Читать книгу Урман - - Страница 17

В тридцать восьмом году мне было двадцать три года. В это время в колхозе работали два смолокуренных завода (для истории схемы заводов прилагаю), пихтовый завод, багульный завод и большой бондарный цех. В бондарке изготовляли: бочки, клепки, сани, телеги, греби для неводников и лодок, кадушки, шайки, черенки для лопат, граблей, вил и прочее. А также резали дранку для отделки помещений. Была и лесопилка – шесть или семь козел, тес на них пилили маховыми пилами. Здесь замечу, что в Сибири дома никогда не крыли соломой или дранкой. Кровля всегда из теса. Кроме этого, всю зиму в лесу пилили дрова для общественных помещений Рабочего и чурочку для пароходов. В зимнее время мужчины занимались в основном строительством и подледным ловом рыбы. Заготовка дров лежала на женских плечах. Наверно, начальство считало эту работу легкой, хотя на самом деле труд был адским. Зима с лютым морозом, тайга, глубокий снег. У каждой пары пильщиков норма – четыре кубометра. Сюда входило: ручной пилой свалить несколько деревьев, обрубить сучья, распились бревна на чурки, расколоть и сложить в поленницу. Непросвященному это мало что скажет, а кто в курсе, сколько времени и сил требуется, чтобы поставить четыре кубометра дров, распиленных ручной пилой в тайге, при тридцати-сорокоградусном морозе, в глубоком снегу – придет в ужас. Женщин бригадир не выпускал из леса, пока они не выполнят норму. И само-собой: животноводство, полеводство, заготовка леса для строительства, ремонт помещений, рыбалка и множество других работ. Все население Рабочего было занято от старого до малого. Никто без дела не шлялся. Весной, когда вскрывалась река, большой буксир притаскивал две баржи. На них грузили бочки со смолой, скипидаром, пихтовым маслом, бочки с соленой рыбой, – все отправлялось в Каргасок на базу Лесхима.

В тридцать восьмом году я работал старшим бригадиром. По совместительству имел нагрузку зав. клубом. Этот день оказался переломным в моей жизни, и я его хорошо запомнил. Был последний месяц осени. По нашим Нарымским меркам – зима. Но на удивление день выдался теплым. Меня разыскал наш председатель колхоза Рыбаков. Он сказал, что к нам прибыли из Каргаска представители Райкома и Райисполкома для проведения важного собрания, и просил организовать уборку клуба. На старости лет, вспоминая прошлое, я завидую тому молодому парню, которым я был: исполнительным, крутым, легким на подъем, способным организовать любое дело. Помогать нам с уборщицей пришли девушки. Часа за три мы сделали уборку сцены, помыли окна, полы, расставили по залу лавки, подожгли лапку пихты, чтобы наполнить помещение приятным ароматом.

Когда мы закончили уборку, в клуб вошли наш председатель и представители района. Они не отвлекали нас от работы, а стояли у входа и смотрели. Я попросил Варю Скоморохову заканчивать уборку без меня, а сам пошел в школу, чтобы попросить учителей организовать после собрания концерт или поставить спектакль. Комиссия стояла у порога. Я вежливо поздоровался с ними и ушел. Начальство было довольно нашей работой. Они немного еще постояли у двери и отбыли в Сельсовет совещаться.

Вечером в клубе собралось все взрослое население поселка. С речью выступил председатель Райисполкома – Голещихин Петр Ефремович. Он сказал, что решением Областного исполкома Томска все промартели Парабельского и Каргасокского районов преобразуются в колхозы. (К этому времени в Рабочем колхоз уже существовал). Все действующие заводы по выгонке скипидара, смол и пихтового масла, переходят в колхозы, как подсобное хозяйство. Основным занятием колхозов будет выращивание овощей, льна, зерновых, а также жеводноводство. Районы должны полностью обеспечивать себя питанием. На этом собрании нужно избрать новое правление колхоза и председателя. Мы не особо понимали, чем промартель отличается от колхоза. Однако, начальству видней.

В правление избрали шесть взрослых мужиков, которые разбирались в сельском хозяйстве и, к моему великому удивлению, – меня. Я был уже два года женат и считал себя вполне взрослым мужиком, но такого продвижения не ожидал. Меня прямо подкинуло на лавке, что это – шутка? Дальше – больше, еще интереснее!

Слово взял Рыбаков Андрей Иванович и сказал, что на пост председателя надо выбрать энергичного и толкового человека. И вдруг назвал мою фамилию. Я схватился руками за голову, меня даже пот пробил, согнулся к коленям, в ушах звенело.

Собрание оживилось, начали обсуждать мою персону так, будто меня здесь не было. Вспомнили, что оставшись сиротой, я не опустил рук и пробивался в жизнь достойно. Отметили мое серьезное отношение к работе, деловитость, умение ладить с людьми и что во мне просматривается талант организатора. Никто не сказал обо мне дурного слова. Я был тронут до слез. Фрося сидела рядом и плакала, видимо, с перепугу. Тесть и теща между собой что-то горячо обсуждали, возмущаясь. Они ведь держали на меня обиду за то, что их дочь выбрала в мужья нищего сироту. Я пониал, что они обо мне невысокого мнения, хотя об этом никогда не говорили. Спокойная и тихая теща, услышав предложение выбрать меня председателем, громко выкрикнула:

– Вы что!? Какой из него председатель!

Ее возмущение никто будто не услышал.

Поднялся Кунгин Иван Федотович, – мужик пятидесяти лет. Он похвалил меня за честность, усердие в работе, за смекалку.

– Парень он хороший, – умный и видный, но слишком молодой для председателя. Боюсь, не потянет он колхоз. Хозяйство нужно создавать заново. Пусть года два поработает в правлении, присмотрится, наберется опыта, а потом примет колхоз.

Зал зашумел: «Молодой – это плюс, а не минус!», «Молодым – дорога!», «Хотим новой жизни, пусть ведет к ней молодой парень!».

Не выдержал и мой тесть:

– Хватит издеваться над человеком! Он молодой, неопытный. Сейчас расхваливаете его, а если случится что-нибудь в колхозе, – неурожай, к примеру, или падежь скота, – вы всех собак на него повесите. Я категорически – против!

На выступление тестя не отреагировали и требовали одного: назначить председателем меня. Все притихли, когда слово взял Понуренко Федор Федорович. Мужик серьезный и немногословный. Говорил всегда спокойно и по делу.

– Я знаю Николая с детства. Знал его семью, к сожалению, погибшую. Родители его были порядочными и работящими людьми… Говорите – молод. Да, молод, но молодость не болезнь. Я за него ручаюсь, а старики в правлении научат его всему, что знают сами. Нам нужен лидер, командир, если угодно. Пусть им будет Николай Матвеевич. Все задатки у него к этому есть.

Так с легкой руки Понуренко я стал Николаем Матвеевичем. С этого дня в Рабочем все, – от старого до малого, называли меня по имени-отчеству.

Поставили вопрос на голосование. Зал единогласно поднял руки – «за», только тесть, теща и Фрося были «против».

Мы с Фросей не стали смотреть постановку, которая была после собрания и ушли домой, где ждала нас маленькая дочь – Валя. Ночь я не сомкнул глаз, думал с чего начать. Голова гудела от распирающих ее мыслей. Намучившись ночь, встал в пять утра, слегка перекусил и побежал в контору. Почти сразу стали подходить члены правления. День ушел на приемку дел у бывшего председателя Рыбакова, а вечером занимались назначением бригадиров по отрослям.

(рис. 6. Председатель Н. М. Кротенко у кедра на своем огороде. Пос. Рабочий.)

Через три дня мы с бухгалтером выехали в Каргасок для оформления документации. Заказали чеки, получили земельную шнуровую книгу, нужные для работы бланки. Открыли счет в Госбанке. В последний день перед отъездом домой, закупили в Госбанке: плуга, бороны, сенокосилки, лобогрейку, железо для кузни, конную молотилку, веялку, сеялку и прочее. Рано утром выехали домой.

С первого же дня моего председательства я завел себе амбарную книгу, куда коротко записывал, что за день сделано и что предстоит сделать. Заполнял ее урывками, записывая туда, на мой взгляд, умные мысли, что приходили мне в голову. Иногда они были ошибочны, я их отметел, но многое, что придумывалось, шло в дело. До сих пор жалею, что в дальнейшей моей судьбе амбарные книги с записями исчезли. Видимо, не до них мне было в кипучей моей жизни.

Наступила весна. Сельхозинвентарь к севу был готов. Полевой сезон начали десятого мая и закончили через десять дней. Раскорчеванной под посев земли было всего сорок пять гектар.

Прошло два года моего председательства. Я с головой был погружен в колхозные дела. Пятого мая сорокового года к пристани подогнали баржи для погрузки продукции наших заводов. Три большие баржи загрузили под завязку. Для сдачи продукции я направил в Лесхим пред. Ревкомиссии – Муравского. Выписал ему от колхоза пять чеков для получения денег за сданный груз. Печати тогда еще не было, ее заменяли две подписи – моя и бухгалтера.