Читать книгу Влюбленные в Бога. Криминальная мениппея - - Страница 19

Как-то за шахматами его сын поведал мне, что хочет с приятелями съездить в Москву на финал чемпионата страны по футболу. Проблема был в деньгах. Скоро вернулся с работы крепко выпивший кэмээсник. По телеку показывали фильмы Гайдая и вся семья собралась в гостиной. Было весело и смешно. Все немного расслабились, устав от вражды. Сын спросил отца:

– Пап, дашь деньги? – и подробно изложил суть дела.

Кэмээсник почесал затылок и сказал:

– Учись, оболтус! Мал ещё, чтобы по стране кататься.

Мы с соседом ушли играть в комнату. Он напыжился. В зале, как-то уж необыкновенно весело смеялась мать, и всё смелее смеялся отец. Казалось, брезжил призрак перемирия. Но вот всё стихло, из зала все разошлись по комнатам, а к нам тихонько вошла мать соседа. Строго и взыскательно спросила сына:

– По алгебре подтянулся?

– Да, мам, – неожиданно покорно ответил сосед (таким я его не видел).

– Надолго хочешь ехать?

– С дорогой пару дней займет.

– Я дам деньги, но ты отцу не говори. Скажи, что поехал к другу в деревню на выходные?

– Спасибо, мам!

Сосед совсем как взрослый съездил в столицу, погулял по Красной площади, посмотрел матч, отработал с кого-то кожанку и приехал к вечеру понедельника, когда дома кипели страсти. В институте объявили о сокращениях. Кэмээсник вернулся домой с работы злым:

– Что сегодня на ужин?

Из спальни ему ответили:

– Я зарабатываю в пять раз больше тебя, может это тебе следует приготовить мне ужин.

– И давно ты так зарабатываешь?

– Ну и что?

– Всю жизнь всё устраивало, а как немного подкосило, так ты теперь королева?

– Пожарь картошки!

– Ты, мать, охренела в конец?!

Кэмээсник стянул ремень с брюк, пошел в спальню и вполсилы хлестанул жену по заду.

– Убивают! Помогите!

Жена голосила, но в глазах её он видел холодную насмешку. Дескать, гляньте, каков папаша изверг. Охренев от такого коварства кэмээсник влепил жене затрещину в момент, когда в спальню ворвался сын. Он ударил отца раз по зубам и два в ухо, а затем барской походкой ушел в свою комнату. После этого кэмээсник беспробудно забухал и умер, захлебнувшись рвотными массами.

Однажды я подумал, что может быть это то самое утро, в которое я проснулся по-настоящему. Однако сонное оцепенение рассеялось. Я учуял запах вареной картошки. Я вскочил с кушетки, чтобы посмотреть на двор. За окном кружили и подскакивали на порывах ветра снежинки. Они черточками на стекле засоряли представшую мне унылую картину заснеженного города с маленькими человечками, которые спешили по своим делам – и совершенно напрасно: потому что в этом простуженном аду куда разумнее было бы не иметь никаких дел.

В уклеенной зелеными обоями комнате с текущим потолком и занавесками похожими на медицинскую марлю единственное, что согревало мне взгляд, было ватное одеяло. За стеной – у соседей из другого подъезда – был слышен детский плач. Надрывался диктор «Первого канала». Откуда-то неразборчиво доносилась супружеская перепалка. Звук пробивался отовсюду: из-под плинтусов, через стыки бетонных перекрытий и зазоры дверных проёмов. Хлопали двери, гремела посуда, клокотал кашель, шоркали тапки. И ко всему прочему в это утро «составители моего человечества» истошно голосили.

– Угробил мою жизнь. До пенсии останешься паршивым преподавателем на кафедре!

– Дорогая, но ты тоже учительница…

– И не стыдно тебе себя с женщиной сравнивать?

– Я просто напоминаю. Я же ищу другую работу.

– Козёл! Два месяца ищешь. Посмотри, как живут люди.

– Ты о ком?

– Не передёргивай! Будешь равняться на нищих, так нищим и останешься!

– Но…

– У тебя все в роду такие безалаберные! – в мойку с визгом упал тазик, – всё просрали, ничего не достигли, алкаши!

Послышалась какая-то возня. Я подумал, что неровен час, отец прибьет мою несдержанную мать, ведь всякому терпению есть предел. «Пожалуйста, не надо, ну, пожалуйста… мама!» – закричал мой девятилетний братик, втискиваясь промеж взрослых, чтобы угомонить их. Я стоял за дверью и слушал, думая про себя: «Ничего-ничего, все наладится братишка». Отец отчего-то рассмеялся, и вслед за тем донеслись разъярённые возгласы матери: «Ненавижу, убью!». Казалось, мама одолевала. Вдруг с грохотом что-то упало. Душераздирающий вопль разнесся по квартире: «Он меня убил, помогите!». Истерически разрыдался братик. Тут уж и меня проняло. В три прыжка я преодолел расстояние до родительской спальни. Отец был страшен: с расцарапанным лицом, в крайней степени смущённый он прижался к стене; братик хохотал, прямо заливался, держась за живот; мать лежала на полу. Она мучительно скуксилась – пунцовая от слёз – и молитвенно простирала руки ко мне:

– Он пытался меня убить, помоги, сынок.

– Что он сделал мама?!

Но мать только твердила: «Он пытался меня убить…» Отец склонился над нею и сказал ласково:

– Милая, ну перестань, ну что с тобой сегодня такое…

Она заверещала:

– Не приближайся! Уберите его, умоляю!

Братик увёл меня в другую комнату и рассказал, что, мать так и не смогла спровоцировать отца. Она сама начала бить и царапать его. Остановиться уже не могла. Отец не зная, что предпринять, слегка укусил её за руку. Мать повалилась навзничь и заголосила прежде, чем успела понять, что ущерба никакого не понесла.

Мне следовало поскорее уйти. Я надел школьную форму и в надежде позавтракать зашел в кухню, где мать бесцельно перекладывала посуду. У нас состоялся бессловесный диалог. «Ты всегда против меня!» – «Хочешь, чтобы я принял твою сторону?» – «Пошел вон отсюда, пусть тебя отец кормит!» – «Так ты хочешь, чтобы он уверовал в свою виновность?» – «А кто виноват?!» – «Понятно. Мы с тобой будем дружить против него и рано или поздно вопрос о вашем разрыве станет закономерным, ну, а ты честная женщина» – «Тебе нищета, кажется, лучше?» – «А тебе кажется, что найдешь кого-то, кто не станет пить тебе кровь? Людям всегда что-нибудь кажется. Хочешь, чтобы братик тоже предал отца? Ты предашь меня, чтобы было легче поднимать братика, и он потом возненавидит тебя престарелую?» – «Ну, что ты такое несешь?» – «Не, мам, проехали. Можно я быстренько позавтракаю?»

Мать перекидала куски хлеба из тарелки в пакет. Кинула тарелку в мойку и разбила её. Хлопнула дверкой холодильника. Подняла крышку над кастрюлей и, не заглянув в неё, с лязгом накрыла. Пнула табурет и взвизгнула от боли. Наконец, зашипела на меня: «Что смотришь?». Она вроде бы хотела ударить, но в кухню вошёл братишка. Посмотрел на меня вопросительно: «За кого?» Я сказал матери:

– Мам, достаточно уже.

– Лучше замолчи! – предупредила меня мать и тотчас же отоварила братишку подзатыльником и толкнула в спину. – Что встал?!