Читать книгу Три рая - - Страница 12

Чем ближе путники подходили к воротам, тем больше усиливалась давка. Хотя проход и был очень широк – спокойно могли бы пройти сто человек одновременно, – но в город стремилось столько людей с тюками, узлами, столько телег и карет, что идти дальше казалось невозможным. Скорость людского потока замедлилась, и Гарри, сжатый со всех сторон, спросил своего проводника:

– Скажите, ведь я до сих пор не знаю, кто вы и как вас зовут?

Старец обернулся к Гарри и с несколько уставшей улыбкой ответил:

– Меня зовут Наурус, я праведник из рая. Там, в лесу, я оказался не случайно. Мне нужно было сотворить доброе дело, и поэтому я вышел встретить вновь прибывших и нашел тебя. Здесь все довольно сложно устроено. Выберемся из этой толчеи, найдем тихое, спокойное место, чтобы перекусить и спокойно поговорить. У нас с тобой будут еще два дня, чтобы я ввел тебя в курс дела. Поди-ка и есть хочешь?

Гарри задумался над словами старца. Праведник? А как это? Но мысли снова вернулись к давке. Толчея усилилась, кто-то положил ему на голову мешок со скарбом, чей-то локоть впился в ребра, что-то дышало прямо в ухо, наполняя воздух запахом немытого тела и нечищеных зубов. Гарри был готов разозлиться от такой бесцеремонности, но заметил, что лица людей в толпе были по большей части приветливые. Вон женщина, не на шутку уставшая, с покрытым потом лицом, улыбнулась Гарри. Вон дед с огромной седой бородой и в чалме улыбается беззубым ртом и приветливо кивает. Маленький ребенок доверчиво вцепился в одежду Гарри, чтобы не потеряться. Гарри заметил, что никто не ропщет, не ругается в такой давке. Медленно двигаясь к воротам, путники оказались в самом узком месте, пройдя которое людской поток, как веер, разделялся на мелкие ручейки, тянущиеся вдоль серых каменных зданий. Вдруг людская процессия заметно напряглась, сжалась и синхронно отпрянула к стенам прохода, унося за собой Гарри и старца. В мгновение стихли разговоры, тишина повисла над толпой. Только бряцание утвари, застежек на одежде и шарканье ног по мостовой выдавало непрекращающееся движение.

– Пропустите огонь! – раздались голоса.

– Горящий! Пропустите! – вторили другие.

– Пустите, пустите его! – загудела толпа.

Гарри оказался недалеко от края живого коридора, и его глазам предстала ужасающая, холодящая кровь картина. По образовавшемуся проходу бежал человек, вернее его силуэт. Он весь был покрыт языками ярко-красного пламени. Огонь словно вырывался изнутри, сжигал остатки тряпья, и черный дым шлейфом тянулся за горящим человеком. Запах гари и паленого мяса неприятно ударил в ноздри. Человек кричал адским криком и скрылся за поворотом живого коридора. Через мгновение людской поток схлопнулся, и движение продолжилось как ни в чем не бывало. Гарри повернулся к своему проводнику, чтобы задать вопрос, как старец промолвил:

– Потом. Все расскажу позже. Сейчас выберемся из этого человеческого моря, найдем укромное местечко, я знаю несколько таких, перекусим и поговорим. Наверное, проголодался? – старец хитро и ободряюще улыбнулся.

Череда новых ощущений на время отогнала голод, неведомые доселе впечатления овладели его сознанием, но сейчас Гарри понял, что очень голоден и устал от своих мыслей. Наконец путники выбрались из толпы. Улиц становилось все больше и больше, и они непостижимым образом засасывали эту огромную людскую массу. И вскоре рядом уже почти никого не было. Гулким эхом от стен отдавались шаги Гарри, старца и стук его посоха. Где-то вдалеке, в самом конце улицы, маячили две женские фигуры с огромными корзинами овощей на головах. Проводник шел чуть впереди и вглядывался в расщелины между зданий, иногда покряхтывал и бурчал себе под нос, что, мол, понастроили тут и не вспомнишь сразу дороги, а указателей как не было, так и нет. Вскоре, однако, шаг старца стал уверенным и ускорился. Стало понятно, что он, наконец, нашел нужную дорогу. И вот, резко свернув на какую-то улочку вслед за Наурусом, Гарри увидел перед собой ступени. Взбираться по ним пришлось долго, но, к счастью, это не потребовало никаких физических усилий: ноги были легкими, а шаг уверенным.

– Пришли наконец-то! – радостно объявил старец, остановившись на ровной каменной площадке. Дальше снова тянулась вереница лестниц, а внизу не было ничего, кроме бесконечного спуска.

Гарри заметил, что на площадку выходят несколько деревянных дверей с металлическими кольцами вместо ручек. Старец потянул за одну из них, и путники вошли в какое-то помещение. Здесь стоял полумрак. Окон не было, комната освещалась светом от толстых свечей. Они прошли немного вглубь, и когда глаза чуть привыкли к темноте, Гарри увидел ряды столов и грубо сделанный прилавок рядом со стеной напротив входа. Он был завален тарелками и глиняными чугунками. Пахло едой. Кроме Гарри и его спутника в комнате никого не было, и они уселись за первый стол почти у выхода. Старец положил посох рядом с собой на скамью и громко позвал:

– Аннон! Аннон! Ты где, старикашка? Эге-гей! Хозяин, где ты?

Прошло совсем немного времени, как вдруг из-за высокого прилавка выкатился маленький, похожий на шар, мужчина. Одетый по-старинному в картуз и жилетку с карманчиками, он был до того забавным, что Гарри чуть не прыснул от смеха. Незнакомец недоверчиво посмотрел на старца и вдруг его пухлые губы на круглом лице расплылись в приветливой улыбке. Он умильно сложил комично маленькие ручки на груди, а затем спохватился и подошел, точнее подбежал к путникам семенящей походкой на маленьких ножках.

– Наурус! О, великий Наурус к нам пожаловал! Это как же так? Я тебя уже лет сто не видел! Думал, ты небожителем стал! Что, праведные дела заставляют опять к нам, грешникам, приходить? – круглый человечек чуть задумался и с заботой продолжил: – Что, наверное, издалека путь держите, устали? Проголодались? Вот и хорошо, что зашли, мы тут сейчас гуся вам подадим. Ты же знаешь, Наурус, гусь-то у меня какой! Отменный! За сто лет не забыть! Пальчики оближешь! А вот вы молодцы, дорогу-то нашли, а то тут постоянная стройка, и все меняется, я уж и не знаю, как и что, но это непорядок, хоть бы указатель…

– Да подожди ты, не приставай с вопросами, а то без остановки трындишь да трындишь. Подай-ка нам гуся своего, да картошечки отварной и грибочков соленых, какие в прошлый раз подавал, да вина кувшинчик, моего любимого, а то соскучился я по нему там, у себя, – проворчал старец.

– Ага, будет сделано, отлично! Просто замечательный заказ! – круглый человечек радостно подпрыгнул, развернулся и семенящей походкой быстро скрылся за тяжелой кожаной занавеской.

Гарри оглядел заведение. Закусочная была не большая, но основательная. Семь больших столов, около каждого две лавки. Они были сделаны из толстенных досок, отполированных многочисленными посетителями. На каждом столе коптила небольшая лампадка. За прилавком виднелись полки из таких же грубых досок. На них толпились глиняные кувшины разного размера и формы, вместительные тарелки и еще какая-то утварь. Пол закусочной был выложен большими светлыми камнями, отшлифованными ногами посетителей. Потолок и стены, казалось, были вырублены в массиве скальной породы, похожей на гранит.

Старец Наурус сидел молча и, казалось, смотрел в одну точку. Но через короткое время Гарри понял, что тот задремал прямо за столом, облокотившись на гранитную стену. Он был высок ростом и имел крупные члены. Голова с грубыми чертами лица была похожа на мраморную скульптуру древнего сердитого бога. Такие Гарри видел в музеях. Седые волосы длиной до плеч были перехвачены веревкой. Большой нос, широкий к низу, большой рот с плотно сжатыми губами и выступающий подбородок с ямочкой посередине выдавали волевого и сильного человека. Большие, немного глубоко посаженные глаза делали взгляд старца соколиным и прозорливым. Широкие густые брови торчали во все стороны, длинные ресницы, такие же седые, как и брови, напоминали кисточки для рисования. Простая и вместе с тем просторная и удобная одежда на голое тело, похожая на длинную сорочку из плотной светло-серой ткани, была перехвачена тонким кожаным ремешком с маленькими красными камешками на концах. На ногах старца была мягкая кожаная обувь с толстой подошвой, прошитая толстыми черными нитями. Старец дремал, скрестив на груди длинные и жилистые руки. Широкие плечи говорили о недюжинной силе и выносливости. Особое внимание Гарри привлек посох. Он был почти черный и, видимо, тяжелый, с большим набалдашником неправильной формы, и блестел, отшлифованный от постоянного использования. Древесина, из которой был вырезан посох, имела необычную структуру и витиеватый узор. Да и сам посох был похож на своего хозяина – такой же сухой, жилистый и прочный.

Гарри тоже собрался вздремнуть и уже устроился поудобнее, но не успел сомкнуть глаз, как за кожаной ширмой в глубине зала послышалось движение. Вскоре в комнату вышел хозяин, а за ним так же быстро, но грациозно показалась девушка. В руках они держали большие толстые глиняные блюда, наполненные едой. Маленькая процессия подошла, разбудив старца, и стала накрывать на стол. Гарри разглядывая помощницу толстяка. Она была небольшого роста, миловидная и, что удивило Гарри, в современной одежде: длинное платье почти до пят, модная обувь на платформе, золотая тонкая цепочка с маленьким крестиком. «Странный контраст, – подумал он, – как со съемок исторического фильма, где герои из средних веков одеты в рубище или холщовые рубахи, а работники в современной одежде». Размышления Гарри были прерваны приготовлениями к трапезе. Хозяин вместе с помощницей ловко расставил блюда с жареным гусем с хрустящей корочкой, поодаль в глубокой миске под паром томился отварной картофель, рядом стояли миски с грибочками и другими соленьями. Аромат жареного мяса ударил Гарри в нос.

– Ну вот, гости дорогие, еда готова, все в лучшем виде для лучших гостей, – рот толстяка расплылся в приветливой улыбке. – Мы с Дорой, помощницей моей, уж очень постарались.

– Ну-ну, молодец ты, Ганс, как всегда, молодец. Вот сколько знаю твое заведение, всегда держишь марку. Давно очищался-то?

– Ой, да с полгода прошло, – выпалил хозяин закусочной, словно знал, что ему зададут такой вопрос. – Да, скоро будет шесть месяцев. Но у меня все успешнее исправление, сначала каждый месяц приходилось, Наурус, ну ты же знаешь, а теперь на полгода почти хватает. И теперь думаю…

– Ганс, остановись со своими подробностями, видишь же, мы с дороги, дай нам спокойно поесть, – старец оборвал толстяка и, обращаясь к Гарри, продолжил: – Ну, давай, налетай, что скромничаешь, а то он нас заговорит.

Гарри прочитал про себя короткую молитву и приступил к еде. Наурус довольно усмехнулся в бороду и налил вина из глиняного кувшина, выпил и отер бороду. Путники начали молча и жадно есть. Спустя короткое время на столе практически ничего не осталось, кроме откушенной и недоеденной картофелины, да горки обглоданных костей. Наурус довольно крякнул, налил остатки вина и, не предлагая Гарри, залпом осушил стакан. Затем, пытливо взглянув на спутника, заговорил.

– Теперь послушай мой сказ. Ты, наверное, удивляешься тому, что с тобой произошло за время после твоей смерти? Да это и понятно, мы все прошли подобный путь. Как ты помнишь, сначала, после смерти, ты ощущал дикий ужас, привыкая к своему положению вне тела. Это твоя душа воспарила, отделилась от твоей плоти и привыкала к новым ощущениям. Затем она путешествовала по Вселенной, узнавая, как устроены звезды и планеты. Это особенно красочные и необычные ощущения, и тебе понравилось, не так ли? – спросил старец, и Гарри кивнул. Наурус продолжил:

– Вскоре ты очутился на лесной поляне, где я тебя и встретил, помнишь?

– Да, конечно, помню, – ответил Гарри.

– Потом я тебе кое-что рассказал о мире, где ты сейчас находишься, и теперь просвещу тебя. Мир на этом свете состоит из рая, ада и чистилища. Об этом рассказывается во многих священных писаниях на земле. После смерти, через сорок дней, душа человека навсегда покидает земной мир. Согласно некоторым религиям, душа попадает в чистилище, так как все люди грешны, кроме небольшого числа праведников и святых. В чистилище души пребывают до Великого суда, когда придет Господь, и души соединятся со своими телами, и станет судить их Господь по их делам. До этого времени души могут исправиться. Это ты, скорее всего, и так знал, пока не попал сюда. Я тоже в свое время жил на земле, и меня признали праведным человеком. И я так же, как ты, попал в этот мир. И всему бесконечно удивлялся. Тут все так необычно и совсем иначе устроено, чем мы думаем про тот свет. Здесь для исправления все души принимают свой земной облик. Они имеют почти все те же чувства: хотят есть, жить, радуются, грустят. Место, где мы находимся, это чистилище. Праведники и святые могут жить в раю. Большие грешники пребывают в аду. Но выбирать, где быть душе, каждый определяет сам. Считаешь, что ты безгрешен и вел праведную жизнь, можешь сразу пойти в рай. Считаешь, что грешен, и хочешь исправиться, оставайся в чистилище, ну а если не хочешь исправляться или от всего устал – идешь в ад. Вот, собственно, и все.

Некоторое время Гарри размышлял над словами старца и, наконец, спросил:

– Я не совсем понял тебя, Наурус, как это? Как может быть, что все души сами могут выбирать, куда им идти? А как же страдания, боль, страх, которые, согласно святым писаниям, они должны испытывать, чтобы очиститься? И как человеческая душа сама может понять, куда достойна пойти? Кто будет ей судьей, кто ей подскажет?

– Ты правильно говоришь, но до Великого суда каждая душа сама себе судья. Ты целых сорок дней после смерти обитал на земле, ты видел всю свою прошлую жизнь, свои поступки. И я уверен, понял, что ты делал хорошо, а где совершал грех, так?

– Да, конечно, понимал. Но сейчас я же не горю в огне, хотя много грехов совершил при жизни.

– Подожди, не спеши. Если твоя душа не захочет исправляться, если ее отяготит лень или ты снова будешь грешить, то тогда огонь станет исправлять и заставлять тебя очищаться. Помнишь того горящего человека, который бежал, крича от боли и ужаса? И все расступились перед ним, чтобы его пропустить? Это была душа во грехе…

– Постой, Наурус, он теперь все время будет гореть и страдать от огня? Даже одежда на нем горела!

– Нет, он перестанет гореть, когда добежит до ада. Это, кстати, самое спокойное место. Внешне. Но очень беспокойное для души внутри. Там ты что бы ни делал, будешь все время чувствовать другой огонь, другие мысли овладеют тобой. Там тебе будет страшнее и больнее, но не снаружи, а внутри. И самое тяжелое – это страх, бесконечный, в каждой клеточке, страх перед Великим судом! Начинаешь понимать?

– Немного, да, – соврал Гарри, но его теснило множество вопросов: – Но, Наурус, ты говорил о рае, что туда может пойти каждый.

– Да, Гарри, туда может пойти каждый, но если ты недостоин, если ты не праведник и не святой, то через некоторое время почувствуешь внутренний огонь. И это будет очень больно. А затем вспыхнешь и, чтобы остыть, вынужден будешь искать ад. Там, напомню, не так больно, но очень страшно. За три дня мы с тобой должны побывать в каждом мире, и ты разберешься, с Божьей помощью. А сейчас давай попросим хозяина этого милого места предоставить нам ночлег.

Старец несколько раз звал запропастившегося куда-то Ганса. Наконец запыхавшийся толстячок прибежал, и стоило Наурусу лишь открыть рот, как хозяин сразу понял, что нужно гостям.

– Все готово, мои дорогие гости, все уже прибрано, расстелено и натоплено. Пойдемте со мной.

Гарри и старец поднялись из-за стола и проследовали за хозяином закусочной. Он откинул кожаную занавеску и открыл проход, небольшой коридорчик, слабо освещенный двумя лампадками. Сделав несколько шагов, Гарри заметил ответвления от главного прохода. Толстячок обогнал гостей и, свернув направо, открыл массивную деревянную дверь. Взору Гарри предстала небольшая комната без окон с двумя застеленными коврами кроватями и маленькой коптящей лампадкой.

– Ну вот, гости дорогие, – сказал хозяин с неизменной улыбкой. – А уборная из комнаты сразу направо по коридору. Если что-то понадобится, я буду спать в зале, где вы ужинали. Ну все, хороших вам сновидений.

Старец и Гарри почти одновременно пожелали хозяину спокойной ночи, и тот вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Старец, не раздеваясь, лег в постель. За ним последовал и Гарри. Кровать была жесткая, грубая матерчатая лежанка была набита соломой, запах которой обволакивал со всех сторон. Но события прошедшего дня и дорога заставили Гарри не замечать неудобств, и он провалился в сон.