Читать книгу Позолоченная корона - - Страница 4

Когда Хелльвир совершила путешествие в царство Смерти в третий раз, ей было двадцать два года. На этот раз она подготовилась.

Она возвращалась в деревню из леса теплым солнечным вечером; длинная, узкая тень плясала перед ней на дороге. Воробьи купались в пыли на обочине, семена одуванчиков медленно кружились во влажном воздухе. Корзина Хелльвир была тяжелой: она набрала медвежьего лука, хотя думала, что он уже отцвел, нарвала цветов бузины, листьев ежевики, нашла на стволе старого дуба съедобный желтый трутовик и даже собрала немного лесной земляники.

Они с Миландрой жили в деревне вдвоем. Хелльвир помогала старой знахарке и училась у нее ремеслу. Она поселилась у Миландры вскоре после того, как воскресила мать. Той никогда не нравилось жить в домике на краю леса, а после неудачных родов она решила, что теперь ее ничто здесь не держит. Более того, Хелльвир раздражала ее, и девочка часто ловила на себе пристальный, недобрый взгляд матери. Раньше отец Хелльвир сопротивлялся, когда жена предлагала переехать в столицу, но после свалившегося на них горя не находил в себе сил спорить с ней. И когда мать, отец и брат Хелльвир объявили, что уезжают в Рочидейн, никто не удивился предложению Миландры взять девочку под опеку и научить ее искусству исцеления и изготовления лекарств из трав.

На ходу Хелльвир весело помахивала корзиной и вполголоса повторяла про себя утренний урок Миландры: «Зверобой. Масло используется для обработки ран, ушибов, ожогов, укусов. Помогает женщинам после окончания детородного возраста. Лечит меланхолию. Полезные части растения: цветок, семена, листья. Нельзя принимать при беременности и кормлении грудью. Цветет в середине лета…»

Она замедлила шаг, почувствовав неладное. В такие погожие вечера на улицах обычно играли дети, сидели на порогах, подставляя лица солнечному свету, старики и старухи, но сегодня в деревне было безлюдно и тихо. Дурное предчувствие усилилось, когда Хелльвир дошла до ручья, куда родители приводили детей плескаться, и увидела брошенные на берегу игрушки и башмаки.

Она встретила у дома Миландры солдат. У них были гнедые лошади, которые в свете вечернего солнца казались огненно-рыжими. Они грызли удила и в раздражении вскидывали головы, отгоняя мух, привлеченных запахом пота. При этом доспехи, прикрывавшие их морды и холки, негромко звенели. Ветра не было, и алые штандарты с вышитыми золотом изображениями корабля – символа королевского дома – обвисли.

Когда Хелльвир приблизилась, один из солдат, стоявших у калитки, шагнул к ней.

– Иди своей дорогой, – приказал он. – Старуха занята. Вернешься, когда мы уедем.

– Она моя наставница, – резко ответила Хелльвир. – Я здесь живу. Дайте пройти.

Он оглядел ее с ног до головы.

– Хорошо, – сказал он. – Я доложу о тебе.

Хелльвир кивнула и вошла следом за ним во двор.

В доме солнечный свет, проникавший через окно, окрашивал в янтарный цвет инструменты, брошенные на рабочем столе, седые волосы Миландры и длинный предмет неровной формы, завернутый в простыни, который лежал на столе посередине комнаты. Хелльвир узнала очертания человеческого тела. От него исходил запах тления.

– Ты отказываешься помочь? – произнес суровый голос.

Обернувшись, Хелльвир встретилась взглядом с женщиной, одетой в такие же доспехи, что и воины. Она держалась величественно, но уже вступила в осеннюю пору жизни, и ее тщательно уложенные седые волосы напоминали стальной шлем. Длинный темный плащ был украшен дорогой вышивкой. Незнакомка мельком взглянула на Хелльвир и снова повернулась к Миландре.

– Я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня, ваша светлость, – ответила лекарка, взяла Хелльвир за руку и отвела ее в сторону.

На лице дамы появилось нетерпеливое выражение, словно она считала, что Миландра напрасно тратит ее время. Она протянула руку и резким движением убрала простыню. На столе лежало тело молодой девушки, наверное, ровесницы Хелльвир. Челюсть умершей была подвязана сложенным в несколько раз куском ткани. Ее раздувшееся лицо покрылось темными пятнами: она была мертва уже несколько дней, если не недель.

Запах стал невыносимым, и Хелльвир невольно прикрыла лицо рукой. Даже Миландра побелела.

– Предполагаю, что это болиголов, – сказала травница. – Или, может быть…

– Аконит. В городе есть врачи, которые могут довольно точно определить яд, и я здесь не поэтому. – Женщина не смотрела на тело; она не сводила глаз с лица Миландры. – Я слышала о тебе. О мальчике, которого ты вернула к жизни во время войны.

Хелльвир заметила, что Миландра стиснула руками спинку стула.

Старуха заговорила медленно, тщательно подбирая слова:

– Иногда, ваша светлость, дело рук искусного целителя может показаться невежественным людям чудом. Истории переходят из уст в уста и обрастают новыми подробностями.

– Ты считаешь меня невежественной?

– Нет! Разумеется, нет, госпожа…

– Значит, ты не воскресила юношу?

Миландра ничего не ответила. В хижине наступило тяжелое, давящее молчание.

– Да, ваша светлость, – наконец буркнула знахарка несколько раздраженным тоном, – однажды я воскресила юношу. Моего племянника. Он погиб в битве у Прай, помогая вам завоевать корону.

Хелльвир поморгала и по-новому взглянула на гостью, на ее дорогие доспехи; потом бросила взгляд в окно, на алые знамена.

Если Миландра надеялась, что женщина смягчится, она ошиблась.

– Это было нелегким делом. Мне пришлось дорого за это заплатить. – Старуха подняла руку к голове. – Я пыталась воскресить и других, но тщетно. Сейчас это невозможно.

– Объясни почему.

Миландра беспомощно развела руками, но ее взгляд был холодным, настороженным.

– Посмотрите на меня. Когда была молода, я могла взвалить на плечи козу; а сейчас обращаюсь за помощью к ученице, если нужно поднять бадью молока. Вы же не приказываете мне поднять вес в три раза тяжелее моего или взмахнуть руками и полететь. Кроме того, тогда все было иначе: мой племянник только что умер, причем насильственной смертью. Это… облегчает задачу. – Знахарка кивнула на тело. – Она мертва уже много дней.

– Она была отравлена, – перебила ее женщина в доспехах. – Кто-то подсыпал ей в пищу яд. Не думаю, что эту смерть можно назвать естественной.

Она произнесла это издевательским тоном, как будто Миландра говорила ей о каких-то своих нелепых убеждениях, которые гостья не могла разделить.

Знахарка сложила ладони и прижала кончики пальцев к губам.

– Ваша светлость, я сожалею. Я не могу сделать то, о чем вы просите. Дело не в том, что я не хочу. Я не могу. У меня просто нет сил. – Она помолчала, словно размышляя, стоит ли продолжать, и добавила: – Я ни разу не смогла повторить то, что совершила во время Войны Волн. Не потому, что не пыталась. Мне очень жаль.

У дамы сделалось такое лицо, словно она собралась настаивать, а может быть, даже ударить старуху. Хелльвир было напряглась, но женщина лишь бросила взгляд на тело – и тут же отвернулась, словно ей больно было смотреть. Потом прикрыла лицо мертвой. Дернула головой, и двое солдат, стоявших у порога, подошли, чтобы взять носилки, на которых лежало тело. Дама вышла первой и придержала для них дверь.

Хелльвир смотрела им вслед, пока они шли к воротам. Миландра стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Мы уезжаем, – отрывисто произнесла седовласая женщина, обращаясь к солдатам, ожидавшим на улице. – Возвращаемся в Рочидейн.

Слова сами собой вырвались у Хелльвир, она не успела ни обдумать их, ни прикусить язык. Просто неожиданно услышала собственный голос:

– Я могу это сделать.

Воины остановились, госпожа в доспехах обернулась, и край ее плаща взметнулся, поднимая пыль.

– Что ты сказала? – рявкнула она.

Хелльвир почувствовала, что не может пошевелиться; взгляд женщины приковал ее к месту, как булавка прикалывает бабочку к доске.

– Я могу это сделать, – повторила она громче.

Дама обошла носилки и зашагала к дому, положив руку на эфес меча. Миландра схватила Хелльвир за руку и толкнула ее назад с такой силой, что та споткнулась.

– Простите ее, ваша светлость, – быстро произнесла старуха. – Она сама не знает, что болтает.

И знахарка вонзила ногти в руку Хелльвир, давая ей знак молчать.

– Она сказала, что может это сделать, – ответила дама и пристально взглянула на Хелльвир. – Это правда?

– Я могу попытаться, – сказала та, подняв голову, и почувствовала жесткую хватку Миландры.

– Ты можешь это сделать или ты можешь попытаться? – переспросила женщина в доспехах.

– Я могу. Я знаю, у меня получится.

Госпожа смотрела на нее несколько секунд, плотно сжав губы. Потом повернулась и сделала знак своим людям внести носилки обратно.

– По крайней мере, ты готова помочь, – сказала она, заходя в дверь вслед за ними.

Эти слова были обращены к Миландре.

Старуха тем временем оттащила Хелльвир в сторону.

– Ты что задумала? – прошипела она, глядя на ученицу горящими глазами.

Хелльвир никогда не видела ее в таком гневе за все годы, что Миландра была ее наставницей, но решила не сдаваться.

– Я смогу, – упрямо произнесла она. – Я уже делала это прежде.

– Это ничего не значит, – возразила знахарка. – Если ты вернула человека однажды, ты не обязательно сможешь повторить это. Думаешь, я солгала, когда сказала, что пыталась сделать это сотню раз – и безуспешно? Это получается не всегда. А если и получится, взгляни, чего ты лишилась, когда воскресила свою маму. – Она подняла руку Хелльвир, на которой осталось всего четыре пальца. – Думаешь, сегодня платить не придется? Подумай, дитя, – продолжала она, – подумай, что будет, если ты вернешь жизнь этой девушке. Допустим, сделаешь это один раз; по-твоему, они позволят тебе спокойно жить дальше в глуши? Они увезут тебя отсюда и прикажут воскрешать всех подряд: своих знатных родичей, умерших от болезней, военачальников, павших в бою. У них есть власть, они могут тебя заставить. Не делай этого – ради себя!

Хелльвир знала, что знахарка говорит правду. Знала, что должна к ней прислушаться…

– Эта девушка – моя ровесница, – сказала она. – Ей рано умирать. – Хелльвир прикрыла здоровой рукой ладонь Миландры. – Я собираюсь попытаться. Ты не сможешь меня отговорить.

– Ты же даже не знаешь эту девушку. Зачем ты это делаешь?

– Потому что могу это сделать.

«Потому что хочу знать, смогу ли».

– Потому что чувствую: так надо.

«Потому что должна попробовать».

– Потому что могу спасти ей жизнь.

У Хелльвир было такое чувство, словно она стоит перед запертой дверью, которая ждет, пока кто-то повернет ключ в замке и распахнет ее. Сердце забилось чаще от странного волнения, как будто Хелльвир собиралась участвовать в соревновании и твердо знала, что сможет победить, если приложит достаточно усилий. Каждый день с той ночи, когда вернула к жизни мать, она чувствовала некую тягу к воскрешению живых существ и, затаив дыхание, ждала возможности выяснить, получится ли у нее повторить это. Но Хелльвир ничего не рассказывала Миландре, потому что не знала толком, как объяснить, описать это ощущение. Она просто знала, что должна это сделать, – как тогда, в зимнем лесу, когда прижимала к груди мертвую лисицу.

Она высвободила руку из пальцев Миландры и вернулась в дом.

– Я сказала, что попробую, – обратилась Хелльвир к даме. – Но вы должны пообещать мне кое-что.

Та прищурилась и в задумчивости постучала тяжелым перстнем по рукояти меча.

– Если я выполню вашу просьбу, пообещайте, что не принудите меня повторять это. Ни вы, ни кто-либо другой из вашего двора. Вы позволите мне остаться здесь.

Госпожа наклонила голову.

– Отлично, – сказала она. – Договорились. А теперь пора от хвастовства переходить к делу.

Хелльвир прикусила губу. От этой женщины исходила угроза; находиться с ней в тесной комнате было так же тяжело, как стоять рядом с кузнечным горном, в котором пылает огонь. Ее взгляд прожигал насквозь.

– Как ее звали? – спросила Хелльвир.

– Салливейн, – сквозь зубы бросила дама.

Хелльвир знала это имя. Это подтверждало ее догадки; теперь она окончательно поняла, кто эта женщина-воин.

Она взглянула на Миландру.

– Мне нужно сейчас уснуть, – сказала Хелльвир.

Старуха кивнула и с видимой неохотой принялась готовить снотворное. Пока она собирала нужные травы и складывала их в чашу, Хелльвир вышла на улицу.

Она остановилась на дороге, глядя на плывущие мимо семена одуванчика. Все выглядело так же мирно и спокойно, и нельзя было подумать, что в десяти футах от нее, в доме, лежит разлагающееся тело убитой девушки. Хелльвир протянула руку и осторожно взяла двумя пальцами одно семечко. Потом поймала еще два, осмотрела их, убедилась в том, что они целы, и, держа их осторожно, чтобы не повредить, вернулась в дом. Положила семена под стеклянный колпак и села рядом с телом. Хелльвир старалась выглядеть спокойной, создать впечатление, будто знает, что делает, но чувствовала, как бешено стучит сердце. Ей казалось, что оно вот-вот вырвется у нее из груди. Какая-то часть ее сознания, внутренний голос, голос разума, кричал ей: «Что ты творишь? Зачем тебе возвращаться туда?» – «Потому что так надо. – Это было единственное, что могла ответить себе Хелльвир. – Я должна узнать, смогу ли сделать это. И еще я должна ее спасти, если получится».

– Пожалуйста, подождите снаружи вместе с солдатами, – обратилась она к даме.

– Зачем? – возмутилась та, когда знахарка попыталась выпроводить ее.

– Мне тоже было бы нелегко уснуть, когда в комнате столько народу, – резко ответила Миландра, потом, спохватившись, добавила: – Ваша светлость.

Люди с явной неохотой вышли. Миландра вытащила огниво и зажгла свечу.

– Ты уверена, что хочешь этого? – Она произнесла это сквозь зубы, но ее тон был просительным.

Хелльвир кивнула, хотя внезапно лишилась этой уверенности. Миландра подожгла травы в чаше, положила сверху вощеную ткань и подала Хелльвир трубочку, через которую нужно было вдыхать дым. Та поднесла трубку ко рту и сделала глубокий вдох. Веки отяжелели намного быстрее, чем Хелльвир ожидала, голова медленно опустилась на стол. Она обхватила рукой стеклянный колпак и позволила себе расслабиться. Последним, что она помнила, был жест Миландры, которая подкладывала ей под голову подушку.

Хелльвир знала, чего ждать, хотя в последний раз была здесь очень давно. За последние десять лет она не раз вспоминала свое путешествие, мысленно бродила по застывшему, безмолвному чужому лесу, повторяла про себя разговор с темным существом, прятавшимся за деревьями.

Снова этот странный тусклый свет, неестественная тишина, неподвижный воздух. Посуда и инструменты были разбросаны на большом столе в центре комнаты и на рабочих столах у стен, как будто человек, трудившийся здесь, внезапно вскочил и выбежал прочь. Неожиданный холод. По крайней мере, смертью в комнате больше не пахло. Парадокс, подумала Хелльвир.

Она встала со стула, взяла стеклянный сосуд. Скрип ножки стула по полу оглушил ее, и от этого звука волосы у нее на затылке встали дыбом. Она вышла из дома и, помедлив мгновение, чтобы собраться с силами, подняла голову и взглянула на небо.

Хотя Хелльвир знала, что́ увидит, это зрелище все равно вызвало у нее дрожь. Ее собственное далекое отражение смотрело на нее сверху, задрав голову; она видела дом Миландры и сад с высоты птичьего полета. Испытав приступ головокружения, Хелльвир не без труда подавила желание найти опору, ухватиться за что-нибудь, сесть на землю.

Слушая эхо собственных шагов, она пошла по дорожке, вымощенной плоскими камнями, толкнула калитку. Семена одуванчика неподвижно висели в воздухе, как нарисованные. Хелльвир коснулась пушистого хохолка кончиком пальца, но он проплыл совсем небольшое расстояние, прежде чем замереть снова. Она направилась в сторону леса, раздвигая руками белую завесу парящих семян и оставляя за собой туннель.

– Салливейн! – позвала она. – Салливейн!

Ничего. Только частый стук ее сердца. Хелльвир знала, что одна в этом мире. Одиночество было осязаемым.

Она подошла к реке, остановилась на мосту. Река внизу не текла, не плескалась, вода застыла, словно в озере. Хелльвир показалось, что эта река намного темнее другой, живой реки.

– Салливейн! – снова крикнула Хелльвир.

Потом вспомнила предыдущие визиты в царство Смерти.

Лисица, ее мать и сестра умерли совсем близко от того места, где она начала поиски. Хелльвир понятия не имела о том, где умерла Салливейн, но решила, что это, скорее всего, произошло в столице. Возможно, ей не удастся отыскать умершую?..

Внезапно вся затея показалась безнадежной. Хелльвир остановилась, посмотрела на стеклянный колпак, который несла в руке. Семена кружились внутри так же легко, как в жизни, и были ярче, чем все предметы, окружавшие ее.

– Что я делаю? – негромко произнесла Хелльвир. – Наверное, я спятила?

– Люди, которые задают себе этот вопрос, обычно весьма здоровы, – ответил мужчина в черном.

Хелльвир вздрогнула от неожиданности и едва не выронила стеклянный сосуд.

Он стоял на краю моста, прислонившись к каменному парапету. Свет не падал на него – он склонялся перед черным человеком, боялся его; Хелльвир было больно смотреть на его силуэт. Он был по-прежнему одет в тяжелую зимнюю шубу, которая словно сливалась с тьмой. На руках были черные перчатки. Он выглядел в точности таким, каким она его помнила.

– Ты знаешь, зачем я пришла? – спросила Хелльвир и поморщилась, услышав свой испуганный писклявый голос.

Он рассмеялся – точнее, сделал короткий резкий выдох, от которого девушка вздрогнула, – и взглянул на серые поля. Она почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо.

– Знаешь? – настойчиво повторила Хелльвир. Она не любила, когда над ней смеялись.

– Да, – медленно ответил он. – Знаю.

– Ты отдашь ее мне?

Он легким шагом, сунув руки в карманы, направился к ней. Его лицо было непроницаемым, взгляд черных глаз не сходил со стеклянного колпака, который Хелльвир держала в руках. Она напряглась и поняла, что дрожит, но сама не знала отчего: от страха, беспокойства, волнения? И ненавидела себя за это, потому что знала: он все замечает.

Хелльвир пристально наблюдала за ним, окружавшая его тьма поглощала ее внимание – точно так же, как поглощала свет, – поэтому она не сразу заметила, как изменился мир вокруг нее. Только когда черный человек остановился, Хелльвир поняла, что река и деревня исчезли. У нее под ногами оказались каменные плиты, но это были не плиты моста; она стояла в небольшом дворе какого-то здания, окруженного со всех сторон деревьями, такими высокими, что их верхушки исчезали во тьме.

В центре двора находился каменный фонтан; вода, падавшая в круглый резервуар, застыла, словно замороженная. Камни поросли мхом, и впервые Хелльвир ощутила в этом мире запах – запах земли, сырости, напомнивший ей о водопадах. Этот запах не был неприятным. С ветвей свисали фонари, но их свет не мерцал, как обычное пламя. Они испускали неподвижные голубые лучи.

Черный человек наблюдал за Хелльвир, оценивал ее реакцию.

– Где мы? – спросила она.

– Мы немного дальше углубились в царство Смерти, – ответил он, сел у каменного пруда и провел рукой по поверхности воды. Рука оставила на поверхности воды канавку, как будто он касался песка. Черный человек снова взглянул на Хелльвир. – Это тебя не пугает?

– Я… – Она покачала головой, хотя на самом деле была напугана. Он пугал ее. – Я пришла за Салливейн, – сказала Хелльвир. – Пожалуйста, позволь мне забрать ее.

Он поднялся с таким видом, будто не слышал ее слов, и смахнул с ладони капли воды. Они повисли в воздухе, словно стеклянные бусинки, и он оттолкнул их. Хелльвир заставила себя подойти к нему и протянула стеклянный колпак.

– Этого достаточно? – спросила она.

Сначала ей показалось, что он остался равнодушен к ее дару, но его взгляд то и дело возвращался к семенам. И Хелльвир поняла, что он все-таки хочет их заполучить.

– Да-а, – протянул черный человек. – Ее смерть была далека от естественной, так что, наверное, это справедливый обмен.

– Значит, ее все-таки отравили?

– Да.

– Кто это сделал?

Вместо того чтобы ответить на вопрос, человек неожиданно взглянул ей прямо в глаза. Она не была к этому готова и едва не попятилась.

– Ты приходишь сюда с такой легкостью. Это начинает меня тревожить, – произнес он с улыбкой, которую Хелльвир помнила с тех пор, как ей было двенадцать лет; эта улыбка мелькала в самых неприятных ее снах и преследовала глухими ночами, когда она тщетно пыталась уснуть. – Боюсь, у тебя скоро войдет в привычку обращаться ко мне с просьбой вернуть мертвых.

– Я… надеюсь, что нет.

– Мне кажется, ты не до конца честна со мной.

Хелльвир вспомнила солдат, которые смотрели, как она собирается уснуть, вспомнила предупреждение Миландры. Она знала, что слухи распространятся быстро. Остановить их было невозможно. Хелльвир чувствовала на себе его взгляд, и ей было трудно думать об этих вещах – ей вообще трудно было думать, мысли путались.

– Тогда не буду лгать, – сказала Хелльвир. – Возможно, мне придется прийти к тебе снова.

– Что ж, если так, я должен действовать более разумно. Не хотелось бы упустить свою выгоду.

– Что это значит? – спросила она.

– Если ты собираешься и дальше сновать туда-сюда между миром живых и Смертью, мы оба можем извлечь из этого кое-какую пользу для себя, – пояснил черный человек. – Заключить сделку.

Руки у Хелльвир взмокли, на стеклянной банке остались отпечатки ее пальцев. Его рот подергивался. Она поняла, что ему нравится наблюдать за ее волнением. И подумала: неужели она единственная, с кем он может поговорить? Приходят ли сюда другие? Ведет ли он разговоры с мертвыми?

– Какую сделку?

Человек замурлыкал что-то вполголоса, и рокочущее эхо этого звука раскатилось по двору. Хелльвир почувствовала его кожей, как порыв ветра.

– У вас там, в жизни, есть вещи, которые здесь представляют большую ценность. Настоящие сокровища. Мы можем заключить договор. Приноси мне эти сокровища, когда будешь приходить за умершими, и я потребую у тебя лишь несколько капель крови.

– Несколько капель крови? – повторила Хелльвир, которую почему-то не убедили его слова. – Как в прошлый раз?

Она подняла руку, чтобы показать шрам. Но мизинец был на месте. Она поморгала, рассматривая руку.

– В смерти мы все целы, – сказал он.

– А он…

– Исчезнет ли он, когда ты проснешься? Да. – Черный человек снова присел на невысокий бортик фонтана. – Но если в следующий раз ты принесешь то, что я попрошу, я не возьму с тебя ничего, кроме нескольких капель крови. Ты даже не почувствуешь укола.

– Почему так мало? А что, если я приду за человеком, умершим естественной смертью?

– Это не имеет значения, если ты раздобудешь то, что я скажу. Эти сокровища сами по себе являются источниками крови, они перетянут чашу весов. Сокровище вместо частицы тебя самой. Или ты предпочитаешь и дальше приносить мне кусочки угля и семена и лишаться пальцев на руках и ногах?

Снова эта улыбка. Как будто такая перспектива его устраивала.

Хелльвир нервно сглотнула и оглядела деревья. Страх вскарабкался по ее спине и уселся на плече, словно живое существо.

– Я не понимаю правил, – пробормотала она.

– Это не игра. Здесь, в этом царстве, нет правил. Только законы.

– Что за вещи я должна принести тебе?

– Ничего сложного. Предметы, которые такая, как ты, сможет найти без особого труда.

– Такая, как я?

– Человек, который видит вещи так, как видишь их ты.

– Я…

Хелльвир снова почувствовала головокружение и приложила ладонь ко лбу. Сделка со Смертью – ведь перед ней именно Смерть, кто же еще? Это казалось ей абсурдным. Но она точно знала, что он подразумевал под словами «такая, как ты». Такая, которая разговаривает с пламенем в очаге, с сороками, которая каждое утро, лежа в постели, слушает, как спорят за окном воробьи. Поэтому мать смотрела на нее так угрюмо и неприязненно еще до того, как Хелльвир воскресила ее. Она слышала перешептывания крестьян, замечала их косые взгляды. При встрече они старались не смотреть ей в лицо.

«Я могу просто отказаться приходить сюда снова», – подумала Хелльвир, но в глубине души знала, что вернется. Ее… тянуло сюда, как будто она была связана с этим миром некими узами. Она чувствовала это с того дня, как оживила мать. Чувствовала любопытство и почти неосознанное стремление ускользнуть из мира живых и вернуться сюда. Это было подобно безумному желанию остановиться на краю пропасти спиной к обрыву.

Хелльвир кивнула, сама не заметив этого. Медленно подошла к фонтану, опустилась на каменный бортик и поставила между собой и черным человеком банку с семенами.

– Что тебе принести из мира живых? – спросила она.

К ее удивлению, он сунул руку в карман и вытащил угольный карандаш и листок бумаги. Жестом велел ей отвернуться, и Хелльвир повиновалась, ничего не понимая. Почувствовала, как листок прижался к ее спине, почувствовала, как движется по бумаге карандаш. В глубине души она ожидала, что его рука пройдет сквозь ее тело, и именно поэтому осязаемость, реальность бумаги и карандаша показалась ей такой странной. Он убрал руку и протянул ей бумажку, держа ее двумя пальцами.

На бумаге каллиграфическим почерком была написана загадка.

– По-моему, ты сказал, что это не игра, – произнесла Хелльвир и, к собственному удивлению, даже разозлилась.

– В этом мире… существуют кое-какие ограничения. Я не могу прямо сказать тебе, где искать. Со временем знаки появятся; увидев их, ты поймешь. Они обратятся к тебе, когда ты будешь близка к цели.

– А если не обратятся?

– Тогда тебе лучше здесь не показываться.

В голосе черного человека прозвучала недвусмысленная угроза, и Хелльвир наконец стало ясно, насколько он опасен.

– Зачем? – осмелилась она спросить. – Зачем тебе эти вещи?

Он не ответил, но ее охватил ужас. Опасность была совсем рядом; Хелльвир стало трудно дышать, воздух казался тяжелым, холодным, мертвенным. Этот мир был ей чужим. Она не имела права задавать вопросы и ставить под сомнение его законы.

Хелльвир положила бумажку в карман платья.

– Но что сегодня? – спросила она. – Насчет Салливейн. Достаточно тебе того, что я принесла?

Черный человек взял банку, перевернул ее и долго разглядывал живые семена.

– Она умерла очень давно, – сказал он. – Яд разрушил ее тело. Для того чтобы вернуть ей здоровье, мне потребуется нечто большее, чем пара капель крови. Только на этот раз. Таковы законы этого царства. После этого будет достаточно предметов, которые ты принесешь.

Хелльвир стиснула зубы и протянула ему левую руку. Он снова издал свой лающий смешок, который сразу умер в неподвижном воздухе, едва успев сорваться с его губ.

– Ты так охотно расстаешься с частями тела, – заметил он. – И все ради девицы, которую даже не знала.

– Если я могу спасти ее, то должна это сделать. Идя сюда, я понимала, что придется отдать за ее жизнь.

– Сомневаюсь. Но даже если и так…

Он взял ее руку, перевернул ладонью вверх. Кожа у него была холодная, как мрамор, она высасывала тепло из тела Хелльвир. Человек осторожно согнул ее безымянный палец.

– Этого и пряди волос будет достаточно.

– Зачем тебе волосы?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Можешь считать это подписью под нашим договором. Я буду держать их здесь, в кармане.

Хелльвир вздохнула, собрала волосы и перебросила их на грудь. Волосы зацепились за цепочку, и она, не заметив этого, вытащила подвеску из-за ворота сорочки.

Человек в черном отреагировал немедленно. Его взгляд уперся в подвеску со львом, которую отец подарил Хелльвир, когда они сидели под вишней. Внезапно ей показалось, что перед ней живой человек, способный испытывать эмоции.

– Откуда это у тебя? – прошипел он.

В его голосе впервые не было ни презрения, ни насмешки. Впервые он говорил как реальный человек, а не как актер на сцене. Хелльвир прикрыла медальон рукой.

– Это? Это мне папа подарил. – Она нахмурилась. – Я должна отдать ее тебе? Вместо семян? Она ценнее?

Он едва не потянулся за подвеской, но опомнился и убрал руку.

– Оставь эту побрякушку себе, – пробормотал человек.

– Она не нужна тебе?

– Это неравноценный обмен, – ответил он. – Эта вещь пропитана кровью. За нее ты могла бы купить легионы, сотни жизней, если бы я захотел их отдать. А я не хочу.

Хелльвир взглянула на свою подвеску по-новому, с любопытством, но прежде, чем успела задать новый вопрос, черный человек протянул к ней руку и поймал двумя пальцами прядь ее волос. Она чуть не отшатнулась, но покорно вытащила из кармана небольшие садовые ножницы, которыми срезала травы и цветы, и отрезала волосы. Он аккуратно завязал локон узелком и спрятал в нагрудный карман. Хелльвир на миг почудилось, что она видит прядь, прожигающую ткань. Волосы у нее были такими же черными, как его одежда.

– Ты отдашь мне Салливейн? – спросила она.

– Она у тебя за спиной, – ответил человек.

Под деревом стояла девушка с волосами цвета пшеницы; уперев руки в бока, она смотрела вверх, на ветви. Хелльвир показалось, что она растеряна. Вероятно, искала кого-то. Увидев ее без трупных пятен, без следов разложения, Хелльвир поразилась ее красоте. В стране Смерти, в окружении серых теней, она сияла, как золотая статуя.

– Ты, – заговорила Салливейн, заметив Хелльвир. – Ты не видела мою бабушку?

Ее голос был низким, как звук колокола. Хелльвир опомнилась.

– Да, видела, – ответила она. – Это ваша бабушка прислала меня. Я отведу вас к ней.

– О, хорошо. Я должна ответить ей урок.

Черный человек незаметно очутился рядом с Хелльвир. Он двигался очень быстро, как призрак из страшного сна.

– Кто ты? – снова спросила Хелльвир.

И опять эта его насмешливая улыбка.

– Если придешь сюда снова, сможешь задать мне этот вопрос.

– Это означает, что ты никогда не ответишь мне?

– Это означает, что я не обещаю дать тебе ответ. Все зависит от того, как долго будут продолжаться наши деловые отношения.

Он протянул ей руку, и Хелльвир несколько секунд смотрела на нее. Потом, решив, что ничто уже не сможет вывести ее из равновесия, сколько бы она ни прожила на свете, вложила руку в его ладонь. Рукопожатие, чтобы скрепить сделку, – как у обычных купцов.

– Договорились, – произнесла Хелльвир и услышала, как дрожит голос.

Человек улыбнулся; разумеется, он тоже это услышал. Склонился над ее рукой, словно они собирались танцевать, и она содрогнулась.

– Договорились, – произнес он, и это слово становилось больше, громче… оно окружало, поглощало, засасывало Хелльвир до тех пор, пока она не утонула в его черноте.

Она вздрогнула и проснулась. Голова кружилась после снотворного. От резкого холода она ахнула.

– Хелльвир!

Она услышала шаги Миландры и почувствовала ее руку у себя на плече. Тряхнула головой, чтобы прийти в себя, поморгала.

– Она…

Девушка, лежавшая на столе, стремительно села, стряхнула простыню, сорвала с лица повязку, а потом ее стошнило. Хелльвир и Миландра невольно попятились, перевернули кресло. Девушка хрипела, хватала ртом воздух, потом прижала руку ко лбу.

– Онестус, – пробормотала она, обвела комнату бессмысленным взглядом и заметила женщин, которые уставились на нее. – Кто вы?..

Миландра подала ей полотенце, чтобы вытереть лицо, и в этот момент дверь распахнулась, и в дом ворвалась госпожа в доспехах, положившая руку на рукоять меча, как будто собиралась вступить в схватку. Увидев девушку на столе, она застыла на месте.

– Салли? – пробормотала она.

Девушка обернулась. Она еще с трудом дышала и дрожала всем телом.

– Бабушка? – произнесла она. – Что происходит?

Госпожа не ответила. Она подошла к столу, взяла голову девушки в ладони. Казалось, она утратила дар речи. Потом обняла внучку, привлекла ее к себе, прижалась щекой к ее волосам и закрыла глаза.

Когда свита была готова к отъезду, уже стемнело. Воины прикрепили к древкам знамен фонари, и издалека отряд походил на какую-то религиозную процессию. Воскресшая, Салливейн, сидела на лошади бабки, закутанная в толстое одеяло, несмотря на душную ночь. Она все еще дрожала и никак не могла согреться.

Бабка Салливейн стояла рядом с Миландрой и Хелльвир у двери дома. Хелльвир вцепилась в руку старой лекарки, чтобы не упасть. У нее подкашивались ноги.

– У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, – сказала госпожа. Это было произнесено неестественным тоном, и Хелльвир догадалась, что той не часто приходилось благодарить людей. – Ты даже не представляешь, что сделала для меня.

– Надеюсь, вы не забудете свое обещание, ваша светлость, – напомнила ей Миландра. – Просить человека о подобных вещах можно только один раз.

– Даю слово. Никто из моего двора больше не побеспокоит тебя с подобными просьбами. – Она повернулась к Хелльвир. – Но двор перед тобой в долгу, – сказала она. – Дом Де Неидов… нет, я перед тобой в долгу. Если тебе когда-нибудь понадобится наша помощь, только сообщи.

– Благодарю вас, – пробормотала Хелльвир, неловко кланяясь.

Госпожа наклонила седовласую голову и хотела возвращаться к свите, но задержалась.

– Что там? – спросила она. – На другой стороне?

Хелльвир показалось, что этот вопрос вырвался у нее против воли. Госпожа старела, и страх смерти медленно опутывал ее, как плющ опутывает ствол дуба. Даже сильным мира сего знаком этот страх.

– Пустота, – ответила Хелльвир. – Но мне кажется, что я видела только преддверие смерти. О том, что наступает дальше, мне известно не больше, чем вам.

Госпожа кивнула и ушла к своим воинам. Вскочила в седло позади внучки и взяла поводья. Салливейн смотрела на Хелльвир, крепко сжимая в пальцах края одеяла. Ее лицо было серым от усталости. Хелльвир наклонила голову. Салливейн медленно кивнула в ответ, как будто знала, что деревенская девушка сейчас оказала ей какую-то важную услугу, но не совсем понимала, в чем заключается эта услуга. Хелльвир хотелось бы объяснить это, хотелось бы, чтобы Салливейн осталась еще ненадолго, но ее бабка уже пришпорила лошадь.

Они долго смотрели вслед кавалькаде, направлявшейся в Рочидейн, и Хелльвир внезапно ощутила ужасную усталость. Она положила голову на плечо Миландре, и старуха погладила ее рассеянно, как кошку.

– Это на самом деле была королева? – тихо спросила Хелльвир.

– Да, – ответила Миландра. – Наш дом удостоили посещением особы королевской крови, Хелльвир. Можешь считать себя счастливицей. Девушка, которую ты вернула к жизни, – ее внучка и единственная наследница. Попомни мои слова: воскресив ее, ты избавила эту страну от гражданской войны.

У Хелльвир снова закружилась голова, и ей показалось, что она проваливается в бездонную пропасть.

– Поэтому ее отравили? – прошептала она.

– Не сомневаюсь.

– И что будет? Они снова попытаются это сделать?

– Кто знает? Может быть, увидев, что убитая воскресла, этот человек или люди подумают хорошенько, прежде чем снова покушаться на ее жизнь.

Хелльвир вдруг подумала, что истратила много сил и ничего не достигла. Как будто оставила позади соперников, участвуя в какой-то гонке, но лишь в конце соревнования поняла, что бежала в неверном направлении.

– Идем, дитя, – сказала знахарка. – Помоги мне, надо открыть окна, чтобы избавиться от этой вони. Члены королевской семьи никогда не снисходят до того, чтобы прибрать за собой.

Хелльвир кивнула, и Миландра вошла в дом. Стоя на пороге, Хелльвир обернулась и в последний раз взглянула на мерцающие огоньки, удалявшиеся в сторону столицы. Потом вытащила из кармана бумажку, которую все это время мяла в руке, и, держа ее тремя уцелевшими пальцами, прочитала при свете, падающем из двери дома:

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Всю ночь и следующий день Хелльвир проспала глубоким сном без сновидений. Тело требовало отдыха, и позднее ей пришло в голову, что она, возможно, лишилась не только пальца. Она утратила нечто неуловимое, точно так же как и в предыдущие два раза. Черный человек в качестве выкупа за Салливейн забрал у нее часть жизненной силы или, может быть, частицу души.

Когда Хелльвир открыла глаза, было уже темно.

Не до конца проснувшись, она вышла из спальни и побрела в мастерскую. Миландра сидела у огня и штопала передник. Увидев Хелльвир, старуха убрала швейные принадлежности с соседнего кресла, налила им по стакану крапивного пива, сваренного в прошлом году, и они некоторое время сидели молча, слушая, как трещат поленья в очаге.

– А ты знала о том, что у Смерти есть карманы? – негромко спросила Хелльвир.

Миландра приподняла брови и слегка наклонилась, как обычно делала, чтобы услышать сказанное единственным ухом.

– У Смерти есть карманы, – повторила Хелльвир. – Да. У него – это вроде бы мужчина – есть карманы. Зачем Смерти карманы?

– У тебя лихорадка, девочка моя?

Они снова помолчали, глядя на плясавшие за решеткой языки пламени и оранжевые уголья. Хелльвир чувствовала, что Миландра наблюдает за ней.

– Ты хочешь знать, почему это существо – Смерть или кто-то еще – говорит с тобой, – заметила старуха. – А мне он никогда не показывался, хотя я бывала там много раз.

Хелльвир кивнула.

– Я подумала: возможно, это потому, что он видит во мне средство достижения своих целей, – произнесла она. – Дурочку, которую может хитростью заставить сделать что-то для него в мире живых.

Миландра поразмыслила над ее словами.

– Возможно, – медленно ответила она. – Но я не считаю тебя дурочкой и не считаю, что ты должна была отказываться от его предложения. Ты поступила разумно, заключив сделку. Ты совершенно права. Тебе придется возвращаться туда. Пусть моя история послужит тебе предостережением. Ничто не проходит бесследно; появятся другие люди, которые захотят, чтобы ты вернула с того света их близких, а ты, точно так же как вчера, не сможешь отказаться. А если откажешься, тебе будет очень тяжело. Но нельзя всю жизнь раздавать пальцы и уши, воскрешая незнакомцев, иначе однажды у тебя ничего не останется. – Старуха взглянула на Хелльвир, и ее лицо стало печальным. – Смерть выбрала тебя, но не потому, что ты глупа. Ты говоришь с вещами, птицами, зверями и духами так, как могут лишь немногие. Даже я не могу тягаться с тобой. Ты уходишь в иной мир с такой же легкостью, с какой другие уходят в мир сновидений. Возможно, причина в этом. Ты обладаешь даром общения с душами.

Хелльвир не знала, что на это отвечать. Она просто сидела, пила пиво и размышляла о том, какой была бы ее жизнь, если бы ей не приходилось так часто думать о смерти. Если бы ее единственными заботами были урожай, сбор трав, погода и уход за волосами – да, может быть, еще политика и дворцовые интриги.

Это было бы мирное, спокойное существование, подумала Хелльвир, отпивая очередной глоток из кружки. Но она знала, что такая жизнь была бы в сто раз хуже нынешней.