Читать книгу Влюбленные в Бога. Криминальная мениппея - - Страница 21

За окном школьного кабинета весело отыгрывал апрель. На ветках распускались почки. Проглянули зелёные побеги на бурых прогалинах. На школьном стадионе кучковалась молодая шпана и решала какие-то глобальные вопросы. Хорошо бы, казалось мне, оказаться на улице подобно этим угрюмым ребятам, потому что в кабинете витала пыль и скука. Учительница извлекала корни из наших мозгов.

Пацаны на стадионе получали хорошие отметки за отсутствие на уроке. Они отымали деньги и унижали всех без разбору. Бывало, приезжали в школу на японских и немецких авто. Были и свои минусы в виде еженедельных строгих сборов, где могло изрядно влетать. Это при том, что у группировщиков была обязаловка на бокс.

За соседней партой Иншаков и компания обсуждали, ни от кого не таясь, как и когда будут присоединяться к группировке. Их намерения могли кратно усложнить мою жизнь. Я и так каждую перемену продумывал свои маршруты в школе: избегал коридора, ибо там протекал весь хулиганский сброд, а гопники ходили как у себя дома. На перекур я бегал нечасто, если только был уверен, что там не было упырей. Однако если бы мои одноклассники присоединились к группировке, то все мои ухищрения потеряли бы смысл.

От голода, казалось, что желудок намотался на позвоночный столб, а вместе с этим ощущением во рту появлялся привкус мазута. Я собрал пожитки в пакет и вышел из кабинета. Я сделал это без объяснений и не обратил внимания на разинутые от удивления рты. Я отправился за теплицы, чтобы покурить и встретил паренька из параллельного класса.

Месяцем ранее нас свел случай. Как-то я встретил Грошикова в рекреации, он стоял один в стороне от своего класса. Я подошёл к нему и протянул руку, но он тихо сказал:

– Не здоровайся со мной, а то скажут, что ты тоже опущенный, – и добавил, – не верь, это Ананьев слухи распускает.

Я посмотрел на его класс, внимательно наблюдавший за нами. Над головами возвышался белобрысый Ананьев. Я переспросил Грошикова:

– Так это неправда?

– Конечно, неправда.

Я пожал ему руку. Его класс тотчас же заверещал, показывая на меня пальцами: «Фу, помазок!» Я и не думал подходить к ним, чтобы поздороваться. Они все равно кричали: «Фу, иди на…, не подходи к нам, мразь!» С неделю меня называли помазком, и отношение ко мне было соответствующим, пока миф о прошлом Грошикова не был развеян. Ананьев признался случайно: «Я пошутил», – и все порадовались, говоря о том, как благородно поступил Ананьев, сознавшись. Поэтому, увидев Грошикова, я обрадовался искренне. К тому же мне нечего было курить. Я с удовольствием закурил предложенную сигарету. Грошиков спросил:

– Тебе нужна «денди» на три дня?

– У меня денег нет.

– Да без денег, просто поиграть на три дня возьмёшь? Пять картриджей дам.

Это была моя мечта поиграть в денди, запереться дома, не выходить на улицу, не открывать двери, не отвечать на звонки, не вспоминать о школе, не думать ни о чём, кроме танков и твёрдолобого Марио. К тому же мой класс вот-вот должен был пополнится новыми гопниками.

– Спасибо!

Грошиков побежал в школу и через пять минут вернулся с пакетом. Он светился и улыбался. Я пошел домой, конечно, издали огибая стадион, на котором собралась группировка. На всё было плевать: на уроки, на завтрашний день, и на послезавтрашний, и на всю школу. Я вбежал домой, подключил к телевизору приставку, включил в розетку, но никакого эффекта не было. Я пробовал и так и этак, принимался за дело с одной стороны, потом с другой – всё было бесполезно. Я отвинтил винтики и заглянул под корпус – там было пусто: ни схем, ни деталей. Я прибежал в школу к завершению третьего урока, нашёл Грошикова, отдал пакет:

– Чо такое? – поинтересовался Грошиков.

– Не смешно, – сказал я, – голый корпус, ни одной схемы нет…

– Ты гонишь? – возмутился он. – Ты приставку сломал. Это вообще Ананьева приставка, попробуй, объясни ему.

На перемене группировщики завели меня в туалет, сначала долго угрожали, потом избивали, потом снова угрожали. Я твердил одно и то же, что денег не дам, что моей вины нет, что они меня не разведут на лоха. Мне сказали на прощание:

– Чтобы завтра деньги были. Не принесёшь, башку оторвем.

Я усвоил, что люди сбивались в кучу только для того, чтобы легче было мучить других людей. Моего отца донимал оргкомитет. Братик жаловался на одноклашек, которые сумели скооперироваться между собой. Мать с приятельницами по телефону решала: кого выжить с работы, кого «срочно поставить на место», кому из коллег «перекрыть кислород».

Я пришел к выводу, что среда в которой я обитаю сильнее меня. Она как будто стремилась довести меня до состояния послушного дебила. Каждодневная лоботомия, очевидно, была неизбежна. Коридоры, рекреации, гетто и люди, люди, люди… пока я шёл на выход из школы, школяры почему-то злорадно ухмылялись мне. Может быть, я слишком начал выделяться из общей массы. Я остро почувствовал, что между мной и остальным миром существовала пропасть.