Читать книгу На роду написано - - Страница 6

Ни один год прошел с момента смерти Антипа. Детки его подросли – Наденьке было тринадцать, Филатушке десять, а младшенькой Настасье полных пять. Садик к этому времени уже был построен и открыт, но Нина не торопилась отдавать туда дочку – и старшие могут присмотреть. Да и соседка Фануза всегда под рукой. Здоровье старушкино хромало, но это никак не мешало ей прибегать по первому же Нининому зову. А нужно-то было всего лишь спуститься этажом ниже. Но в последнее время дети сами поднимались к ней. Частенько дома устраивались женские посиделки. То Новый год, то Восьмое марта – Нина приглашала к себе доярок. Не на ферме же сидеть. А наблюдать картину того, как в квартиру с орами и криками заваливается чей-то муж, потерявший загульную женушку, детям не хотелось. Дальнейшие действия спектакля были не для их глаз. Обозленный глава семейства мог за волосы поволочь свою вторую половинку. Остальные застольницы начинали кричать и ругаться на него. И на пороге образовывалась настоящая вакханалия. Все соседи понимали – у Нины пирушка.

Пить вдова начала сразу же после смерти мужа. Сначала понемногу – на работе пропускала рюмочку, вторую, чтобы отвлечь себя от мыслей об утрате. Да и доярки не слабо помогали ей в этом. Наверное, хотели подбодрить таким способом, но даже и не думали, насколько быстро она пристрастится к спиртному. И было полбеды, если на пирушке оказывались только женщины. Иногда за столом появлялись и мужчины – скотники, конюхи, соседи, чьи-то мужья, видимо, ненароком заблудившиеся и перепутавшие бараки, которые внешне были один в один. Тогда ора и крика становилось куда больше. Потому что за своими мужьями приходили их жены. А они были крикливее и разъяреннее. В ход шли кулаки и сковородки. Если такое вдруг начиналось среди ночи, Наденька хватала Настену, будила Фиталку и быстренько поднималась с ними к бабушке Фанузе. Она обычно из-за соседского шума не могла сомкнуть глаз и ждала, что дети вот-вот постучатся к ней. Для них у нее всегда было заготовлено спальное место и белье. Утром, перед работой Нина приходила за детьми – проверить, все ли в порядке. Опухшая, полупьяная, с перегаром. Фануза первое время отчитывала ее, мол, нельзя так жить. Но та начинала реветь. Сердце ее никак не может успокоиться и смириться, что нет больше рядом с ней ее любимого Антипа. А самогон хоть на какое-то время заглушает эту боль.

– Больше трех лет уж прошло, пора бы прийти в себя-то! – в очередной раз пыталась вразумить Нину Фануза.

– И что? – шатаясь и пытаясь собрать волосы в платок спросила совсем не выспавшаяся мать.

– Детям своим жизнь портишь, сна лишаешь, уроки делать не даешь…

– Ну хватит, хватит, Фанузушенька моя, – полезла с объятиями Нина.

– Уф, не дыши на меня и не обнимай, иди на работу.

– Ты детей-то в школу отправь уж, пожалуйста, – уже не в первый раз просила Нина.

– Хорошо-хорошо, – ответила Фануза, давно привыкшая к новой обязанности. – Сегодня-то хоть посиделок не будет, я надеюсь?

– Нет. Какие еще посиделки? Мне бы в себя прийти.

– Мужик тебе хороший нужен! – крикнула вслед Нине переживающая за нее и детей бабуля.

– Ай, не нужен мне никто! – махнула рукой не отрезвевшая, кое-как спускаясь. – Был у меня мужик, да сплыл. Другого мне не надо.

Не хотела Фануза отпускать детей в их квартиру, но они всегда просились домой. А там после гулянки наступить было некуда. Поэтому старушке приходилось делать уборку – как иначе присматривать целый день за Настенькой. К обеду, когда Нина возвращалась перекусить и отдохнуть перед вечерней дойкой, в ее квартире было уже чисто. Отрезвевшая, она стыдилась того, что соседке приходилось наводить порядок, но напрочь забывала об этом уже во время следующих посиделок.

Скотник, который оказывался случайным гостем на пирушке, обычно на следующий день просто спал на работе. И не в кладовке какой-нибудь, а прямо в коровьей кормушке. Доярки смеялись над ним – нашел же место. Нина часто будила таких засонь, привязывая рядом корову. Скотинка, принимая алкаша за что-то непонятное, начинала обнюхивать его или облизывать. От этого просыпался даже самый запойный работник. Но трудиться он был не в силе, поэтому просто менял одну кормушку на другую. Перед вечерней дойкой Нина успевала вздремнуть, а Фануза что-нибудь готовить. Соседи не понимали, откуда было у старушки столько доброты.

– Мам, проснись, мам, – будила Нину старшенькая.

– Зачем?

– Тебе на вечернюю дойку надо.

– Ой, правильно, да, – вспомнила про работу Нина.

– Ты в состоянии? – всегда переживала за маму Наденька.

– Да, сейчас как-нибудь встану.

– Что будет, когда ты встать на работу не сможешь? – вдруг спросила, подойдя, Фануза.

– Ну как это не смогу, смогу, конечно, – удивилась Нина. – Всегда встаю же.

– И как только в таком состоянии у тебя сил хватает столько коров руками доить? – думала вслух пожилая соседка.

– Ну куда ж деваться, работать же надо, – ответила Нина, вставая с дивана и поправляя волосы.

– Войны на вас нет! – начала причитать старушка. – Слишком хорошо живете, раз пить да гулять успеваете!

– Не начинай, пожалуйста, не начинай.

Нина схватилась за голову, встала, выпила какую-то таблетку и вышла из квартиры. Фануза, накормив детей, поднялась к себе. В этот вечер посиделок не было, но многодетную маму позвали в гости – оказалось, что у Леониды день рождения. Нина взяла с собой младших. Настенька рвалась к Оленьке, а Филатик к Сашке. Наденька же была рада остаться дома одна. Не нужно ни за кем присматривать и можно спокойно заняться уроками. Веселым оказался праздник – гости выпили, начали петь и танцевать. Время промчалось быстро, наступила ночь. Дети уснули, разместившись, где придется. Половина гостей разбрелась по домам. Сидеть остались самые стойкие.

– Завтра же Филатке в школу, надо идти домой, – вдруг опомнилась Нина.

– Да ладно тебе, спят же все уже, – успокаивал ее Анатолий. – Один день пропустит, ничего страшного.

– Думаешь?

– Конечно.

– И сама здесь спи, – предложила ей Леонида. – Утром встанем пораньше, детей домой заведем и на работу.

– Наденька же одна дома, – спохватилась гостья.

– Она же не маленькая, да перестань ты, – махнул рукой Анатолий. – Тоже спит уж давно.

– Наверное…

– Ты лучше расскажи, что вчера случилось у тебя дома и отчего шум поднялся? – спросила Леонида, пропустившая традиционную посиделку.

– Да я уж и не помню, – Нина не хотела об этом говорить.

– Эх, не смогла я прийти, – вздохнула хозяйка дома и кивнула в сторону мужа. – Вот этот вот ворчать начал.

– Конечно, заворчишь тут! – не на шутку возмутился пьяненький глава семейства. – Сколько можно пить?!

– А кто пьет-то, кто пьет?! – возобладали Леонидой вчерашние эмоции.

– Кто-кто? Вы, конечно! – началась перепалка.

– Мы культурно отдыхаем, – вмешалась Нина и сразу же спросила, – ты считаешь нас алкашками?

– Я не сказал, что вы алкашки, но пьете в последнее время многовато.

– Многовато? – теперь уже возмущаться начала именинница. – Ты на себя посмотри! Сколько пил с трактористами в прошлом году, алкаш!

– То был прошлый год, – начал защищаться зачинщик скандала. – Я ж понял, что переборщил и перестал!

– Перестал он! Ну не смеши меня, Толя! – улыбнулась Нина.

– А ты не смейся! Я, к примеру, как вы не гужбаню. Если и выпью, то сразу же домой иду и спать ложусь. А у тебя вечно какие-то драки да ссоры в квартире!

– Ты хочешь сказать, что я скандалистка? – возмутилась и сразу же обиделась Нина.

– Я такого не говорил!

– Сказал-сказал! Леонидушка, пока! Я с таким брюзгой за одним столом сидеть не буду!

– Ну куда ты собралась? – пытаясь усадить гостью на место, спросила именинница.

– Домой! Я пойду домой! – сопротивлялась Нина. – Филат! Настя! Домой!

– Ты совсем дура, что ли? – осмелел Анатолий. – Детей-то не буди, пусть спят спокойно!

– А вот шиш тебе! Все, мы домой!

Нина подняла детей, криво-косо одела младшенькую, взяла их за руки и пошла. Мальчик и девочка, толком не проснувшиеся, еле-еле волочили ноги. Мать поторапливала их, всю дорогу ругаясь на то, с каким позором ее заставили вернуться домой. На дворе хоть и было начало сентября, а дети все равно продрогли, но не стали об этом говорить, чтобы еще больше не расстроить маму. Филатка же вдруг вспомнил, что забыл у Сашки свой самолетик, сделанный из бумаги. Мальчик попросил вернуться за ним, но Нина и не думала сворачивать обратно.

– Я туда больше ни ногой! И вам не разрешу туда ходить!

– Мама, а как же Сашка? – спросил Филатка, тут же представив, что больше никогда не увидит друга.

– К черту всех! – продолжала ругаться Нина. – И Сашку твоего к черту!

– Мам, я хочу дружить с Сашкой!

– Перехочешь, сынок, перехочешь, – наконец услышала его мать. – Знал бы ты, кем назвал меня его отец! Это же уму не постижимо! Меня назвать алкашкой и скандалисткой!

– Дядя Толя извинится, мама, я точно знаю, – пытался успокоить ее Филатка.

– К черту его извинения! Даже если на коленях прощения просить будет, не прощу!

– А я хочу играть с Олей, – тихонько произнесла Настенька.

– Как вы надоели! Ну никто не думает о матери! Только о себе думаете! Лишь бы вам было хорошо! А что там с матушкой, не важно…

– А с кем я дружить тогда буду? – заплакал Филатик, представив, что больше никогда не сможет увидеть Сашика.

– Не реви! А ну-ка перестань! Разнылся тут! – Нина дернула сына за руку и пошла еще быстрее.

Ноги Настины запутались, девочка упала. Разодранная коленка тут же покрылась кровью, которая мигом просочилась сквозь колготки. Нина, опустившись к дочери, пыталась рассмотреть рану, но толком ничего не увидела. Настенька рыдала. Рядом стоял испуганный Филатик. Нина, глядя на детей, села на землю и тоже разревелась. «Я плохая мать», – шептала она сквозь слезы. Мысль, которая крутилась в ее голове, была не новой – ей не хватало Антипа. Вдова не желала мириться с потерей любимого, но жизнь день за днем и час за часом напоминала ей о том, что мужа больше нет. Что он не вернется, не появится, не оживет. «Я же не была такой, не была», – продолжала шептать Нина, закрыв лицо руками. В приступе замобичевания, она начала обзывать себя. Стуча кулачком по земле, сокрушалась о том, что не в состоянии быть для детей хорошим примером. Потом начала оправдывать себя тем, что ей одной приходится растить их, и это трудно. «Мамочка, не реви», – говорили ей дети, продолжая плакать сами. Они гладили ее по голове, обнимали, пытались успокоить.

– Мамочка, я замерзла, – тихонько сказала Настенька, прижавшись к ней.

– И я замерз, – дрожа, проговорил Филатка.

– Все, идемте домой, мои хорошенькие, идемте домой.

Нина подняла младшенькую, взяла за руку сына и пошла. Ей казалось, что она отрезвела, а потому дома подумала, что не сможет быстро заснуть и, уложив детей, достала самогон. До звона будильника оставалось два с половиной часа. Запрокинув три стопки, вдова рухнула на диван и тут же уснула. Утром, встав в школу, Наденька вдруг обнаружила, что мама все еще спит. Обычно к этому времени та уже была на пороге, собираясь на работу. Но не в это утро. Дочь поспешила разбудить ее, говорила, толкала, старалась даже посадить. Но все это оказалось тщетными. Тогда Наденька, не зная, что предпринять, поднялась к бабушке Фанузе. Та спустилась и тоже старалась разбудить Нину, но не смогла. Соседка наказала девочке пойти на ферму и предупредить доярок, что мама сегодня не выйдет. Сама же позаботилась о том, чтобы Филатка не опоздал в школу. Старшенькая тут же побежала в совхоз. Думая о том, что еще успеет на второй урок, она захватила учебные принадлежности. Но на работе новость, что Нина мирно посапывает, а дояркам придется вместо нее обхаживать коров ее группы, женщинам не понравилась. Они начали кричать и возмущаться. «Может, я смогу помочь?», – выронила Надя, желая остановить поток брани. Доярки такого не ждали, но, видя вину в глазах девочки и желание хоть как-то прикрыть маму, согласились. Они тут же дали ей Нинин халат, показали коров, ведра и все остальные принадлежности. Отложив школьную сумку, Надя села за дойку.

Она, конечно, не успела обойти всех коров, но доярки помогли. Каждая взяла на себя по две-три и к обеду план был выполнен. Работницы видели, как девочка старалась, не подавала виду, что ей тяжело, но на самом деле просто выдохлась к обеду. Вернувшись домой, Надя обнаружила, что мама все еще спит. А Настенька находится у соседки. Она подсела к матери и снова начала будить ее. На этот ей это удалось.

– Сколько время? – спросила Нина, не успев открыть глаза.

– Обед уж, мам.

– Я проспала! Почему ты не разбудила меня?

– Я будила, – спокойно ответила девочка, помогая матери сесть. – Ты ни в какую не просыпалась.

– А где Настя, где Филатка?

– Настя у бабушки Фанузы, Филатка еще в школе.

– Ну слава богу, – Нина выдохнула и снова рухнула на диван. – А ты почему не в школе?

– Я сегодня туда не пошла.

– Почему?

– Я пошла на ферму предупредить, что тебя не будет, но меня попросили остаться и помочь с дойкой.

– Попросили или заставили? – Нина напряглась и снова села.

– Поспросили.

– Вот же курвы! Как будто сами не могли коров моих подоить! Вот Наиля болела, так мы ее группу сами доили, никто не жаловался.

– Ты же не болеешь, – точно подметила Наденька.

– Ну как сказать, как сказать, доча, – Нина снова прилегла. – Голова раскалывается так, что кажется, вот-вот взорвется.

– Мам, я на вечернюю дойку пойти не смогу, у меня ужасно болят пальцы, – девочка показала красные и намозоленные ладони.

– Знаешь теперь, как я деньги зарабатываю, – укоризненно сказала мать. – Поначалу и у меня так было.

– Никогда не буду работать дояркой, никогда, – уверенно ответила девочка.

– Почему?

– Там воняет, страшные быки стоят, женщины орут и матерятся, – объяснила Наденька.

– Кем же ты будешь тогда? – удивилась мать. – Я, к примеру, коров с четырех лет дою и не представляю, кем еще могу работать.

– Я хочу быть учительницей, – озвучила свою мечту девочка.

– Будь хоть кем, только принеси, пожалуйста, таблетку от головы, мне человеком надо стать, – попросила Нина, не в силах обсуждать желания, до которых ее ребенку еще расти и расти.

Женщина, взяв себя в руки, все же встала, сварила суп и готовилась к вечерней дойке. Дети были дома – Филатка делал домашние задания, Настенька играла, обустроив под столом домик, а Наденька собиралась сбегать к однокласснице, узнать, что сегодня задавали. Из квартиры Нина вышла с твердой уверенностью перестать пить и наладить свою жизнь, стать примерной матерью и достойной женщиной, чтобы повстречался ей на пути хороший мужчина. Но оказавшись на работе, она тут же приняла предложение опохмелиться – у нее все еще тряслись руки и гудела голова. Хотелось снять мандраж и унять мигрень, чтобы работа пошла как по маслу и была по силе. Приняв две стопочки самогона, Нина почувствовала, как ей полегчало. Началась дойка, посреди которой с радостной новостью появился Никанор Ефимович. Оказалось, что со следующего месяца всем полагается прибавка к заработной плате. Председатель по этому поводу пообещал угостить сегодня всех работников – доярок хорошим вином, скотников дорогой водкой. В ожидании застолья работать стало веселее. Но Никанора Ефимовича срочно вызвали в райцентр. Поэтому алкоголь он принес, а вот присутствовать на посиделках не смог. Работники не сильно опечалились – никому не хотелось пить на глазах у начальника. Особо не расслабиться же.

Незапланированная пьянка растянулась до темноты. Наденька, не дождавшись матери, сама уложила детей и постучалась к бабушке Фанузе, которая не стала переживать, а решила дождаться утра, заночевав в Нининой квартире. На ферме же все побрели по домам. Только Нина была не в состоянии двигаться и даже не понимала, где находится и что делать. Леонида, сама пьяная, о подруге не подумала. Желая поскорее оказаться дома из-за ворчливого мужа, она поспешила на выход, не заметив, что закадычная осталась на ферме. Оказавшись в одиночестве, Нина побрела, куда глаза глядят. Но из здания так и не выбралась – ударилась о коровью кормушку, задумалась и тут же легла в нее.

Когда женщиной уже овладел глубокий сон, в корпус вдруг залетел Анатолий. Он потерял жену, а пути их на улице разошлись. Мужчина попытался разбудить подругу, чтобы спросить, где Леонида, но не смог. Тащить ее на себе через всю деревню он не хотел, а потому накрыл пьяную соломой и побежал домой. Утром доярки с удивлением обнаружили, что Нина спала на ферме. И вместо того, чтобы разбудить ее, начали хихикать и перешептываться.

– Нам за нее, что ли, коров опять доить? – спросила одна.

– Вот еще! – возмутилась вторая. – Сейчас все подготовим и разбудим ее! Нечего дрыхнуть на рабочем месте!

– Не спи в кормушке, простудишься ведь! – закричала третья более сердобольная доярка.

– Это кто тут у нас в кормушке спит? – раздался голос Никанора Ефимовича. – Совсем совесть потеряли, с утра уже квасят!

Никто не ждал председателя так рано. Доярки тут же разбежались по своим группам, а начальник, представляя увидеть в кормушке кого-то из скотников, обомлел, признав в спящем человеке Нину. Кого угодно он мог вообразить на этом месте, но только не маленькую хрупкую женщину, многодетную мать и вдову. Писать выговор, кричать и ругаться, или просто разбудить и заставить работать – впервые Никанор Ефимович растерялся. Некоторое время он еще постоял возле Нины, а потом все же решил разбудить ее. Увидев перед собой лицо председателя, женщина тут же вскочила, начала поправлять одежду, убирать с себя солому. Ей было стыдно. Сколько раз она сама подшучивала над пьяницами-скотниками, вечно засыпающими в коровьих кормушкам, но и подумать не могла, что когда-нибудь окажется на их месте. В таком неприглядном виде. Перед пристальным и осуждающим взглядом своего начальника.