Читать книгу Сказочки деревни Дедово - - Страница 4

Как-то весной, под вечер, к Механику забежал Вася, водитель вахтовки, и, волнуясь, рассказал, что километрах в тридцати от деревни, почти рядом с дорогой, нашёл берлогу со спящим медведем.

– Надобно сохотить его! – горячо призывал Вася.

Механик согласился и отправил Васю собрать деда Тимофея, да Гришу с Мишей – «охотничью артель» (правда, нигде не зарегистрированную) и по пути заглянуть к бабке Дусе, за самогонкой, ведь без неё никакого плана захвата не сплести.

Собрались, и до самого утра судили да рядили, как этого медведя взять. После каждой бутылки новый план рождался. У маршала Жукова за всю войну столько не набралось! Видать, самогонку не пил. А как же без неё-то?!

К раннему утру созрел план, и созрели охотники для великой битвы.

– Я пойду с рогатиной шевелить медведя, – распорядился Механик. – Дед Тимофей с карабином встанет напротив берлоги, Гришка с Мишкой – по бокам с дробовиками. На охоте, чур, не пить: нужен трёзвый ум да крепкая рука! А сейчас пока ещё можно…

Хотел схватить стакан с недопитой самогонкой, да рука, видать, уже не хотела пить, – хвать за стакан, а он, недопитый, выстрелил из пальцев и скользнул по столу, аккурат в сторону деда Тимофея. Стол-то кончился, стакан опрокинулся – и вылилась вся жидкость прямо на ширинку брюк.

– Изверг! – заорал, что есть мочи, дед Тимофей. – Добро народное испортил!

Правда, не объяснил, какое именно добро; поди, догадайся, – то ли самогонка, то ли ширинка… Тут поднялся Механик и командирским голосом скомандовал:

– Все цыц… По коням!

По коням так по коням. Загрузились в вахтовку, покатили к медведю.

Приехали быстро. А чего тянуть, ежели кровь в жилах бурлит? Машину развернули носом к деревне, разгрузились, поволоклись к берлоге, таща за собой ружья, заготовленную рогатину да деда Тимофея. Васю оставили в тылу для вывозки трофея.

Недалёко волоклись, наверное, минут пять. И вот он, заветный бугорок со струйкой пара из-под снега. Дышит медведь, – значит, живой!

– Проведём ре… ре… когти… сенировку1, – не в тему скомандовал Механик и глубоко задумался: про когти, вроде бы, говорили, про сено ничего не было; да чёрт с ним, с этим сеном! – Становись-сь!

После грозной команды, да ещё с непонятным словом, все взбодрились и заняли свои места согласно утверждённого плана.

Механик схватил рогатину, да задом наперёд, что подцепил рогами стоявшего позади деда Тимофея. Поняв, что совершил ошибку, Механик развернулся вместе с дедом Тимофеем, и тот оказался задом к берлоге. У того от такого неожиданного манёвра вышла последняя дурь, – как заорёт:

– Спасите! – И как-то странно обмяк; видать, смирился со своей участью.

А Механик, то ли от того, что не понял, куда исчез дед Тимофей, то ли от злости, что сорвалась атака, бросил рогатину вместе с дедом Тимофеем. Тот покорчился, покорчился на земле, и, видать, она придала ему силы: пришёл в себя, и уже мягче, почти безобидно так, прошептал Механику:

– Придурок… компас купи…

Когда внутри всё улеглось, а снаружи неодобрительные слова закончились, все стали по местам. Механик снова схватил рогатину, набрал в грудь воздуха и, набычившись, решительно, как баба Яга с ухватом на печку, пошёл на берлогу. Гришка с Мишкой вначале вытянулись, как почётный караул у Мавзолея, но с каждым шагом Механика к берлоге стали приседать так подозрительно, как будто прятались за дробовиками. Дед Тимофей, набравшись храбрости, решительно, причём без компаса, не выпуская из поля зрения берлогу, тронулся с установленного места на десять шагов… назад, для занятия более выгодной для него позиции за широченной сосной.

Наконец Механик дошагал до берлоги, всунул рогатину в берлогу и начал будить медведя. Тот, видать, не привык к такому обращению: выплюнул из пасти лапу, раскрыл глаза – и начал урчать. У Гришки с Мишкой дробовики стали длиннее, чем они сами, а у деда Тимофея карабин заскакал в руках, как у солдата президентского полка на параде.

Вдруг Механик отскочил от берлоги, да как закричал: «Дед, стреляй!» – и пластом рухнул на белую землю, да пополз в сторону дороги.

Высунулась голова медведя – и прогремел выстрел. Один.

В это время «тыловик» Вася, услышав выстрел, подождал второй, и, не услышав его, решил, что медведя убили одним выстрелом и беззаботно зашагал в сторону охотников. Но вдруг он видит – со стороны берлоги что есть мочи и с криками, причём совсем не радостными, несутся Гришка и Мишка. Правильно оценив ситуацию, Вася решительно развернулся и побежал в сторону машины. Добежал, заскочил в кабину, стал заводить машину. А она, зараза, не заводится! Всю жизнь с полпинка, как баба с полуслова, начинала тарахтеть, а тут не заводится!

Пока водитель «пытал» машину, Гришка с Мишкой заскочили в будку вахтовки.

Тут на горизонте появилась фигура деда Тимофея, видать от земли оторваться хотел, да взлететь, уж так бежал, подпрыгивая, растягивая руками укороченную шинель, как крылья дельтаплана. Но подняться не мог, видать у него пропеллер не закрутился. Замёрз.

Вдруг дед Тимофей услышал, как за его спиной задрожала земля, послышалось частое, с рычанием, дыхание (правда, дыхание было с перегаром). Но деду Тимофею уже было всё равно. «Медведь!.. Конец…», – промелькнула мысль, и он представил себя в раю… Но в это время кто-то сшиб его на землю. А ведь до машины было рукой подать! Дед поднял голову, чтобы успеть попрощаться с товарищами, которых он прикрыл от медведя своим тощим телом, открыл последний раз глаза – и увидел толстый зад убегающего Механика.

И так хорошо ему стало на душе, что он был готов молиться на этот зад всю оставшуюся сознательную свою жизнь. Но с полдороги на тот блаженный свет, на грешную землю его вернул шум двигателя машины, медленно начавшей своё движение в сторону спасительной деревни.

Без всякого дельтаплана и пропеллера дед Тимофей взлетел над землёй. Достав из резерва последние мощности для своих мощей, с диким криком «Брошу пить!» рванул вслед за убегающим от его глаз «маяком» и набирающей скорость машиной.

Механик, услышав позади себя топот, да ещё и крик, непонятный его душе, среагировал мгновенно: «Медведь!». Схватился за поручни будки вахтовки, заскочил на ступеньки, но сил сделать ещё пару шагов в спасительную будку от страха не нашлось. Через открытую дверь он увидел впереди четыре глаза и четыре протянутых к нему руки. «Это черти», – подумал Механик и, в отличие от деда Тимофея, представил себя в аду.

А в это время дед Тимофей, увидев, что спасение близко, но почему-то уезжает от него, вспомнив, что за ним только медведь, и отступать некуда, с душераздирающим воплем хотел ухватиться за поручни, да промахнулся, но успел железной хваткой схватить Механика за ногу, и для надёжности вцепиться в неё своими зубами. Тот, не разобравшись что к чему, подумал, что за ногу его схватил медведь, на последнем выдохе заорал: «Не я стрелял!.. не я стрелял!..» – и свободной ногой начал отбиваться от медведя, то есть от деда Тимофея. Но тот непоколебимо переносил все тяготы для спасения своего грешного тела.

Так они и ехали метров сто, пока Вася, не услышав громкие стуки в будке, не остановился. Дед Тимофей разжал свои челюсти да костлявые клешни, отчего Механик ввалился в будку и, упав на пол, от радости заплакал.

Исшорканного об дорогу деда Тимофея с почётом, на руках, занесли в будку, усадили рядом с непросохшим от слёз Механиком.

– Не плачь, чёрт с ним, этим медведём, – успокоил его дед Тимофей, шаря плутовскими глазками по будке. «Вот она, проклятая, губительница моей души!» – воскликнул он, доставая из замасленного тряпья бутылку самогонки и, повернувшись к Механику, с живостью в глазах спросил: – Выпьем или выльем?

Механик утёр последнюю слезу, взглянул на деда Тимофея и ласково так, с укором, спросил:

– Опять, ты, старая калоша, бутылки от своих прячешь? Ладно, наливай!

Так они весело и добрались до своей деревни.

А медведь? А что медведь? После того, как пуля деда Тимофея пролетела мимо, а молодёжь – Гришка с Мишкой, – забыв о ружьях и установках Механика, рванула в спасительную даль, Медведь вылез из берлоги и с недовольством проворчал: «Ходят тут всякие, спать не дают… хулиганы». Потом потянулся, сладко зевнул, почесал лапой левый бок, – видать, отлежал его за долгую зиму, – обошёл поляну, пересчитал брошенные ружья, в задумчивости почесал за правым ухом и опять с недовольством проворчал: «Маловато, прошлый раз больше было… не хватит на мёд обменять… но, даст бог, эти не последние». Сгрёб под мышку ружья, да и пошёл обратно к берлоге. Остановился, взглянул в сторону дороги, растянул пасть ухмылкой, проворчал: «Охот-нич-ки!» И скрылся в берлоге.

На этом и сказочке конец. Кто понял, тот молодец. А кто не понял, тому другой конец: