, выпила его содержимое, поставила стакан на стол, засунула в рот огурец и сказала ей:

– Ты вдохни и сразу выпей, не держи её во рту. Тогда нормально пойдёт. Потом следом воды и огурчик. Ты что, водку никогда не пила?

И очень удивилась, когда Полина утвердительно кивнула.

– А ты кто такая вообще? – спросила она девушку – как оказалась в этом сквере? Где живёшь? У тебя близкие есть?

Вопрос о близких вызвал у Полины чувство неприятия и какого-то животного страха. Заметив перемену в её настроении, Любка повелительно сказала ей:

– Пей, пей, потом расскажешь.

Полина, сморщившись, быстро выпила содержимое стакана, залила всё это щедрым ковшом воды, заела огурцом.

Блаженное тепло разлилось по телу, стало вдруг хорошо и приятно, девушка посмотрела затуманенным взором на новую знакомую и принялась рассказывать про себя, про свою неудавшуюся жизнь, загубленную молодость и первую, такую горькую, любовь…

Любка слушала долго, внимательно и серьёзно. Потом сказала задумчиво:

– В очередной раз убеждаюсь, что лучше вообще не иметь родственников, чем вот таких, как у тебя. Странно, ты деревенская, но не защищать себя не умеешь, не водку пить.

Она рассмеялась, показывая свои ровные, мелкие, как у хорька, зубы.

– Да нет – замахала руками Полина – Аська, например, сестра моя – очень хорошая, да и Костька, маленький, ни в чём не виноват…

– И всё же – возразила Любка – родные твои – говно полное. Ну, кроме бабушки, конечно. Вот она – святая у тебя. Ладно, давай ещё по одной…

Следующая "пошла" у Полины, как надо. Она всё рассказывала и рассказывала про свою семью, про свою жизнь, плакала, рыдала, вытирая слёзы, её словно прорвало – вся боль, что сидела в сердце, выплеснулась наружу вместе со слезами…

Когда закончила, увидела, как сидит Любка со сжатыми кулаками, с выражением ненависти на миловидном лице:

– Жалко, что я этого Андрея не кокнула – мрачно произнесла она.

– Да ты что! – ужаснулась Полина – в тюрьму захотела? За это дерьмо?

– А! – рассмеялась Любка – мне много не дадут…

История же самой Любки была банальна, как и истории тысячи детдомовцев по стране.

Она родилась в семье двух алкоголиков, была зачата в момент жесточайшей пьянки и было просто чудом, что родилась здоровенькой и без отклонений.

Соседи семьи, уставшие от многочисленных пьянок, драк, криков, видевшие голодного ребёнка, неоднократно вызывали милицию. Но толку не было… Пока однажды, во время очередной пьянки, отец не зарезал мать. Тогда её, Любку, забрали в детдом, отца посадили в тюрьму, где он впоследствии умер, а она, Любка, жила и училась в детдоме. "Училась" – это не только про тетрадки и книжки, она училась защищать себя, училась драться, вытравливала, выжимала из себя по каплям Золушку.

Сердце её стало каменным и жестоким, она практически не испытывала жалости. Детдом оставил в ней только ненависть… Как она жила сейчас? Да никак… Дни сливались в одну сплошную, чёрно-серую массу, и в этой массе не было места состраданию, сочувствию, доброте. Не было любимого дела – Любка иногда собирала бутылки и сдавала их, тем и жила, могла просто где-то "промышлять" и её ни разу не поймали.

Друзья… Нет, какие могут быть у меня друзья, говорила она. Разве я заслуживаю друзей, хорошего отношения, подруг?! Были лишь иногда приходящие собутыльники, которые тоже любили жгучее пойло без закуски. У Любки они чувствовали себя вольготно, а потом, набухавшись, уходили к себе домой – к семьям и детям.

Полина слушала всё это, и в сердце её назревало отвращение к новой знакомой. Но в то же время она очень жалела Любку – у той в этом мире не было вообще никого…

Они тогда просидели очень долго, рассказывая друг другу о своих незавидных жизнях, и когда время близилось к двум часам ночи, Полина, пошатываясь, встала.

– Ладно, мне пора, бабушка будет волноваться…

– Да куда ты пойдёшь? Ночь на дворе. Ты хоть живёшь-то где? Ох, нифига, минут двадцать отсюда идти. Ещё какой Андрюха на пути встретится… Ладно, пойдём, провожу тебя…

Они долго шли по тёмным улицам, куда-то сворачивали, Полине было жутко и страшно – фонарей в этом районе было очень мало…

В доме у бабушки ярко горел свет – та не спала, ждала, переживала за Полину. Когда услышала скрип щеколды на двери, выскочила в сенки – в одной сорочке, бледная, уставшая.

– Полина! – девушка практически упала к ней на руки – Боже, детка, я ведь вся изволновалась – где ты была? Что случилось? Господи, ты пьяная, что ли?

Она помогла Полине войти, провела в её комнату. Принесла полотенце, намоченное холодной водой, стала вытирать лицо и только тут увидела разодранный сарафан.

– Господи, что случилось?

Полина попыталась рассказать бабушке, но всё время срывалась на рыдания и теряла нить рассказа. Еле-еле ей удалось донести до Серафимы Трофимовны то, что произошло в сквере – рассказ получился бессвязным и бестолковым, но бабушка всё поняла. Она разозлилась на Андрея так, что Полина даже чуть протрезвела от удивления – всё-таки её бабушке, которая всегда держала себя в руках, были доступны сильные эмоции.

– Вот подонок! – женщина сжала кулаки – А я-то считала его порядочным человеком! Ну, он у меня попляшет!

Но Андрей на следующий день на работе не появился – взял больничный. Это несколько успокоило Серафиму Трофимовну – значит, парень жив. Конечно, потом он вряд ли будет предъявлять какие-либо претензии, иначе обязательно всплывёт вопрос о том, при каких обстоятельствах он получил по своей дурной голове, так что в этом отношении Серафима Трофимовна была спокойна.

Полина же утром проснулась с сильной головной болью. Ей казалось, что внутри её организма всё крутит и вертит, разрывает, да так, что невозможно это терпеть. Полдня она просидела в старенькой уборной на улице – было плохо, мутило, перед глазами летали мошки, желудок выворачивало наружу. Девушка пообещала себе, что больше никогда не примет внутрь себя эту ужасную жидкость…

Ей было очень неудобно перед бабушкой, и когда та пришла с работы, Полина плакала и просила у неё прощения, заглядывая в глаза только с одним немым вопросом – не выгонит ли та теперь её из дома.

Поняв, в чём дело, Серафима Трофимовна сама расплакалась, обняла девушку и сказала:

– Ну о чём ты думаешь, Полька?! Разве ж уподоблюсь своему дураку-сыну и его жене, твоей матери? Пропадёшь ты одна, девка! А так, глядишь, в люди выбьешься…

Что же, Полине нужно было начинать всё снова – искать работу, думать о том, как жить дальше. Но она абсолютно не знала, с чего начать. Перед глазами всё время стояло самодовольное лицо Андрея, с отвращением она вспоминала его руки на своём теле и думала, как же в дальнейшем не допустить подобного.

Она стала вспоминать, где живёт Любка, смутно, с трудом, она вспоминала, как они ночью добирались до дома бабушки Полины, также она помнила ворота, старые, покосившиеся от времени.

Постаралась проделать этот путь, воскрешая в памяти дорогу, и – о чудо! – попала к Любкиному дому.

Неуверенно открыла ворота, оглядела критическим взглядом заросший, грязный двор и огород без признаков хозяйских рук, прошла к дому и постучала в дверь. Услышала знакомый голос:

– Входи, кто там!

Любка очень удивилась, когда увидела Полину:

– Ты? Ну, привет! Ты как?

Полина рассказала, как плохо ей было на следующий день, но Любка только рассмеялась:

– Эх, ты, неумеха! Ну, пришла бы ко мне, я б тебя вылечила. Подобное подобным лечат.

Она подмигнула Полине и пригласила её сесть.

– Люб – начала девушка – я чё пришла-то… Научи меня… Драться…

– Чё?! – засмеялась Любка – С ума сошла?! Какой из меня учитель-то?!

– Люб, ну пожалуйста! Я не хочу больше так, как тогда, в сквере…

Любка немного подумала:

– Ладно, давай попробуем… Но сначала…

Она извлекла из своего холодильника бутылку с мутной жидкостью.

– Нет-нет! – замахала руками Полина – я не буду!

– Да ты не бойся! – уверенно заявила Любка – мы не будем всю. Надо придать тебе злости, только для этого…

Они выпили по полстакана пойла и пошли в огород за домом. Любка уверенно, голыми руками, освободила довольно внушительный "пятачок" от высокой травы и крапивы, и стала учить Полину приёмам, тем, которые знала сама. И Полина с удивлением заметила, что выпитая жидкость действительно придала ей злости. Злости и агрессии…

Она стала часто ходить к своей подруге за новой порцией знаний… Занятия их становились всё короче, а возлияния – всё длиннее…

Андрей же вышел на работу после десятидневного больничного и тут же, в гараже, около своего автомобиля, наткнулся на Серафиму Трофимовну.

Недолго думая, не поздоровавшись с ним, не давая ему опомниться, женщина резво схватила его за ухо и стала выкручивать. Андрей боялся закричать – если бы сию картину увидели его коллеги, подняли бы его после этого на смех. Потому он терпел, шипел, из глаз его посыпались градом слёзы, а Серафима Трофимовна зашипела:

– Ты что же это, тварь – решил над девчонкой поглумиться? Думал, защитить её некому, а? Ах, ты, подонок! А ещё строишь из себя порядочного! Она и так столько в жизни пережила – а ты нет пожалеть да стать хорошим другом, тоже решил, как все – поиздеваться, да выкинуть!

– Вы о чём? – застонал парень.

– Я тебе сейчас напомню, о чём я! – Серафима Трофимовна продолжала выкручивать ухо – сквер, дерево, девочка, которую ты чуть не изнасиловал, удар бутылкой по голове… Вспомнил ли? Отвечай!

Андрей, не в силах говорить от боли, закивал головой.

– Так вот что, тварь проклятая, гад неумытый, попробуй только в милицию пойти! Я у Польки синяки все сняла, зафиксировала, и на шее следы и везде. Вздумаешь пойти жаловаться и заявление писать – сам сядешь за попытку изнасилования. Ты меня понял, урод малолетний?!

Испуганный напрочь Андрей часто-часто закивал, а Серафима Трофимовна продолжила своё дело.

– Ухо сломаете – зашипел Андрей.

– Я тебе и руки твои поганые сломаю, и достоинство нахрен, отшибу! – женщина схватила с кузова машины молоток и занесла его словно бы для удара. Глаза Андрея от страха расширились, он непроизвольно сжал бёдра, чувствуя, как по голым ногам побежала тёплая струя.

– Так вот, гад такой, увижу тебя около Польки или услышу, что ты ещё какие сплетни про неё таскаешь, или имя её полощешь – смотри у меня, вылетишь с работы, как пробка. Я на этой базе не последний человек, должность имею, и уж я приложу все усилия, чтобы ты отсюда с позором ушёл. Да ещё всем расскажу, как ты тут от страха в штаны наложил! Понял ли?

Тот испуганно закивал головой. Серафима Трофимовна отпустила ухо парня и произнесла презрительно:

– Разве ты мужик? Только беззащитных девок умеешь ссильничать?! А на самом деле – трус трусом.

Она рассмеялась и пошла из гаража.

Испуганный Андрей забрался в машину. Пережитые стресс и позор не давали ему покоя. Он нервно ударил кулаком по двери машины. Посмотрел в зеркало заднего вида – несчастное ухо имело печально-раздутый вид и торчало в сторону.

Он со злостью завёл машину, выгнал её из гаража и понёсся домой – переодеть штаны…