Читать книгу Депрессия: проклятие или шанс? - - Страница 13

Перинатальная травма – это травма, полученная в период от момента зачатия до двух-трехлетнего возраста ребенка. В течение этого периода ребенок находится в плотном слиянии с матерью, поэтому от поведения матери зависит в прямом смысле его физическое и психическое развитие.

Переживания еще нерожденного младенца или новорожденного не могут быть им осознаны и скрываются в так называемом «первичном бессознательном». Тем не менее они продолжают влиять на поведение, эмоции и установки человека на протяжении всей его жизни. Изучением этого периода детства начали заниматься совсем недавно. Я нашла только одну монографию врача и психолога И. В. Добрякова под названием «Перинатальная психология», изданную в 2010 году.

Он, конечно, обращается к наследию Фрейда, который в своих работах большое значение придавал внутриутробному периоду в возникновении на последующих этапах онтогенеза тревоги и невротических симптомов». Ученик Фрейда О. Ранк пошел дальше. С его точки зрения, роды – это первичная сепарация (отделение) от матери. Она вызывает ужас у младенца. Отнятие от груди – вторая травма, также усиливающая тревогу. Затем рождение брата или сестры, а позже возможная смерть близкого человека. Если все эти травмы проживаются вместе с любящей матерью, то ребенок преодолевает сепарационную тревогу и благополучно отделяется от матери. «При нарушении этого возникают бессознательные амбивалентные тенденции стремления возвращения в утробу матери и одновременно переживания ужаса перед ней, что приводит к развитию патологических состояний». То есть страх отделения от матери, если он не преодолен в первые три года, так и живет в человеке всю его жизнь, сковывая его свободу[112].

Изучением становления психики у маленьких детей занимались также Анна Фрейд и Мелани Кляйн. Последней принадлежит идея развития двух фаз психического развития у младенца: параноидно-шизоидной и депрессивной. Если ребенок не проживет ту или иную фазу, то во взрослом состоянии у него могут развиться, соответственно, либо шизофрения, либо депрессия.

Особое значение в становлении перинатальной психологии имеют работы Д. В. Винникотта. Он считал, что психическое здоровье младенца зависит от качества заботы о нем матери, прежде всего в плане снижения его сепарационной тревоги и формирования базового доверия к миру (сепарация – отделение).

Еще один важный исследователь – английский психолог и педиатр Джон Боулби убедительно показал, что для психического здоровья ребенка необходимо, чтобы его отношения с матерью приносили взаимную радость и тепло. Близость с матерью, обеспечивая безопасность, позволяет ребенку заниматься исследовательской деятельностью, обучаться, адаптироваться к новым ситуациям. Потребность в близости – это базовая потребность ребенка.

Ученица Лакана Ф. Дольто разработала метод психотактильного контакта с ребенком в утробе матери. Это работа с телом беременной женщины. Тактильный контакт, наполненный выраженными положительными эмоциями, позволяет наладить контакт с плодом и стать профилактикой осложнений беременности[113].

Также нельзя не упомянуть известного исследователя периода родов – Станислава Грофа. Экспериментируя с изменениями сознания пациентов при помощи ЛСД, голотропного дыхания, он считал, что в таком состоянии они вновь переживают травмы своего реального биологического рождения. Гроф выделял три матрицы, проходя которые ребенок получает опыт преодоления «сопротивления среды». Первая – это период внутриутробного развития, когда в норме ребенок находится в безмятежном состоянии. Вторая – начало родов. Ребенок испытывает неодолимое чувство возрастающей тревоги, связанной с надвигающейся смертельной опасностью, источник которой определить невозможно. Ребенок чувствует себя запертым в помещении без выхода, он находится в состоянии беспомощности и отчаяния. Нарушения на этой стадии приведут впоследствии к развитию депрессии с такими же симптомами безвыходности и отчаяния. Третья матрица – это развернутый период родов. Ребенок движется в родовом канале. Ситуация уже не столь безнадежна. Ребенок – активный участник процесса, который имеет определенную направленность. Если что-то случится на этой стадии, например, мать получит стимулирующий укол, то в будущем ребенок может стать гиперактивным и склонным к авантюрам, страху и агрессии.

Система «мать-дитя» функционирует приблизительно до трех лет жизни ребенка. В трехлетнем возрасте у ребенка появляется самосознание, собственные границы, и система «мать-дитя» прекращает свое существование. Однако на ее «фундаменте» впоследствии строится все «здание» психического развития. В тяжелых, психотических случаях система «мать-дитя» продолжает существовать в течение всей жизни, формируя симптомы психических заболеваний. Достаточно вспомнить фильм Хичкока «Психо». В нем, не отделившийся от матери мужчина, сошел с ума и совершил ряд убийств.

Нарушения в системе «мать-дитя» могут возникнуть как в период зачатия (пьяное зачатие, изнасилование), так и в саму беременность. Это могут быть физические заболевания матери, а также различные стрессы, такие как, например, нежелательная беременность. По статистике, в Российской Федерации до 30 % женщин вынашивают нежелательную беременность[114].

Еще один фактор, негативно влияющий на плод – это мотивы беременности. Есть положительные мотивы: желание обессмертить себя, благодарность мужчине за его любовь, беременность как творчество. Но гораздо больше негативных мотивов, таких как вынудить партнера жениться, родить для здоровья или для получения алиментов, доказать родителям, что стала взрослой и т. д.

Негативный мотив заставляет ребенка сомневаться, а нужен ли он этому миру. Сама женщина, не чувствуя в себе уверенность как в матери, создает напряжение с выбросом гормонов стресса, которые негативно влияют на синтез нейронов в коре головного мозга ребенка.

Даже если беременность желанная, женщину могут подстерегать разные другие несчастья. Недаром издревле существовали определенные требования к поведению беременной женщины в обществе. Беременным запрещали присутствовать на пожаре, похоронах, при ссорах и брани, не поощрялась их раздражительность, злобливость, взбалмошность, скандальность и упрямство – то, что ставило под угрозу благополучие будущего ребенка. И наоборот, поощрялось то, что благоприятно действует на здоровье и настроение беременной – созерцание прекрасных видов, пейзажей, маленьких детей.

Период родов в медицине, пожалуй, считается самым травматичным для ребенка. Большинство детей с ДЦП были травмированы в родах. Если у женщины внезапно в родах развилась слабость родовой деятельности, то у ребенка возникает риск не только задохнуться в родовых путях, но и получить сильный эмоциональный шок, испуг, как говорили в прошлом веке. Этот «испуг» может со временем закрепиться, и если мать окажется не очень любящей, то ребенку может грозить развитие паранойи в будущем.

Возможно, из-за страха травмировать ребенка врачи в ХХ веке стали чаще практиковать операцию «кесарево сечение». За последние десять лет в нашей стране частота операций кесарева сечения, увеличиваясь примерно на 1 % ежегодно, возросла с 10,1 % в 1995 г. до 18,4 % в 2006 г[115]. Дети, рожденные путем кесарево сечения, имеют отклонения в иммунной системе. У них чаще развиваются аллергические заболевания. С психологической точки зрения, такие дети не прошли «первичную инициацию» через рождение. Они не получили опыт победы, а значит, можно предположить, у них позже развивается инструментарий для «борьбы за существование»[116].

Послеродовый период грозит ребенку разлучением с матерью в роддоме, особенно если у него выявлены физические нарушения. Нахождение на груди матери в первые часы жизни ребенка архиважно для выхода его из родового стресса. Грудное вскармливание, запах матери и ее прикосновения запускают здоровые механизмы адаптации. Общение ребенка с грудью матери является, с точки зрения Мелани Кляйн, основой его психического развития.

Даже если младенец доношен и здоров, неправильная организация ухода за ним в раннем постнатальном периоде может создать хроническую психотравмирующую ситуацию. Мать должна не только быть заботливой и внимательной к нуждам ребенка, она должна уметь «контейнировать» его тревогу. Ребенок до трех лет не может словами высказать свои желания, и мать должна догадываться о том, что происходит с ребенком и возвращать ему свое понимание ситуации, чтобы он успокоился. Например: «Ты устал, сейчас я тебя укачаю». Или: «Ты плачешь, потому что голодный, сейчас я тебя накормлю». Такая помощь матери в понимании дискомфорта обучает ребенка не паниковать и искать выход. Это лучшая профилактика депрессии, когда он подрастет.

Таким образом, ранний период жизни ребенка требует от окружения максимального внимания, заботы и любви. Общение с матерью идет на невербальном уровне, не через слова, а через эмоции и прикосновения. Первые впечатления ребенка об окружающем мире впечатываются ему в память. Психологи называют это импринтом (следом). Как показывает практика, этот импринт потом очень трудно изменить. Поэтому так важно, чтобы у ребенка уже в первые месяцы жизни сформировалось базовое доверие к миру. А это значит, что ребенок будет открыт новому опыту, он будет идти по жизни с убеждением, что он хороший и мир хороший. Или, как говорил Эрик Берн: «Я плюс и мир плюс».

Если же травма коснется внутриутробного периода, родов и первых месяцев жизни, то существует огромный риск развития тяжелого психического заболевания, вплоть до шизофрении. На этом младенческом этапе развития мозга у некоторых людей, похоже, происходит «сбой» в программе, и тогда ребенок, который жил под девизом «Посмотрим, что там за горой» резко разворачивается к девизу «Мамочка забери меня домой». Поисковая способность и любопытство заменяется страхом.

Тяжесть заболевания определяется прежде всего невозможностью «достучаться» до человека словами. Его травма возникла до того, как появилась его речь, поэтому разговорная терапия в таких случаях неэффективна. Для таких пациентов больше подходят «материнские» способы взаимодействия: прикосновения, запахи, теплая ванна, музыка, общение с животными.

Моя дочь, которая десять лет ходила к психоаналитику и четыре года к когнитивному терапевту, на четырнадцатом году терапии свалилась в тяжелейшую депрессию. Было такое ощущение, что все эти четырнадцать лет терапии абсолютно ничего ей не дали. Сначала я решила, что она халтурила на сессиях и ходила к терапевту для проформы, но когда я все-таки откопала у нее перинатальную травму, я поняла, что «мы зашли не с той стороны». Никакие разговоры и советы изменить поведение в таких случаях не могут. Дефект кроется в глубоком недоверии ко всем людям, в том числе и к психоаналитику. У моей дочери с рождения не было базового доверия к миру, и поняла я об этом слишком поздно.

Я расскажу здесь о ее травме, так как все происходило на моих глазах, и я раскопала эту историю до корней. Кроме того, случаев перинатальной травмы описано очень мало, поэтому эта информация будет хорошей иллюстрацией ко всему выше сказанному.

Итак, начнем с того, что моя беременность дочерью была незапланированной, поэтому сразу встал вопрос: что делать? Моему сыну не было и двух лет, я только что поступила в клиническую ординатуру, и мы жили в маленькой двушке с бабушкой мужа. Вроде не время еще для второго ребенка. Я не сомневалась ни минуты, об аборте не могло быть и речи, убить живую душу я не могла. Муж, однако, настаивал на аборте. Я не собиралась его слушать и приняла решение рожать. Но я недооценила мнение его бабушки. Той было глубоко за восемьдесят. Мы недавно только забрали ее к себе в двушку. Мы поселили ее в маленькую комнату, в то время как сами втроем жили в зале. Она была почти слепой, сидела весь день в своей комнате, и с ней эту ситуацию я даже не сочла нужным обсуждать. А зря. Возможно, я бы быстрее поняла, какую змею мы пригрели на груди. Но тогда я относилась к ней как к немощной старухе, которую надо кормить, мыть и лечить.

И вот однажды, у меня уже был четвертый месяц беременности, к нам в квартиру пришла тетка с путевкой для этой бабушки в дом престарелых. Сказать, что я была удивлена, это ничего не сказать. Какой дом престарелых? Откуда эта путевка? Чего ей в нашем доме не хватает? Тетка рассказала, что эта бабушка связалась письменно с работниками своей старой работы (она когда-то работала на почтамте), нажаловалась, что мы ее избиваем, морим голодом, и попросила достать путевку в дом престарелых. Там пошли навстречу и путевку нашли. Через неделю за ней придет машина.

Я предоставила решать этот вопрос мужу. Это его бабушка, она его в детстве воспитывала, пусть с ней и обсуждает. Но мой аутичный муж ничего обсуждать не стал, и бабушку через неделю увезли.

Я вроде вздохнула с облегчением: и работы мне теперь меньше, и комната освободилась. Но я не поняла главного: в доме поселилось чувство вины. Мало того, что все соседи целый год плевали нам в спину, мой муж, которого эта бабушка вырастила, повесил вину за ее отъезд на меня и на мою нерожденную дочь. Он стал кричать и злиться на меня по поводу и без, стал распахивать окна в апреле месяце, наверное, желая, чтобы я простыла и потеряла ребенка. Я сама, будучи психически нестабильным человеком, не смогла защитить дочь от его нападок и, скорей всего, даже согласилась, что да, я, видимо, плохо готовила и плохо заботилась, и надо было все-таки ее отговорить.

Беременность шла тяжело. У меня была угроза выкидыша, меня положили в больницу. Я еле доходила до восьмого месяца. Дочь родилась недоношенной и маловесной, плохо сосала, и уже с первого месяца я ввела докорм. Развивалась она с задержкой, поздно села и поздно начала ходить. Вес тоже набирала плохо. С интеллектом вроде все было неплохо, а вот с социализацией сразу пошли проблемы. В детском саду трудно заводила дружбу, часто плакала и почему-то мало играла в куклы. Но мне и в голову не могло прийти, что есть проблемы с психикой. И я, и отец о ней заботились даже больше, чем о сыне. Я водила ее во всевозможные кружки и секции. Она закончила английскую школу с серебряной медалью, семь лет училась в музыкальной школе и три года в художественной. Но все эти годы чувствовалась в ней какая-то неуверенность, робость, зависимость от чужого мнения, по-прежнему не могла легко общаться, чаще сидела в углу и молчала. Подружки вроде были, но близкой подруги не было. В принятии решений на себя не полагалась, всё на маму или папу. Я думала, что это инфантилизм, что со временем «израстется», повзрослеет. Но этого не случилось. А случилась тяжелейшая депрессия, которая заставила посмотреть на ее проблемы под другим ракурсом.

Если в нашей семье не было ни физического, ни психического насилия, то откуда такая задержка в развитии? Откуда эта депрессия с ее ненавистью к себе? И тогда я начала «раскопки». Поскольку дочь похожа на отца, я начала исследовать его род. И все уперлось в эту бабушку. Ей было десять лет, когда «красные» расстреляли ее отца. Ее мать пошла работать, а двух годовалых братьев близнецов поручила ей. Она их и вырастила, став им матерью. И где-то эта роль, как маска, приросла к ее лицу. Она решила, что она тут «мать Тереза», и все должны ей ноги мыть. Мужа своего она выгнала через год после рождения дочери. А когда у выросшей дочки родилось трое мальчиков, бабушка с пылом и жаром бросилась на помощь. Она много лет ежедневно приезжала в их дом и наводила в нем порядок. Дочь у нее была «неумеха», а вот она тут настоящая мать. Дочь все старалась доказать матери, что чего-то стоит, работает в престижной школе учителем. Но, вероятно, не доказала и в пятьдесят семь лет умерла от рака.