Читать книгу На роду написано - - Страница 8

– Старородящая уж я, мне сорок почти, – сказала Нина, держа на руках трехмесячного Филаретика.

– Ерунду не говори, – нахмурилась Фануза, с улыбкой поглядывая на мило сопящего младенца. – Ты счастлива хоть?

– В каком смысле?

– С Талгатом.

– Сама же знаешь, какой тяжелый у него характер, – вздохнула Нина.

– И ты все равно решила родить…

– Не начинай…

Годом ранее, летом 1976-го, Василий Борисович наконец-то выделил Нине с детьми трехкомнатную квартиру в только что построенном бараке. Такие же высокие потолки, просторный зал и еще две кладовки радостно приняли многодетную семью. На решение главы сельсовета подействовало то, что Нина начала жить с Талгатом, забеременела и вспомнила – еще при жизни Антипа Василий Борисович обещал молодой семье расширение. Но вот уже какой год странно помалкивал. Придя к нему в кабинет, она объяснила, что у нее на подходе четвертый ребенок, а квартирка все еще однокомнатная. Глава не сразу согласился с доводами доярки, сославшись на то, что ее новый мужчина должен привести ее в свой дом и обеспечить, а не она его. Нина же, не желая спорить, но будучи в положении, а значит, заранее в расстроенных чувствах, расплакалась, объясняя, что нет нормальных мужчин на селе, да еще и с собственным домом. А жить с родителями Талгата в Петропавловке она не хочет. Пригрозив жалобой в районный центр, беременная сразу же прекратила всякие споры и доводы, получив три заветные комнаты.

Филаретику повезло – на момент своего рождения у него были старший брат и две сестры. Надя училась в Белоозерском педагогическом училище, далеко от родного села. До города нужно было сначала ехать на автобусе, а потом еще около шести часов на поезде. Но такое расстояние не пугало студентку, ведь рядом с родным селом не было учебного заведения, в котором она бы смогла получить желаемую с детства профессию. Поехала девушка в Белоозерск с двумя платьями в чемодане. Всегда приезжала на каникулы, умудряясь купить на стипендию подарки для сестренки и братишек. В свои семнадцать лет не забывала девушка и об Ольховке. Нравилось ей папино родное село, да и бабушка Евдокия любила старшенькую внучку и всегда ждала ее приезда.

Филату было уже четырнадцать. Дерзкий, смелый, непримиримый. Он стал вольным подростком, свободолюбивым, шебутным. На пару с Сашкой они как только ни чудили. Например, после ухода Анатолия из семьи к любимой Марии Егоровне, парнишки как-то раз прибежали к ее дому, дождались пока учительница развесит только что постиранное постельное белье и уйдет, подкрались, сняли его и изваляли в грязи. Даже повесили его обратно, мол, само замаралось. Анатолий, конечно, подозревал, чьих рук это дело, но виду не подавал, не искал проказников, не наказывал. А стоило бы. Росли мальчики без особого присмотра – Леонида была в горе из-за ухода мужа, Нина страдала от постоянных претензий нового сожителя, его нежелания работать, любви к спиртному. Регистрировать отношения Талгат отказывался – мама-татарка была против. Так и жили.

Настенька в свои 9 лет души не чаяла в Филаретике. Ночью к нему вставала, пеленки меняла, во всем помогала матери. «Я всегда буду за ним приглядывать», – говорила девочка, поглаживая маленькие ножки младенца. Талгат падчериц и пасынка воспринимал неохотно – часто ругал, выговаривал им, даже кричал. Особенно не сложились у него отношения с Филатом. Парень никак не хотел принимать несостоявшегося отчима. Грубил, не слушался, а порой просто-напросто игнорировал. Открыто, гордо и бесцеремонно. Они друг друга стоили – никто не хотел уступать.

– Бычка покормил? – спросил Талгат вернувшегося со школы Филата.

– Я только пришел, – ответил парнишка, бросая портфель. – Когда бы я успел покормить-то его?

– Я в твои годы все успевал.

– Опять вы за свое!

– Да. Я пока со школы шел, кучу дел переделывал, а ты просто так слоняешься! – начал ругаться отчим, лежа на диване.

– Вы целый день дома, сходили бы да покормили бы, – не сдавался Филат, переодеваясь.

– Ты мне еще указывать будешь, что делать?! – мужчина угрожающе сел.

– А нечего мне выговаривать! – смелости парню было не занимать.

– Вы чего разорались? – влетела в зал Нина, услышав перепалку.

– Сыночек твой ничего делать не хочет! Учу его уму-разуму.

– Не надо меня учить, у меня для этого мать есть!

– Хватит ругаться, Филаретку разбудите, – пыталась прекратить спор Нина.

– Я только со школы пришел, я есть хочу, мне переодеться надо, а он велит к быку бежать.

– Талгат, успокойся, – попросила Нина. – Перекусит он и сходит в сарай. К чему ругань?

– К тому, что не слушается меня этот щегол!

– А я и не должен вас слушаться! Кто вы мне?!

– Я сейчас тебе покажу, кто я тебе! – мужчина резко встал.

Одной рукой он схватил парнишку за шиворот рубашки, второй сжал челюсть так, чтоб тот ничего не мог говорить. С криками о том, что Филат сейчас получит, отчим тряс подростка, пугая Нину и падчерицу. Филарет проснулся и начал кричать, Настя тут же побежала к нему. Нина бросилась к старшему сыну, желая защитить. Она вцепилась в руки сожителя, стараясь оторвать их от Филата. Но сил не хватало. Мужчина был настолько зол, что хотел всю душу вытрясти из задиристого пасынка. В квартире поднялся такой шум, что Фануза, бывшая там же, огрела Талгата своей тростью, чтобы хоть как-то остудить его пыл. Руки свои мужчина убрал, но не успокоился.

– Убирайся отсюда! – крикнул он вслед убегающему Филату.

– А чего это он должен убираться из собственной квартиры? – спросила Фануза, размахивая тростью.

– Мразь мелкая! – продолжал кричать Талгат пасынку.

– А ты позорище всего татарского народа! – от души возмущалась пожилая женщина.

– Тебя забыли спросить, старая кляча!

– Сам иди отсюда! – крикнула бабуля, еще раз стукнув мужчину тростью.

– Угомони эту сумасшедшую! Или я ее сейчас за шкирку выпровожу отсюда! – пригрозил он Нине.

– Хватит орать! Мне это надоело уже! Сколько можно ругаться?! – закричала и хозяйка квартиры.

– Вы вообще ополоумели, что ли?! Детей пугаете же! – сокрушалась старушка, хватаясь за сердце и слыша нескончаемый плач младшенького.

– К черту вас, придурошные! – крикнул Талгат и, выходя из квартиры, добавил, – я вернусь и все у меня сегодня получите!

– Давай, иди-иди отсюда! – добавила ему вслед Фануза.

Не в первый раз мужчина уходил из дома с таким угрозами. Это значило лишь одно – он напьется, вернется и скандал продолжится. Только ругань будет более масштабной, а последствия непредсказуемыми. Нина, понимая это, начала судорожно думать о том, где бы провести эту ночь. Еще до рождения Филаретика она с детьми, бывало, уходила переночевать на ферму или в баню. Но сейчас с маленьким ребенком это казалось сумасшествием. Видя ее безвыходность и жалея детей, Фануза предложила свою квартирку. И даже если Талгат заявится туда и станет стучаться, требуя семью, соседи не дадут шуметь ему на весь подъезд. Собрав школьные принадлежности Филата и Настасьи, а также одежду первой необходимости, семья отправилась к Фанузе. Переживаний о том, что Филат может вернуться и снова схлестнуться с отчимом, у Нины не было. Сын понимал, что дома сейчас лучше не показываться. Парнишка убежал к Сашке. Друзья сидели и мечтали о том, что когда вырастут, обязательно проучат этого психопата-отчима. Всыплют ему как следует, чтобы больше не обижал ни мать, ни детей. Искать место, где домашние решили заночевать, Филат не стал, так и остался у друга. Леонида же уговаривала его сбегать и позвать мать к ней – места много, разместятся уж как-нибудь на ночь. Но парнишка наотрез отказался. Не рискнул он приблизиться к родному бараку.

На следующее утро, Нина, отправив школьников, вернулась в свою квартиру, в которой стоял жуткий перегар. Талгат мирно спал на диване, напугав вчера всех и оставшись один в хоромах из трех комнат. Именно так любила повторять Фануза каждый раз, когда Нине с детьми приходилось уходить из дома. Настя кроме своего портфеля приволокла в школу и портфель Филата. Девочка ждала каникул, чтобы поскорее увидеться с Надей. Когда старшая сестра приезжала в гости, отчим особо не бушевал. Девушке везло – она не видела скандалов и разборок, которые частенько устраивались в родной семье. Студентка, она была уже далека от проблем матери и больше думала о том, как организовать собственную жизнь. В Белоозерске ей нравилось. После учебы девушка планировала остаться в этом городе, устроиться на работу, выйти замуж. В Такеево же, думала она, нет для нее никаких перспектив.

Нина еще много раз ночевала у Фанузы и всегда выслушивала о том, что недомужика этого давно пора выгнать из квартиры. Не работает, пьет, буянит. Старушка никак не могла понять, для чего он Нине. Но на соседку ее увещевания не действовали.

– Я Филарета без отца оставлю, что ли? – каждый раз спрашивала ее Нина.

– Уж лучше без отца, чем с таким, – продолжала спорить Фануза.

– У меня и так уже трое детей без отца.

– Ну ты не сравнивай Антипа с этим недотатарином, – ругалась бабуля.

– Да, Антипу моему нет ровни, – вздохнула вдова.

– Вот и нечего было сходиться с этим!

– Что ж теперь поделаешь? Буду жить. Когда не пьет, он же хороший.

– В каком таком месте он хороший, когда не пьет? – удивилась Фануза.

– Его можно терпеть, – не сдавалась Нина.

– А работать он когда начнет? – спросила неугомонная старушка.

– Говорит ведь, что нет для него здесь подходящей работы, какая была в Петропавловке.

– Пусть в район уезжает на заработки или в соседний город! Нечего здесь лежать, диван давить!

– В Никольск, что ли? – удивилась Нина.

– Конечно! Город вон как строится. Красивый, домики кирпичные, высокие.

– Ну нет. Что ему в городе-то делать?

– Уф, устала я от тебя, честное слово! – не выдержала пожилая женщина. – Когда снова придется из дома убегать, ты, конечно, приходи ко мне, но знай, что я не перестану ругаться на твоего сожителя.

Так и было, ругаться старушка не перестала. Да что толку? Мыкалась Нина с детьми и дальше. А как только Филаретику исполнилось два годика, вышла на работу, устроив младшего в детский сад. Роль отводить его туда досталась Настасье. В свои одиннадцать лет она была полностью занята братишкой. После школы делала уроки и бежала в садик за ним. Вечером же ни поиграть не могла, ни к подружкам сходить – нужно было присматривать за Филаретиком. Как же он капризничал, требуя утром чай перед тем, как отправиться в садик. А пить его нельзя было – воспитательница потом жаловалась на то, что он толком не завтракает. Но мальчик наотрез отказывался выходить из квартиры без кружки заветного напитка. Настеньке приходилось и по попе ему давать, и за ногу тащить, и папиным ремнем грозить – ничего не помогало. Приходилось поить его чаем, поторапливать, ругаться. Та любовь, которую она испытывала к братишке, пока тот был еще мал, мигом испарилась, превратившись в груз ответственности и непосильную ношу. Фануза и тут ругалась, часто выговаривая Нине, что не для себя та родила четвертого ребенка, а, видимо, для Насти.

Вернувшись на ферму, Нина снова начала потихоньку выпивать. Не много, не запойно, но бывало, что возвращалась с работы навеселе. Такие моменты очень злили Талгата. Мужчина начинал обзываться, драться и грозиться бросить ее. Его стычки с Филатом тоже не прекратились. Юноша в свои шестнадцать лет возмужал и уже не боялся отчима, как прежде. Начинались весенние каникулы, а это значило, что завтра в родное Такеево вернется Надя. Девушка девятнадцати лет была как прекрасная распустившаяся роза. В теле, пышненькая, румяная, черноволосая, Многие парни пытались ухаживать за ней, но бывала она в родном селе лишь несколько дней, а потом уезжала в Ольховку к бабушке Евдокии.

– Добром не кончатся эти поездочки, – предостерегла как-то раз Нину Леонида.

– Да ладно тебе, пусть едет, – не переживала мать.

– Почему она так стремится в Ольховку? – интересовалась подруга.

– Там отец похоронен все-таки и бабка родная живет, – предположила Нина.

– Ну да, ну да, такая ты наивная, мать.

– Хочет, пусть. Кто-то же должен навещать эту вредную и ворчливую старуху.

– Я б на твоем месте ее не отпускала, – призналась Леонида.

– Вот вырастет твоя Олечка, как моя Наденька, тогда и посмотрим, куда ты ее будешь отпускать, а куда нет.

– Ты какая-то злая сегодня, – подметила подруга.

– Я просто не могу думать сразу обо всех, – вздохнула Нина. – Надя взрослая уже, поди есть голова на плечах, и сама знает, что делает.

Первый день каникул обещал быть веселым. Надя привезла подарки. Нина накрыла на стол. Филат позвал в гости Сашку, а Настенька Олечку. В духовке томилась курочка, на плите стояла полная кастрюля еще горячего пюре. Салатики, сок и яблоки. Надин приезд был как праздник. Только Талгата не было дома. Он еще с утра куда-то ушел. Переживая, где же носит сожителя, Нина молилась только о том, чтобы он не завалился в квартиру пьяным. Но мужчина не вернулся и после вечерней дойки, когда Нина была уже дома.

Зато совсем неожиданно и с двумя друзьями шумно ввалился в квартиру уже поздно ночью, разбудив давно уснувшее семейство. Мужчины сели на кухне, продолжая выпивать и громко разговаривать. Первой к ним вышла Нина, попросив гостей удалиться. Потом показалась и Надя, мягко намекая на то, что она устала с дороги и хочет выспаться. Третьим подошел Филат. Юноша открыл входную дверь и демонстративно указал на нее мужчинам. Шум, который поднялся после этого, слышали все соседи. И не только этого барака, но и двух неподалеку тоже. Началась драка между Талгатом и пасынком. Не хило тогда досталось парнишке. Нина, стараясь разнять их, тоже получила дозу тумаков. Угомонить Талгата смогла только сковорода, прилетевшая в его голову из рук Нади. Мужчина пошатнулся, прислонился к стене и медленно сполз. Наступила тишина. Филат вытирал кровь со своего лица, Настенька успокаивала Филаретика, а Надя сказала, что завтра же отправится в Ольховку, потому что не надо ей такого дурдома.

Всю следующую неделю было полное затишье. Никто ни с кем не разговаривал. Нина делала вид, что сожителя не существует. Филат старался не показываться дома. Настя была занята младшеньким. Еще через три дня, когда из Ольховки вернулась Надя, Нину ожидало сразу два события. Еще перед утренней дойкой, она, не зная, где носило Талгата прошлой ночью, нашла на кухонном столе записку: «Я так больше не могу. Прощай». Бумажка была мятой и испачканной кровью. Нина сразу же поняла, от кого послание, но никак не могла уразуметь, почему сожитель так с ней поступил. Да, ругались, да, дрались, но чтобы вот так взять и бросить ее с четырьмя детьми – его поступок привел ее в ступор. Надя, подойдя к матери, села рядом и решила поделиться новостью, которая мучила ее вот уже несколько месяцев. Того, что родительница держит в руках записку и о чем-то глубоко размышляет, девушка не заметила.

– Мам, мне нужно с тобой поговорить.

– Что? Что тебе надо? – Нина постаралась сосредоточиться на дочери.

– Мне кажется, что я беременная, – сразу же выпалила Надя.

– Не поняла, что? – не поверив услышанному, решила переспросить только что брошенная женщина.

– Мне кажется, я беременная, – повторила девушка громче и отчетливее.

– От кого? – это был первый вопрос, который пришел Нине на ум.

– От мужчины одного из Ольховки, – призналась Надя.

– Ну езжай к нему, женитесь да живите, – предложила Нина, считая это самым разумным исходом события.

– Он не знает об этом, да и женат еще, – объяснять девушка не хотела, но пришлось.

– Вы сговорились сегодня убить меня, да? – спросила Нина, схватившись за голову.

– Ты о чем? – не поняла ее дочь.

– Посмотри на это, – женщина протянула Наде записку.

– Ну и хорошо, – решила девушка. – Эту новость я считаю уж получше, чем мою.

– Обе новости ужасны, а твоя, на самом деле, хуже некуда.

Что делать с Надей Нина не знала. Не знала она и того, что делать со своей жизнью. Только Филат казался довольным и счастливым. Ведь это он накануне ночью собрал знакомых парней, отыскал пьяного отчима, выпивавшего у Анатолия в доме Марии Егоровны, и избил его со своими подельниками. Потом заставил обидчика написать прощальное послание и пообещать, что тот никогда больше не покажется в Такеево. Мужчина пытался прикрыться маленьким сыном, мол, кроме него воспитывать мальчугана будет некому. Но в ответ получил два собственных выпавших зуба от последующих за этими словами ударов. Били его парни, кто чем мог. А потом так и оставили валяться за селом. Но как только начало светать, проверили, не умер ли. Но Талгата там уже не было. Как он встал и куда ушел, Филата не волновало. Главным было то, что так он поступит теперь с каждым, кто решится обижать его мать и сестренку с братишками. Считая себя героем, он еще не подозревал, что подтолкнет мать к запоям, стенаниям и мыслям о том, насколько никчемна и бесполезна ее жизнь, да и она сама тоже.