Читать книгу Депрессия: проклятие или шанс? - - Страница 11

Разбирая механизм развития депрессии, нельзя обойти такую тему, как суицид. Как известно, в 10–15 процентах случаев депрессия заканчивается совершённым суицидом[75].

Самоуби́йство, суици́д (от лат. sui caedere «убивать себя») известно человечеству с древности. Греки считали самоубийство «естественным» и подходящим выходом из сомнительной и нестабильной ситуации. «Если зло нас угнетает, решение простое – уходи! Все, что от нас требуется – это обосновать причины своего ухода из жизни и уйти с достоинством»[76].

Так, Кодрус пожертвовал собой ради Афин, Менес бросился на меч, чтобы спасти Фивы, Клеомен, потерпев неудачу в заговоре против Птолемея IV, покончил с собой, предпочтя смерть унижению.

Множество философов сами положили конец своим дням. Пифагор предпочел скорее умереть, чем пройти по священному полю фасоли. Эмпедокл бросился в Этну, Демокрит уморил себя голодом в сто девять лет, посчитав, что нести такой возраст – значит посягать на свои интеллектуальные способности. Аристотель утопился, отчаявшись найти объяснение морским приливам и отливам (нам бы его заботы)[77].

Первое литературное упоминание самоубийства мы находим у Гомера – это самоубийство Иокасты, матери Эдипа. Во время своего путешествия в подводный мир Одиссей увидел несчастную женщину, которая по незнанию сотворила ужасный грех, сочетавшись браком с собственным сыном. Здесь налицо самоубийство в результате поруганной чести.

Эпикур считал, что избавление от страха смерти открывает путь к счастью. Жизнь, с его точки зрения, составляет не повинность, а право, от которого всякий волен отказаться. «Вход в жизнь один, – говорили эпикурейцы, – но выходов несколько». И основали в Александрии общество прекращения жизни.

«Vivere est militare[78]», – говорил Сенека. Уход с поля этой битвы очень часто вызывается жалостью к себе, которую глубокий мыслитель Марк Аврелий называет «самым презренным видом малодушия», причем человек самовольно гасит в себе огонек жизни, могущий согревать других.

В эпоху христианства самоубийство считалось тяжким грехом. Самоубийц не отпевали и не хоронили на кладбище. Имущество самоубийц отторгалось в пользу государства. До XVII века попытка самоубийства каралась смертью. С XVIII века самоубийц считали умалишенными. С XIX века в суициде стали видеть причины, от человека не зависящие[79].

Бойко И. Б. в книге «Самоубийство и его предупреждение» подводит исторический итог этой теме:

Пифагор: самоубийство нарушало духовную математику, т. к. внезапно образовывало брешь в мире.

Аристотель: самоубийство против государства.

Платон: человек – слуга бога. Самоубийство – дезертирство.

Юнг: самоубийство не преступление.

Спиноза: внимание к причинам.

Шопенгауэр: суицид не отрицание, а наоборот, воление к жизни, но не удовлетворенное условиями, а потому представляет собой несвободу.

Бердяев: можно сочувствовать самоубийце, но нельзя сочувствовать самоубийству.

Я бы сюда добавила популярную нынче фразу: «Жизнь – война. Суицид – дезертирство».

Французский социолог Э. Дюркгейм обвинил в самоубийствах общество. Как нежизнеспособна клетка отдельно от организма, так и человек нежизнеспособен в отрыве от общества. «В этом и заключается механизм самоубийства – это функция не индивидуальной воли, а целостного общественного организма»[80].

С точки зрения Гегеля, смерть Христа, подобно смерти Сократа, – это гибель человека, придавшего смысл смерти. Самоубийство у Гегеля – радикальное выражение абсолютной свободы. «Чтобы стать богом, человек должен стать Христом, а значит, умереть, этим преодолевая смерть»[81]. Гегель явно идеализировал самоубийство. Достоевский, наоборот, его по-христиански принижает. У Достоевского самоубийство – это не возвращение в лоно матери природы, это убийство матери. Для Достоевского самоубийство – это жизнь без бога. Ницше, будучи ярым противником церкви, верил в возможность преодолеть трагедию смерти бога в сверхчеловечестве. Его взгляд совпадает со взглядом не Достоевского, а Кириллова из «Бесов».

Самоубийство – это разрыв с общим: или с социумом, или с Богом. То есть, на мой взгляд, человек, совершая самоубийство, заявляет о своей индивидуальности. В жизни он жил по чужим законам, и лишь совершая самоубийство, может заявить о своем «Я». Может быть, именно поэтому Руссо говорил, что человек имеет право на добровольный уход, потому что у него других то прав и нет.

В настоящее время тема самоубийства является одной из социально важных тем. Как свидетельствуют данные ВОЗ, самоубийства ежегодно уносят больше жизней, чем убийства или военные действия. В последние годы они обогнали по уровню смертности ВИЧ/СПИД, рак груди и малярию. Суицид входит в топ-5 причин смерти среди молодежи (15–29 лет), уступая лишь ДТП, туберкулезу и межличностному насилию[82].

Ефремов В. С. в книге «Основы суицидологии» приводит следующие цифры. Ежедневно в мире совершают самоубийства три тысячи человек, а ежегодно – около 1 миллиона человек (1,5 % всех смертей). В 2019 году в России было зарегистрировано 25 смертей на 100 тыс. населения. Мужчины совершают самоубийство в 4 раза чаще, чем женщины (хотя женщины совершают в 4 раза больше попыток самоубийства). Почти в 90 процентах случаев в основе суицида лежит психическая патология (депрессии, алкоголизм, психопатия). Среди шизофреников попытки суицида встречаются в 50 процентов случаев. Чаще они травятся своими препаратами. Во всем мире самоубийство входит в тройку основных причин смерти среди людей в возрасте 15–44 лет. Попытки самоубийства происходят в 20 раз чаще, чем завершенные самоубийства.

Тема суицида табуирована в нашей стране, особенно что касается подросткового суицида. По нему Россия стоит на первом месте в мире. Вот что говорил Уполномоченный по правам ребенка П. Астахов (годы деятельности в должности: 2009–2016): «Государство держит в секрете точное количество самоубийств. Некоторые регистрируются как несчастные случаи. Если мы не решим корни этой проблемы, то потеряем целое поколение. Шесть подростков совершили суицид за десять дней. Это не эпидемия самоубийств. Это государственная трагедия»[83].

Высокий процент подростковых суицидов вполне объясним неспособностью молодого организма переживать боль. «Смерть вследствие самоубийства, – пишет Шнейдман, – является бегством от боли». Сама по себе душевная боль не является смертельной. Но очень соблазнительной является мысль: «Я могу прекратить эту боль; я могу покончить с собой»[84]. Получается, не сама боль толкает на самоубийство, а невозможность ее перенести. Если у человека нет опыта преодоления трудностей, если он их избегал по жизни, у него выше риск суицида.

Душевную боль создают чувства стыда, вины, страха, тревоги, одиночества, боязни старения или мучительной смерти. Но наиболее суицидогенное значение имеют чувства безнадежности и беспомощности.

«Большинство суицидов случаются в первые три года после постановки диагноза или после госпитализации»[85]. Почему? Почему даже после постановки онкологического диагноза суицидов почти нет, а после посещения психиатра они очень часты? Мне кажется, именно потому, что вся психиатрическая служба не убирает, а напротив, усиливает чувство безнадежности. Стоит человеку попасть в психиатрическую больницу, посмотреть на этих «полуовощей», которые там ходят по коридору, услышать визги и крики буйных, увидеть, как их скручивают и пичкают лекарствами, так в голове возникает только одна мысль: «И я такой же буду».

Человек не видит примеров выздоровления от депрессии. Напротив, все вокруг говорят о пожизненном приеме лекарств, о периодических госпитализациях, о побочках и в целом о прогрессировании, а не излечении. Получается, что помощи нет. Ты постепенно превратишься в идиота. Это и толкает человека на самоубийство. Но это, пожалуй, толчок, но не причина.

Психоаналитики смотрят глубже. «Кто кончает с собой, тот мог бы при другом раскладе прикончить другого: самоубийство и убийство в родстве», – пишет Эмиль Чоран[86]. Уголовные антропологи считают, что самоубийство и убийство вытекают из одного и того же психологического и физического источника, представляя известный параллелизм[87]. Шнейдман, ссылаясь на Вильгельма Штекеля, говорит о «стремлении к собственной смерти как отражения желания смерти другого, то есть враждебности, обращенной на себя – то, что я называл убийством, повернутым на 180°»[88].

Говоря упрощенно, человек хотел бы убить кого-то другого (мать), но не решается и убивает себя. Однажды я прочитала в газете заметку о том, как молодой человек забил свою мать до смерти. Он бил ее металлической трубой и кричал: «Покайся!» На что мать в ужасе кричала в ответ: «За что? За что?» Он так и убил ее, не получив ее покаяния. Она так и не поняла, что сломала ему жизнь, а он не понял, что она «не ведала, что творила». Но, по крайне мере, он не убил себя, хотя и сел в тюрьму за убийство.

Большинство людей, решившихся на суицид, не осознают, что на самом деле хотят убить, а не быть убитым. А если еще глубже, они хотят свободы, которой были долгие годы лишены. Для них суицид – прыжок в пропасть, дающий свободу. «Суицидант является хозяином ситуации, даже если при этом он должен умереть»[89]. Другими словами, у человека есть только одна возможность сделать по-своему – убить себя. Здесь он сам принимает решение, и у него есть иллюзия, что теперь-то он «не тварь дрожащая, а право имеет»; что, покончив с собой, он покончит и с неуважением, перестанет быть ничтожеством и, наконец, обретет вес.

У самоубийства корни в детстве. «Он стал убивать себя задолго до самоубийства», – пишет Ефремов. Его агрессия, которая в норме должна была бы быть направленной на насильника, направляется на себя самого и медленно убивает. В таких случаях суицид – следствие психической патологии, которая долгие годы подтачивала организм и в один непрекрасный день, с точки зрения П. Г. Розанова, у суицидента «возникает состояние аффективно суженного сознания, при котором отсутствует “борьба противоположных представлений” и даже исчезает страх смерти»[90].

Смысл суицида, по мнению Ефремова[91]:

– призыв или крик о помощи;

– отказ от жизни;

– протест;

– месть;

– стремление к избежанию наказания;

– суицид – самонаказание.

У человека преобладают чувства отчаяния, безвыходности, вины, безнадежности, убеждение в неизлечимости, чувство греха, преступления.

Философы видят в самоубийстве потерю смысла. Человек через смысл скреплен с бытием. Утрата смыслового ядра личности выбивает у него почву из-под ног и зачастую приводит к самоубийству. Гамма чувств при этом может быть самой разной: от вины и стыда до ненависти и мести.

Э. Шнейдман, ссылась на К. Меннингера, считает, что «для того, чтобы совершить самоубийство, необходимо одновременное присутствие: а) желания убить; б) желания быть убитым и в) желания умереть. В этом случае суицид становится почти неотвратимой реальностью»[92]. Как известно, большинство стрелков в школе после совершения преступления убивают и себя.

Я считаю, что желание убить и желание творить имеют один источник – сильное либидо (жизненная энергия). Человек решается на самоубийство, просто не зная, насколько он одарен и пришел в этот мир творить. Насилие окружающих «переводит стрелки» его жизненной энергии с творческого пути на путь убийства. Человек, испытывая сильный гнев, хотел бы убить насильника, но не решается и убивает себя.

Знать про этот перенос, а особенно знать про свою одаренность, которая не нашла правильное русло и вылилась в желание смерти – это предотвратить суицид. К этому знанию относится и то, что антисуицидальный эффект антидепрессантов не доказан[93]. Поэтому их прием не лечит депрессию. Это надо просто знать и искать другие пути. Они существуют. Об этом будет ниже.