Читать книгу Позолоченная корона - - Страница 7

Большую часть пути Хелльвир в тревоге размышляла о Рочидейне. Всякий раз, когда она задумывалась о том, что могло понадобиться от нее принцессе, чем закончится их встреча, у нее все сжималось внутри. Но за этими страхами таились и другие – темные, мрачные – мысли: – воспоминания о тошнотворном ужасе, о дрожащей бездне и пристальном пустом взгляде, приковавшем ее к месту. Что, если она так и не найдет нужного ему сокровища и он снова обрушит на нее свой гнев? Бумажка с загадкой прожигала дыру в кармане, и Хелльвир без конца трогала ее и шуршала ею, мысленно повторяя строки, написанные Смертью.

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Хелльвир не находила себе места от беспокойства. Если имеется в виду нос корабля и это намек на Рочидейн, тогда что такое «дар песни»? «Песня» – это какая-нибудь матросская частушка? Или снова игра слов? А что, если она ошибается, речь все-таки идет о носе человека или животного, и она не приближается к разгадке, а совсем наоборот?

Так Хелльвир сидела в карете одна, тревожные мысли кружились у нее в голове, дни тянулись медленно и тоскливо. Она слышала веселые голоса стражников, скакавших рядом с каретой, и пыталась заговорить с ними, чтобы рассеять скуку, но они сразу замолкали и отделывались односложными ответами. Вскоре Хелльвир оставила эти попытки.

На десятый день на горизонте показался город. Он рос, словно лес: сначала появились разбросанные среди полей деревеньки, потом домов стало больше и больше, и, наконец, над каретой нависли городские ворота. Высота ворот вдесятеро превышала рост взрослого мужчины, и они были такими широкими, что через них одновременно могли проехать пять повозок. Ворота были распахнуты, всадники и экипажи въезжали в город и выезжали из него. Карета на несколько минут остановилась у сторожки – Хелльвир успела заметить сверкающие доспехи с золотым кораблем, – кучер предъявил пропуск, и им велели проезжать. Воины не поехали с ними в город; обменявшись несколькими словами с возницей, они ускакали в другом направлении.

Разглядывая город, Хелльвир ненадолго забыла о своих страхах. Дорога постепенно стала шире, и вскоре они въехали на мост, пересекавший большую лагуну. По воде, сверкавшей на ярком солнце, лениво плыли лодки под белыми парусами, напомнившие Хелльвир чаек. Сам мост был широким, как улица, по сторонам его выстроились лавки, мимо сновали разносчики. Хелльвир увлекло это зрелище, аппетитные запахи, и она высунулась из окна, разглядывая торговцев едой, блестящие безделушки, разложенные на прилавках, шумную, беспокойную толпу. Здесь было столько народа! Торговцы подходили к карете и пытались продать ей товары: разноцветные шарфы, ожерелья и тому подобное. Но вскоре карета пересекла мост и въехала в город.

Вместо улиц здесь были каналы, а вместо повозок и экипажей между домами сновали лодки. Лодки привозили товары и продукты с пристаней в лавки, причаливали у лесенок. Вдоль домов можно было передвигаться по узким дорожкам. Хелльвир снова высунулась в окно, во все глаза рассматривая город. Отец описывал его в письмах, но его рассказы не передавали всей этой красоты. Рочидейн был городом воды, но не только: еще он был городом солнца. Солнце сверкало на воде каналов и на оконных стеклах, заливало светом красные черепичные крыши и журчащие фонтаны. Узкие дома теснились, словно книги на полке; они были выкрашены в яркие цвета: алый, желтый, оранжевый, голубой. Цветы в горшках, вывешенные за окнами, источали сладкие ароматы. Хелльвир была очарована, и все мысли о Смерти, тьме и дарах песен рассеялись, как туман на заре.

Карета остановилась, кучер слез с козел и открыл ей дверь.

– Но я думала, мы едем во дворец? – удивленно спросила Хелльвир, сажая на плечо ворона.

– Мне было велено сначала отвезти вас в дом ваших родственников, – сообщил кучер. – Послезавтра, когда вы устроитесь, карета заберет вас и отвезет к принцессе.

Хелльвир молча кивнула; это слово – принцесса – вернуло ее к реальности. С одной стороны, она обрадовалась тому, что у нее будет пара дней на то, чтобы освоиться, но с другой стороны, ей было неприятно, что неизбежная встреча, заставлявшая ее нервничать, откладывается. Ей хотелось бы покончить с этим поскорее.

Кучер щелчком пальцев подозвал какого-то мальчишку, который глазел на них, облокотившись на парапет, и бросил ему монету.

– Пригляди за лошадьми, пока я не вернусь, – приказал он.

Мальчишка энергично закивал и с деловитым видом забрался на место возницы. Кучер взял багаж Хелльвир и двинулся по улице, которая шла вдоль канала. Оставив позади оживленную набережную, они попали в лабиринт узких переулков. Среди старых домов царила тишина. Над головами покачивались корзины с цветами, в подворотнях дремали кошки. Услышав шаги чужаков, животные провожали их сонными взглядами. Хелльвир остановилась, чтобы погладить рыжего кота. При других обстоятельствах она наслаждалась бы этим приключением, но сейчас не могла думать ни о чем, кроме приема, ожидавшего ее в доме родителей. Она много лет не видела ни отца, ни мать, ни брата. Что она им скажет? Впервые ей пришло в голову взглянуть на себя со стороны: она была одета в простую дорожную куртку и штаны, покрытые пылью. Может быть, они подумают, что она слишком грязная, нищая, неотесанная для них, что ей не место в их новой богатой жизни?

– Откуда принцессе известно о том, что моя семья живет здесь? – спросила она.

– В Рочидейне не так уж много людей из вашей деревни, – бросил кучер через плечо. – Во дворце о таких вещах узнают без труда.

Он остановился у массивных зеленых ворот и потянул за металлическую цепь. Где-то за забором зазвонил колокольчик. Хелльвир вытерла взмокшие ладони о штаны.

Раздались шаги, и дверь открылась. На пороге стояла какая-то незнакомая женщина в простом сером платье. Хелльвир решила, что кучер ошибся и привел ее не в тот дом. На шее у женщины на цепочке висела звезда с двенадцатью лучами, точно такая же, как та, что была вырезана над дверью их маленького домика на опушке леса.

– Что вам угодно? – спросила женщина, но кучер не успел ответить.

Снова раздались шаги, на этот раз тяжелые, торопливые: Фарвор – он теперь был старше, выше, и волосы у него были длиннее – выбежал на улицу и сгреб Хелльвир в охапку. Застигнутый врасплох Эльзевир взлетел с ее плеча, хлопая крыльями и роняя черные перья. Хелльвир так удивилась, что молчала, обнимая брата, и думала только о том, как бы не задохнуться.

– Ты здесь! – воскликнул Фарвор, разжал объятия, но продолжал держать ее за руки и разглядывать. – Долго же ты собиралась! Ну давай, давай мне мешок, заходи!

Одной рукой он выхватил у кучера ее вещи и нырнул в ворота, таща ее за собой. Они очутились в красивом внутреннем дворе. В центре журчал фонтан, вдоль высоких стен были рассажены смоковницы, а над фонтаном росло гранатовое дерево; сморщенные алые лепестки недавно распустившихся цветков были влажными от водяных брызг. Хелльвир никогда не видела таких растений, но знала их названия из книг, в которых рассказывалось о флоре Архипелагов. И ей стало любопытно, как садовник ухитрился вырастить их здесь, в умеренном климате Крона.

Потом из дверей вышел ее отец, и она, забыв обо всем, обнимала его и, уткнувшись в его грудь, вдыхала знакомый запах выделанной кожи и дерева. От него пахло так же, как раньше, несмотря на то что на нем была дорогая одежда и сверкающие башмаки. Внезапно Хелльвир ощутила нелепое желание разрыдаться и с трудом подавила его. Отец отпустил ее, ласково улыбаясь.

– Идем в дом, девочка моя, – сказал он.

В Рочидейне семья Хелльвир процветала. Год назад хозяин мясной лавки, где работал отец, сделал его совладельцем. У него теперь был собственный набор мясницких ножей, которые он точил о камень, пока они с Хелльвир разговаривали, – это был подарок от хозяина, их привозили из-за границы, из самого Галь Эрита. Ее мать, рассказывал он, любуясь сиянием лезвий при свете лампы, работала на Храм и получала небольшое жалованье, а еще Храм бесплатно предоставил им служанку. Хелльвир наблюдала за женщиной в сером платье, пока та суетилась на кухне, помогая кухарке, полной женщине с мукой в волосах, готовить ужин. Хелльвир пришла к выводу, что та только путается под ногами и особой пользы от нее нет.

– А где мама? – спросила она.

Хелльвир тоже предложила помочь, и ей поручили лущить горох. Кухня находилась в полуподвале – ниже уровня воды, сообразила Хелльвир. Дневной свет проникал сюда только сквозь узкие оконца, прорубленные высоко у них над головами, почти под потолком.

Фарвора отправили на рынок за фруктами, потому что Хелльвир никогда в жизни не ела апельсинов и отец сказал, что так не пойдет.

– В церкви, как обычно, – ответил он, наливая ей чая.

– Она много времени там проводит?

– Столько, сколько требует Онестус.

Хелльвир уловила язвительную нотку в его голосе. Когда ей показывали дом, она заметила, что здесь соперничают две религии. На дверной притолоке висел старый отцовский амулет из медвежьего когтя, защищавший дом от зла. Но обнаружились и незнакомые символы: какие-то сложные завитки и спирали были тщательно выведены краской на наличниках в тех местах, где это не бросалось в глаза. Такие же знаки были выложены медью над каменным очагом – там, где кухарка держала свои горшки. Хелльвир знала, что они называются «дометики», но не знала, что они означают. Отец заметил, что ее взгляд остановился на стопке книг на языке Галгороса, лежавшей на другом конце стола, вздохнул и поставил чайник.

– Выслушай меня. Тебе может показаться, что я недоволен, но это не так. Жаловаться мне не на что. Она счастлива, потому что в этом городе чувствует себя ближе к дому. Здесь она может свободно отправлять обряды своей религии, делать все то, что нужно для исполнения Обещания.

Хелльвир кивнула, не зная, что думать. С одной стороны, она почти ничего не знала об Онестусе и его религии и иногда злилась на мать за то, что та не познакомила их с Фарвором с основами своей веры. С другой стороны, ее это удивляло. Может быть, мать молчала потому, что сведения, полученные Хелльвир о загробной жизни, противоречили представлениям последователей материнской веры? Идея вечной жизни в царстве Бога Света как-то не вязалась с тем, что она знала о сером полумраке, о грозном человеке в черном с глазами, похожими на ямы, в которых колыхалась пустота. Хелльвир встряхнулась, отгоняя отвратительное воспоминание.

– Какие же Столпы она выбрала? – вместо этого спросила Хелльвир.

– Честь и Милосердие, по-моему, – пожал плечами отец. – Она развесила и расставила дометики для всех Столпов везде, где только можно. – И он махнул на символы, которые поблескивали над очагом. – Не буду врать, понятия не имею, что это значит. Сострадание или что-то вроде того. Она бы все полы ими разрисовала, если бы я ей позволил.

В наступившей тишине Хелльвир размышляла о том, что отказ матери говорить о своей вере не в последнюю очередь был вызван презрением отца, и впервые поняла, каково, должно быть, приходилось матери. Неудивительно, что она была несчастлива в глухой деревне. Хелльвир поразила ненависть, с которой отец смотрел на чужие символы, но у нее не хватило духу заговорить с ним об этом. Сейчас она была так рада его видеть…

– Ты никогда не описывал мне Рочидейн в своих письмах, – заметила Хелльвир, решив сменить тему. – Ты писал, что хочешь вернуться домой, и я представляла себе какие-то серые унылые трущобы.

– Этот город и был серым и унылым, пока ты не приехала.

Отец погладил ее по щеке, она взяла его руку и вдруг пожалела о том, что не навестила его раньше. Когда он перевернул ее руку и взглянул на три оставшихся пальца, его лицо стало печальным.

– Миландра написала мне о том, как с тобой теперь обходятся в деревне, – тихо сказал отец.

Хелльвир неловко заерзала на стуле и хотела выдернуть руку, но понимала, что не следует этого делать.

– Поэтому я и решила уехать, – ответила она. – Миландра подумала, что это хорошая мысль, ненадолго перестать мелькать перед глазами у деревенских.

– Тогда я вот что скажу: жаль, что они оказались такими глупцами. Я считал их более разумными людьми.

У него было такое лицо, как будто он хотел сказать что-то еще, и Хелльвир испугалась, что он начнет расспрашивать ее насчет Смерти. Но отец лишь похлопал ее по руке.

Больше говорить им не пришлось: с лестницы донесся топот, и в кухне появился Фарвор с большим бумажным мешком. Он поставил его посреди стола, тот опрокинулся, и по столу раскатились какие-то оранжевые шары – Хелльвир поняла, что это и есть апельсины. Кухня наполнилась сильным приятным ароматом.

– Ты только посмотри, какая красота! – воскликнул Фарвор. – Прямиком из Береговых Рощ. – Он взял один шар, вытащил из-за пояса нож, очистил фрукт от кожуры и протянул дольку Хелльвир. – Попробуй.

Она сунула дольку в рот. Незнакомый аромат был резким, но на вкус апельсин оказался сладким и одновременно освежающим, словно прохладный ветерок в жаркий день. Брат и сестра рассмеялись, когда она протянула руку за второй долькой.

В тот вечер отец и Фарвор повели ее гулять по городу. Солнце село, и вода приобрела такой же лавандовый цвет, как сумеречное небо. Хелльвир сказала Эльзевиру, что тот свободен до утра и может летать там, где захочет, вместе с другими воронами.

Они бесцельно бродили по набережным и проспектам. Отец и брат время от времени показывали Хелльвир какую-нибудь красивую статую или фонтан, прогулочную лодку, принадлежавшую аристократу, широкие, украшенные резьбой и металлическими накладками двери дома богатого купца. Хелльвир разглядывала здания, улицы и статуи, удивляясь про себя тому, как же это интересно – побывать в незнакомом городе. Деревня у леса, где она выросла, внезапно представилась ей очень маленькой, убогой, затерянной где-то на краю света.

Она шла под руку с отцом, наслаждаясь ароматами летней ночи, любуясь желтыми отблесками фонарей на воде, и чувствовала, как напряжение, которое усиливалось по мере приближения к Рочидейну, начинает спадать. Только сейчас она поняла, как сильно боялась встречи с принцессой, свидания с родителями; но ничуть не меньше ее волновал вопрос о том, где начинать поиски отгадки, «дара песни».

Однако в доме отца Хелльвир почти забыла об этой проклятой загадке и вспомнила о ней только в тот момент, когда заметила на другом берегу канала какую-то арку, а под ней дверь, выкрашенную синей краской, и тяжелый медный молоток. Остановившись посреди дорожки, она уставилась на синюю дверь. Отец и брат, не заметив, что Хелльвир отстала, пошли дальше, по направлению к проспекту. Над стеной покачивались верхушки деревьев, но ее заинтересовало не это. Над аркой красовалась эмблема: диск с выгравированной на нем летящей птицей, раскрывшей клюв. Через минуту за стеной запели песню – сначала пел один голос, потом к нему присоединился второй, третий. Песня была медленной, приятной. Там, за стеной, пел целый хор.

«Дар песни», – подумала Хелльвир.

Отец заметил, что она стоит на дороге, и вернулся. Они втроем стояли и слушали пение. Постепенно голоса замолкали, один за другим, пока их не осталось три, потом два, а последние несколько слов пропел один голос и смолк на высокой ноте.

Для остальных людей это, естественно, ничего не значило, но Хелльвир все стало ясно, как будто символ был помещен на стене нарочно: вечерняя песнь предназначалась для нее одной, она должна была привлечь ее внимание. Хелльвир поняла, что имел в виду тот, кого она называла Смертью, когда сказал, что знаки появятся в нужное время и, когда это произойдет, она все поймет.

– Что там находится? – спросила Хелльвир у отца.

– Это обитель Ордена Соловья. Их жрицы хорошо поют, правда? Эту песню они поют каждый вечер.

– Никогда о таком не слышала.

– В Рочидейне есть несколько монастырей этого ордена. Они держатся особняком, следуют древним традициям, ведут себя тихо. Предлагают пищу и укрытие тем, кому это необходимо, прислушиваются к воде, говорят с ветром, все такое. Хотя мне кажется, им недолго осталось, – печально добавил отец.

– Почему же?

– Храм Онестуса, – ответил отец. – Религия Обещания пустила здесь глубокие корни, она вытесняет старые обычаи. В этом городе его поклонники повсюду. Взгляни.

Отец остановил их и постучал носком башмака по мостовой. Среди булыжников в мостовую был вделан медный кружок. А на металле был выгравирован какой-то сложный геометрический узор… нечто вроде змеи… нет, скорее угорь.

– Они понатыкали таких по всей улице, потому что здесь проходит одна из их ежегодных процессий. Начинается за воротами и заканчивается в их главном храме.

Хелльвир смотрела на диск, блестевший в свете уличных фонарей.

– Почему угорь? Что это означает?

– Толком не знаю, – фыркнул отец. – Поклонники Онестуса верят в символы. Это для них главное. Ты видела дома символы твоей мамы. У них есть дометик для всего на свете, и все они вот так же завязаны узлом. – Он снова постучал ногой по эмблеме. – Может быть, они из-за этого выбрали угря. Потому что он может завязываться в узел.

Отец отвернулся и пошел прочь. Хелльвир задержалась, глядя на ворота обители Ордена, на блестящий медный молоток, потом неохотно последовала за ним. Она посетит монастырь завтра, сказала Хелльвир себе, когда отец и брат будут заняты своими делами. Она не понимала, откуда у нее такая уверенность, и тем не менее знала: ей следует прийти сюда одной.

Наступила ночь, и они неторопливо направились в сторону дома, хотя на улицах было по-прежнему оживленно, как днем. Хелльвир хотелось еще немного погулять, но усталость давала о себе знать. Сейчас она была определенно рада тому, что принцесса Салливейн позволила ей освоиться в Рочидейне.

Хелльвир заметила мать только тогда, когда та поднялась со скамьи у фонтана. Рядом с ней сидел высокий худой мужчина в серой одежде. Он тоже встал.

– Хелльвир, – произнесла мать, целуя ее в щеку. – Добро пожаловать в Рочидейн.

Хелльвир вынуждена была сделать над собой усилие, чтобы не выдать своих чувств при звуке этого холодного голоса. Она ожидала чего-то в таком духе. Она не забыла, как вела себя с нею мать после возвращения из царства Смерти, помнила ненавидящие взгляды, ледяное молчание; но все равно ей стало грустно оттого, что даже после многолетней разлуки мать говорит с ней как с чужой.

Но выглядела мать хорошо. Ее черные волосы, заплетенные в косы, блестели, нездоровая худоба исчезла. Она высоко держала голову. Слишком высоко, подумала Хелльвир; как будто пыталась разглядеть что-то поверх стены. Она никогда не держалась так дома.

– Спасибо, мама, – ответила Хелльвир. – Папа и Фарвор показали мне город.

Она незаметно разглядывала человека в серых одеждах. На груди у него висела звезда с двенадцатью лучами из какого-то металла, напоминавшего медь.

– Это служитель Лайус, – представила его мать. – Главный священник нашего храма. Лайус, это моя старшая дочь.

Хелльвир, даже не оглядываясь, почувствовала, как напрягся отец, стоявший у нее за спиной. Она поклонилась – после визита королевы она хорошо научилась кланяться.

– Очень приятно познакомиться, – вежливо произнесла Хелльвир.

Служитель наклонил голову. Он был чисто выбрит, и тонкие морщины, словно нарисованные чернилами, выделялись на бледном лице.

– Должно быть, хорошо вернуться домой, – сказал он.

Он говорил как горожанин – четко, отрывисто произнося слова.

– Мой дом не здесь, а в деревне, – возразила Хелльвир, не успев обдумать свои слова, и только потом сообразила, что это прозвучало грубо. – Но я рада увидеть свою семью, господин, – поправилась она.

– Не сомневаюсь в этом. Что ж, не буду вам мешать.

Он взял руку ее матери и склонился над ней, потом кивнул отцу и направился к воротам.

Мать пошла проводить его.

– Я приду в храм послезавтра, – пообещала она. – Привезут товары, их нужно будет принять.

– Я тебе полностью доверяю.

Он добавил несколько слов на языке Галгороса, и мать ответила официальным тоном. Хелльвир даже вздрогнула, услышав, как та говорит на чужом языке. Она не произнесла ни слова на языке своей родины за все годы, когда они жили в доме у леса.

Надевая перчатки, принесенные служанкой, священник смотрел на Хелльвир.

– Ты должна как-нибудь прийти с матерью и помочь нам, Хелльвир, – сказал он. – Мы покажем тебе храм.

– Хелльвир это не интересует, – резко произнесла мать.

– Ну-ну, Пайпер, – ответил священник с упреком.

Хелльвир знала, что отец никогда не осмелился бы говорить с ее матерью таким тоном.

– Позволь ей посмотреть храм, увидеть, какую работу ты там выполняешь. Ей наверняка любопытно. А кроме того, мы еще можем обратить ее в нашу веру.

Он застегнул плащ на плече. Плащ был простым, но Хелльвир видела, что это дорогая вещь: он был сшит из тяжелой блестящей ткани. Потом прикоснулся кончиками пальцев ко лбу. Она решила, что это прощальный жест. Возможно, так было принято в городе.

Пока служанка запирала за гостем ворота, Хелльвир переглянулась с отцом. Должно быть, мать перехватила этот взгляд. Проходя мимо них, она недовольно фыркнула.

– Заходите в дом, – приказала она.

Отец последовал за ней. Хелльвир собралась войти, но Фарвор поймал ее за руку.

– Ну, – заговорил он. – Какого ты о нем мнения?

– О Рочидейне?

– О городе, конечно, тоже, – протянул он, – но я имел в виду служителя. Мы с папой давно хотели узнать, что ты о нем подумаешь, когда увидишь. По крайней мере, я хотел.

Хелльвир заглянула в окно гостиной. Мать зажигала свечи вокруг небольшого алтаря, на котором лежали фрукты – очевидно, подношение.

– Как я могу составить о нем мнение, если я видела его всего пару минут и обменялась с ним несколькими словами? – спросила она.

– Тогда первое впечатление.

– Я думала, что все служители из Галгороса, как мама, но он похож на уроженца Крона.

– Он и есть уроженец Крона, родился здесь и вырос. Изучал религию в Галгоросе, если я правильно понял, потом вернулся и взял имя Лайус в честь другого жреца из их храма. Понятия не имею, как его на самом деле зовут, может, мама знает. – Он подтолкнул ее локтем. – Ну, давай, первое впечатление. Я маме не скажу, не бойся.

– Я… Он напомнил мне…

– Ну же. Говори.

– Угря. Когда я на него смотрела, я вспомнила угря. Вроде того, с улицы.

Фарвор на это рассмеялся. Хелльвир подумала: когда же это его смех стал таким искренним, легкомысленным? Неужели дело только в переезде в большой город?

– Мне тебя не хватало, – сказал он. – Пошли в дом.

Хелльвир поселили в одной из комнат на верхнем этаже.

«Каждому по комнате?» – размышляла она, оглядываясь. Кровать была застелена тонким бельем с простой, но дорогой вышивкой. Занавеси на окнах были плотными и тяжелыми, сами окна были забраны решетками изящной работы. Ее родные как будто бы не обращали внимания на всю эту роскошь, не замечали ее, воспринимали как должное. Хелльвир подумала о том, как она после этого будет жить в хижине Миландры, с ее соломенной крышей, грубыми деревянными ставнями и садом с лекарственными растениями, как будет спать на своей узкой простой кровати… Эта мысль вызвала у нее приступ тоски по дому.

Хелльвир села в кресло, стоявшее у открытого окна, подперла подбородок рукой и взглянула на город, на крыши домов и каналы. Другой рукой она поглаживала Эльзевира, который клювом перебирал ее волосы. Ей нравился чудесный аромат города: в нем смешивались запахи фруктов из соседских садов, цветущей жимолости и еще – соли. Хелльвир решила, что солью пахнет морская вода, хотя из окна океана было не видно. Где-то высоко парили чайки, белые пятнышки в ночном небе; они шумно перекликались и словно бы бранились друг с другом. Ветер время от времени приносил звуки города, смех с постоялых дворов, музыку из питейных заведений. Хелльвир здесь нравилось. По сравнению с ее родной деревней город был живым.

Она должна была уснуть как убитая после дороги, прогулки по городу и новых впечатлений. Но почему-то не могла. Хелльвир переворачивалась с боку на бок, путаясь в дорогих простынях; гладкая, плотная ткань была непривычной на ощупь, липла к телу.

Она была слишком возбуждена, чтобы уснуть. Загадка снова и снова возникала у нее в памяти, и ей уже казалось, что эти слова болтаются внутри ее черепа, словно горсть монет, так что от их звона у нее заболела голова.

«Дар песни…

Утешит ее, когда она заплачет».

Мысли Хелльвир постоянно возвращались к тому соловью над воротами обители: он расправил крылья, раскрыл клюв, как будто пел на лету. Наконец, когда в щели между занавесями появилась тонкая полоска утреннего света, она сбросила одеяло и села на кровати, стиснув голову руками.

Она должна узнать, что там, за воротами. Должна.

– Куда это ты собираешься? – спросил ее Эльзевир, щелкая клювом, когда она встала с кровати и нашла простую куртку и штаны, единственную имевшуюся у нее одежду кроме той, в которой она путешествовала.

– Искать первую из драгоценных вещей, – ответила Хелльвир, надевая куртку. – Пойдешь со мной?

Вместо ответа Эльзевир взлетел с подоконника, сел ей на плечо и потерся головой о ее шею.

Хелльвир бесшумно кралась по спящему дому к входной двери. Из кухни донесся какой-то звук, и она замерла. Остановившись на верхней ступени лестницы, она увидела кухарку, которая месила тесто для хлеба. Хелльвир сняла с крючка у двери ключ и осторожно открыла дверь.

Во дворе царила приятная прохлада. На паутине, сплетенной между ветвями смоковницы, мерцали капли росы. В саду заливались птицы. Хелльвир приоткрыла ворота и выскользнула на улицу.

С главного проспекта доносился шум и голоса: торговцы раскладывали на прилавках товары, лодочники, вооруженные шестами, подвозили мешки и ящики со складов, в каналах плескалась вода, слышался глухой стук лодок, ударявшихся о пристани.

Постепенно небо из темно-синего становилось лиловым. Город просыпался. Хелльвир шла по мостам, по дорожкам вдоль каналов. Когда она добралась до обители Ордена Соловья, перистые облака окрасились в алый и золотой цвета. Она приложила ухо к деревянной двери и услышала какой-то шум, шаги, голоса. Хелльвир не знала, что будет делать, когда ей откроют, но взяла молоток и постучала – один раз, второй. Потом отступила от двери и подождала. К счастью, с ней был Эльзевир. Его присутствие почему-то придавало ей уверенности.

Из-за двери послышалось шарканье, потом глухой стук отодвигаемых засовов. Небольшая дверь в левой части ворот открылась, и оттуда выглянула какая-то женщина. Ее волосы были прикрыты синим головным платком.

– У тебя неприятности? – спросила она с искренним участием.

– Я… – Хелльвир надеялась на то, что в нужный момент ответ найдется сам собой, но слова не шли на ум. – Можно войти?

Женщина поморгала.

– Ну разумеется, дорогая моя, – ответила она и отступила, пропуская Хелльвир.

За воротами оказалась узкая дорожка, зажатая между двумя высокими стенами; подняв голову, Хелльвир увидела несколько арочных окон и горшки с фуксиями. Даже в полумраке она различила ярко-розовые цветы и узнала растения, виденные в книгах Миландры.

– Ты нуждаешься в помощи? – обратилась к ней женщина.

На ней были свободные синие одежды, напоминавшие облачение священнослужителей, и Хелльвир вспомнила слова отца насчет того, что женщины Ордена были жрицами.

– Мы можем накормить тебя и дать ночлег, если у тебя нет крыши над головой.

Хелльвир, как это ни странно, была тронута ее предложением.

– Нет, я… мне не нужен ночлег. – Она покачала головой, чувствуя себя довольно глупо. – Скажите, здесь нет… здесь нет плачущей женщины?

– Плачущей женщины?

– Да.

– Ты ищешь знакомую? Вчера вечером мы приютили несколько человек, но…

– Нет, мне нужны не они. По крайней мере, я так не думаю.

– В таком случае я не знаю… – Жрица смолкла с таким видом, словно ей в голову внезапно пришла какая-то мысль. – Но ты ведь говоришь не об иве, верно? – спросила она. – Плакучая ива?

У Хелльвир участилось сердцебиение. Она кивнула. Женщина несколько мгновений пристально смотрела ей в лицо, но ее взгляд не был враждебным. Потом она жестом пригласила Хелльвир следовать за собой.

– Идем.

Они пошли по дорожке между стенами, почти полностью скрытыми фуксией. Хелльвир заметила, что растения наблюдают за ней: у них были зеленые глаза из листьев, а цветы напоминали зевающие рты с крошечными розовыми язычками, похожими на кошачьи. Хелльвир провела кончиками пальцев по нежным цветам, здороваясь с ними. Фуксии сонно улыбались в ответ. Она пожалела о том, что у нее нет с собой тетради, чтобы их зарисовать.

Пространство между стенами стало шире, они завернули за угол, принялись петлять между какими-то зданиями. В нишах под арками прятались двери. Одна дверь отворилась, и появилась жрица со стопкой книг в руках.

– Рановато ты открыла ворота, – заметила она при виде Хелльвир и ее провожатой.

– Она постучалась и попросила разрешения увидеть иву, – объяснила спутница Хелльвир.

Другая жрица взглянула на Хелльвир, потом на ворона, сидевшего у нее на плече.

– Ну хорошо, – медленно произнесла она и взмахом руки разрешила им идти дальше.

– А чем так знаменита эта ива? – осмелилась спросить Хелльвир.

Жрица обернулась и удивленно взглянула на нее.

– Ты не знаешь?

– Я… мне просто сказали, что нужно искать плачущую женщину, – ответила Хелльвир, не зная, что еще придумать.

– Эта ива – центр нашего города. Его сердце. Город был построен вокруг нее. Орден ее охраняет.

Они подошли к железным воротам, увитым плющом; жрица вытащила из кармана кольцо с ключами, выбрала один и вставила в замок. Раздалось звяканье. Женщина открыла ворота и повела Хелльвир по очередному узкому каменному коридору.

Выйдя на свет, они очутились в самом прекрасном саду, какой когда-либо доводилось видеть Хелльвир. Лужайки были аккуратно подстрижены, под деревьями были разбросаны ухоженные цветочные клумбы с незнакомыми цветами. Луг спускался к небольшой речке, прямо к воде. За деревьями виднелась высокая стена, скрытая вьющимися растениями; их толстые стебли прогибались под тяжестью плодов. В кронах деревьев, сквозь которые виднелись лишь крошечные клочки неба, щебетали птицы.

Жрица пошла по лугу вперед, и Хелльвир последовала за ней; ей хотелось снять башмаки, почувствовать прикосновение мягкой травы к ступням. Они прошли через сад с целебными растениями, над которым висел плотный аромат тимьяна, розмарина и шалфея самых разных сортов. Аромат перенес ее домой, и Хелльвир охватило желание остановиться, сорвать листок, растереть его в пальцах, срезать несколько стеблей, чтобы послать Миландре.

Вдоль одной из стен были расставлены старинные глиняные статуи, изображавшие богов урожая. Статуи поросли мхом, у некоторых были отколоты куски, рога оплел вьюнок, но боги зловеще ухмылялись, обнажив кабаньи клыки.

– Из разговора с отцом я поняла, что в городе сейчас хозяйничают поклонники Онестуса, – заметила Хелльвир. – Он говорит, что скоро ваши обычаи исчезнут и забудутся.

– Новые верования приходят и уходят, – ответила жрица, не оборачиваясь. – А старые обычаи остаются. И останутся навсегда.

Она говорила уверенно, но Хелльвир это почему-то не успокоило.

– Всякий раз, когда возникает угроза нашему ордену, нашему саду, когда у кого-то возникает желание строить на нашей земле или ущемить нас как-то иначе, Дома, которые верят в нас и в наш труд, помогают нам пережить невзгоды и отстоять эту землю. Мы – сердце города, его фундамент, и я убеждена в том, что никакая новая вера, ни эта, ни другая, не сможет этого изменить.

Хелльвир надеялась, что жрица права.

Они пошли вдоль берега. За поворотом реки Хелльвир увидела старую иву. Ее низко опущенные ветви касались воды. Вокруг дерева, разросшегося так, что листья спускались до самой земли, были посажены тюльпаны. Хелльвир вдруг поняла, что в этом уголке царит какая-то особая тишина; не чувствовалось ветра, не пели птицы, и даже городской шум не доносился сюда.

Жрица раздвинула ветви, словно занавес, и подошла к стволу дерева. Хелльвир взглянула на светло-голубое небо, видневшееся сквозь крону, и вдруг ощутила твердую уверенность в том, что она пришла туда, куда нужно.

Вдалеке зазвонил колокол, и женщина оглянулась.

– Я должна идти, – сказала она. – Обычно я не оставляю посетителей у дерева, но… – Жрица посмотрела на ворона. – Мне кажется, ты не причинишь ему зла.

– Я подожду вас здесь, – ответила Хелльвир, удивленная и тронутая этим доверием.

Это место было священным, она догадалась об этом по поведению жрицы: женщина понизила голос и смотрела на дерево с почтительным и в то же время ласковым выражением.

– Я скоро вернусь.

Жрица скрылась за зеленой завесой, и Хелльвир осталась одна. Она откинула капюшон, Эльзевир расправил крылья, взлетел и сел на ветку.

– И что теперь? – спросил ворон.

Хелльвир села на землю, привалившись спиной к толстому стволу, обняла колени и взглянула вверх, на крону ивы.

– Сама не знаю, – призналась она.

У нее появилось странное ощущение, похожее на предчувствие грозы, и кровь быстрее побежала по жилам. Она была уверена в том, что сейчас что-то обязательно произойдет. Дерево словно спало, не шевелился ни один лист, только птицы чирикали и перепрыгивали с ветки на ветку где-то у нее над головой.

Хелльвир уже в сотый раз беззвучно произнесла загадку:

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Возможно, здесь есть еще какой-то скрытый смысл, подумала Хелльвир. Возможно, загадка подсказывала ей не только место, где нужно было искать первое сокровище, но и способ завладеть им.

У Хелльвир не было никаких других идей, поэтому она запела. Ей никогда не нравилось собственное пение, она знала, что у нее нет слуха и слабый голос, но не сдавалась, и вскоре пела уже увереннее и почувствовала, что дерево прислушивается к ней. Она пела старую морскую песню, которую как-то слышала в родной деревне: «Весь мой от носа до кормы».

«Я забыла поклониться», – подумала Хелльвир и поднялась на ноги, продолжая негромко напевать. Повернулась лицом к стволу дерева, опустила голову и отвесила низкий поклон.

Когда Хелльвир выпрямилась, оказалось, что на том месте, где она только что сидела, стоит какое-то существо, словно сотканное из ветвей и листьев ивы. Существо привалилось спиной к стволу, потом село на землю. Его ветви переплетались, как прутья корзин, в которых рыночные торговки держат рыбу, и когда оно повернуло голову к девушке, раздался негромкий скрип. У Хелльвир перехватило дыхание.

– Мне кажется, я очень долго спала, – сонным голосом произнесло существо.

Этот голос походил на хруст ломающихся веток, на шорох земли, сквозь которую пробиваются корни. Существо взглянуло на небо, подняло руку и длинным пальцем, за которым волочились листья ивы, указало на Эльзевира, сидевшего на суку.

– У тебя на шее намотан болиголов, – пробормотало оно.

Хелльвир медленно опустилась на землю и села напротив древесного существа, скрестив ноги. Оно посмотрело на нее. Молодые веточки образовали нос, брови, над высокими скулами обозначились едва заметные впадины. Хелльвир чувствовала, как глухо бьется в груди сердце.

– А у тебя… – прошелестело оно. Голос доносился откуда-то из-за переплетающихся веток. – У тебя не хватает частей. Что с ними случилось?

– Я отдала их, – едва слышно прошептала Хелльвир. – В качестве платы за души. Чтобы вернуть их из царства Смерти.

– Ах-х. – Существо вздохнуло, откинуло голову назад. – Я знаю, что такое смерть. Когда я была семечком, меня поливали кровью. Мои корни до сих пор питаются этими воспоминаниями.

В мозгу Хелльвир возникла смутная картина: соловей, наколотый на отросток оленьего рога. Она поморгала, тряхнула головой.

– Мне жаль, что я тебя разбудила, – извиняющимся тоном произнесла она.

– Скоро я усну снова.

– Ты знаешь, зачем я пришла?

– Догадываюсь, что ты не хочешь расставаться с другими частями. Если это произойдет, тебе станет холодно.

Существо опустило голову и посмотрело на свою грудь, в которой зияло несколько дыр. На ветвях появлялись почки.

– Я… Да. Это верно.

Существо стояло у воды, глядя на воду, на длинные узкие листья, которые шевелило течением. Оно переместилось туда за долю секунды, когда Хелльвир моргнула. Она встала с земли и подошла к существу. Оно было по меньшей мере на голову выше ее, у него было стройное тело. Ивовые листья, свисавшие с плеч на спину, шелестели на ветру. Среди них прятались маленькие создания: божьи коровки, паучки.

– Наверное, судьба привела тебя сюда, – раздался голос. – Жрицы поют мне, но их песни всегда одинаковы. Ты спела мне нечто новое. И за это я дам тебе то, что тебе нужно.

– Благодарю тебя.

Зеленая рука со скрипом поднялась и взялась за ветку ивы. На ветке торчали крошечные скрюченные сережки с семенами, похожие на гусениц.

– Возьми их, – произнесло существо. – Они твои.

Хелльвир протянула руку и осторожно сорвала сережки. На пальцах у нее осталась пыльца.

– Но, может быть, это плохо, неправильно? – спросила Хелльвир, глядя на сережки. – Забирать их у тебя, чтобы отдать Смерти?

Но когда она подняла голову, существа уже не было.

Она завернула сережки ивы в бумажку с загадкой, чтобы не повредить их, и вышла из-под дерева. Жрица уже ждала ее снаружи.

– Вы давно здесь стоите? – спросила Хелльвир.

– Довольно давно, – ответила жрица. – Но я… почувствовала, что тебя не следует беспокоить.

– Вы видели… – Хелльвир не знала, как выразиться.

– Мы разговариваем и поем, – произнесла женщина. – Некоторые из нас общаются с существами, которых большинство людей не может ни видеть, ни слышать. Но мы всегда притворяемся, что это молитва, чтобы нас не называли умалишенными. В противном случае служители Онестуса не стали бы терпеть наше присутствие.

– Я говорила с духом очага, с ветром, с плющом, – прошептала Хелльвир. – С сороками, воронами, но с таким существом – никогда. – Она оглянулась на дерево. – Вы должны спеть ему что-нибудь новое.

– Что-нибудь новое?

– Да. Ему хотелось бы услышать новые песни. – Хелльвир спрятала семена в карман. – Благодарю вас. Не буду больше отнимать у вас время.

– Ты нашла то, что искала? – спросила жрица, когда они возвращались к воротам.

– Думаю, да. – Хелльвир помолчала. – Мой папа сказал, что ваша обитель построена на краеугольном камне.

– Верно. Это произошло в конце войны с Королем-Оленем. Ты ведь слышала о ней, ее называют Войной Соловья?

Хелльвир кивнула. Об этой войне знали все дети. Родители говорили, что Король-Олень приходит и пожирает сердца тех, кто плохо себя ведет. Отец тоже рассказывал ей истории о Короле-Олене там, в деревушке у леса.

– Когда Король-Олень был наконец повержен, Королева-Соловей, возглавлявшая выжившие народы, пришла сюда, чтобы здесь, на берегу реки, похоронить своего брата, погибшего на войне. Здесь был положен конец войне, и здесь выросла ива. – Женщина кивнула на дерево, полоскавшее ветви в воде. – Королева превратила эти земли в процветающую страну, где ее народ смог жить в мире и растить детей. Вот почему символом нашего Ордена является соловей; он назван так в честь королевы, как напоминание о мире.

Вернувшись в дом родителей, Хелльвир поднялась в свою комнату, рухнула на кровать и попыталась пригладить спутанные волосы. Но без щетки ничего не получилось, и она просто сидела на кровати неподвижно, глядя в пространство и ни о чем не думая. Она не спала больше суток; глаза жгло, хотелось свернуться под одеялом и забыть обо всем. Эльзевир сидел на спинке кресла и смотрел на нее блестящим глазом.

– Ты нашла сокровище, – заметил он.

Хелльвир вытащила бумажку из кармана, развернула ее на прикроватном столике и поднесла руку к семенам. Они были… теплыми. У нее закружилась голова от ликования. Она до сих пор не могла поверить в то, что все оказалось так просто.

– Да, – ответила Хелльвир. – Не знаю как, но мне это удалось. – Она прикусила губу. – А теперь остается только сидеть и ждать того дня, когда они мне понадобятся.