Читать книгу Сказочки деревни Дедово - - Страница 6
Сказочки
Сказочка о том, как дед Тимофей детей учил
ОглавлениеДед Тимофей, опершись на посох, выструганного им же много лет тому назад, задумчиво глядел, как Александр Степанович, директор школы, учитель русского языка и литературы, истории и других предметов (по принципу «заменяй всех, кого нет»), ритмично молотком, – удар в гвоздь, и удар мимо (в последнем случае сопровождаемый словами отнюдь не литературными) – прикреплял к стене старой школы доску с её новым наименованием.
– Ну, как? Пойдёт? – спросил Александр Степанович, повернувшись к деду Тимофею.
– Пойдёт-то пойдёт… – промолвил дед Тимофей, – только я одного не пойму… Что это за сокращение – «Минобрнауки»? ФСБ знаю, МВД знаю, милый сердцу Пенсионный Фонд знаю, а вот этого – нет… То ли Министерство обормотов науки, то ли обрывков науки (видать, теперь так чиновников этого министерства называют), то ли оборванцев науки это – учителей… – И, прищурив левый глаз, с ехидством спросил: – Ну не образины же от науки, а?
– Ты, дед, говори, да не заговаривайся! – улыбаясь и показывая пальцем в небо, ответил Александр Степанович. – А то, неровен час… сам знаешь… Доложат – без финансов останусь. Да и не я всё это придумал, а там наверху. Лучше бы деньги, что на вывеску «ушли», они к зарплате мне добавили.
– Знаю, знаю… – пробормотал дед Тимофей, и, прищурив правый глаз, продолжил размышления: – Ну, вот какая сентенсия получается… Как говорил товарищ Маркс, бытие определяет вывеску. Ты посмотри на свои штаны, ведь у тебя вся задница в заплатках! Значит, ты и есть оборванец… А если ты – оборванец, значит и министерство твоё так и называется – Минобрнауки… Прав был известный мореплаватель капитан Врунгель, когда говорил, что «как вы лодку назовёте, так она и поплывёт».
Перед железной логикой деда Тимофея никто и никогда устоять не мог. Вот и Александр Степанович в ответ только и смог промямлить: «Ну, да… ну, да…» – и с грустью продолжил:
– Вот внучка бабки Дуси в школу приходит с золотыми серьгами, лаком на ногтях… А я нынче последние брюки гладил, да и прожёг… Теперь у доски или боком стою, или задом к ней поворачиваюсь… А послушай-ка, дед! Там цыгане приехали, тряпки на продажу привезли. Скоро уже уедут, а мне надо и детям два урока подряд, русский и историю, провести, и брюки купить. Как быть? Может, ты меня заменишь? Всего один урок… Ведь ты у нас грамотный, когда-то учителем был. Хотя детям на это наплевать… Заменишь?
– А об чём тема? – оживившись, спросил дед Тимофей. – Я ведь любые темы могу!
– Из чего состоят слова. Ну, приставка там, корень, окончание. А я на обратной дороге заскочу к бабке Дусе за бутылкой самогонки. Идёт?
– Идёт! – обрадовался дед Тимофей.
Александр Степанович бросил молоток и поспешил к цыганам. А дед Тимофей тщательно соскрёб своим посохом грязь с сапог, вошёл в школу и направился к единственному классу, где обучалась сборная деревни. Вошёл в класс, увидел изумлённые глаза учеников – и забыл, «об чём тема». Когда пришёл в себя, вспомнил: урок о словах. «Ага, наверное, как появились слова», – подумал он и решительно дал себе команду: «Начнём!».
И начал:
«Жили были в одной пещере муж да жена. Правда, они не знали, что он муж, а она жена, так как тогда ещё слов не было.
И вот однажды муж пошёл на охоту, то ли за мамонтом, то ли за тем, что попадёт. А утро было раннее, туманное, – в общем, мокрое и холодное. Сидит он голый в кустах, с дубиной в руках, и зубы его выстукивают: Д-Д-Д-Д!.. И вдруг слышит совсем рядом леденящую душу вой: «У-Р-Р-Р, У-Р-Р-Р!». Испугался охотник, рванул, что есть мочи, в свою пещеру, только пар, то ли от кочки, то ли от кучки на месте пошёл! Заскочил в пещеру, сказать ничего не может: слов тогда не было. Жена оказалась в такой позиции, что не совсем довольная, что муж пришёл с охоты без мяса, да ещё с грязным задом, то ли от травы, то ли от земли, то ли чёрт знает от чего, да ещё с запахом не от мяса – взяла да и покрутила пальцем у виска, ведь слов тогда не было (и слава богу). Муж от такого явного издевательства осерчал, хотел что-то сказать, но только махнул от досады рукой и жалобно так простонал: «А-А-А!». Расстроенная и в недовольстве жена хотела послать такого охотника куда-нибудь, но слов тогда не было, поэтому у неё получилось только указание направления: «К-К-К-К».
Вот так в процессе труда, а точнее, неудачной охоты, появились первые слова: Дура и Дурак».
Тут прозвенел звонок, и от выбежавших из класса детей по всему двору понеслись два выученных слова: дура и дурак. Как будто до деда Тимофея этих слов не было! Он же, как пастух с посохом, вслед за стадом важно и чинно прохромал на улицу, к исходной точке своего триумфа. Но Александра Степановича там не оказалось. «Ну, и где же этот обормот?» – забеспокоился дед Тимофей. И вскоре услышал, как издалека плывёт в его сторону песня: «…Из за острова… на ст… стержень…», пока этот стержень в лице Александра Степановича не воткнулся ему в грудь.
«Вот те на! Влип в историю…» – загрустил дед Тимофей.
Как в воду глядел! Угадал не хуже Нострадамуса.
– Дед, а дед… – вырисовывая пальцем в воздухе какие-то потаённые знаки, с трудом и чуть ли не шёпотом проговорил Александр Степанович. – Проведи… историю… прошу… ты же можешь, а? Ты же… был учителем истории… Потом… заскакивай ко мне… покупку обмоем… ага?
– Фу-у… – протянул дед Тимофей. – Лады! История, так история…
Про тему спрашивать было бесполезно, и, к радости учеников, он вернулся в класс. Но о чём рассказывать, какую «сентенсию» выдать? И дед Тимофей начал думать логически: «Так, значит, про первобытный строй я им рассказал на уроке русского языка; феодализм они увидят дома, если дизель опять не даст свет хотя бы на шесть часов; почувствуют в хлеву и на огороде; социализм настолько развернулся, что превратился в папуасский капитализм – кого хошь, того и ешь, пошли отрыжки непонятно чего – ещё изучить надо… О, сентенсия!.. Расскажу про переходный период от тёмного времени к непроявленному, и что из этого получилось».
И начал:
«Жило-было царство, и, как в каждом порядочном царстве, жили-были царь и его правительство. Как-то забегает царь Борис на заседание своего правительства, весь взволнованный, корона американского производства на боку, лапти немецкого производства смотрят врозь, в одной руке замызганная телогрейка английского производства, в другой – бокал волшебной живительной воды производства отечественного. В гневе бросил телогрейку на стол, прямо на бумаги о росте благосостояния народа, и по-царски заругался:
– Царь я, аль не царь? А ну-ка, ответьте мне, министры – ненасытные канистры, советчики по гиблым делам!
– Царь ты, батюшка, царь! – завопили испуганные министры.
– А коль царь, так сколько мне ходить в старой телогрейке перед другими царями?! Ведь срамота одна! Хочу фрак закордонного фасону, но из российской материи, а не аглицкой, но по ихней… этой, как её… тех-но-ло-ги-и! Месяц вам сроку, чтобы скроить и пошить! А не то велю к ракете привязать вместо тягловой силы – и отправлю в космос… звёзды косить!
Царь стукнул бокалом по столу (как печать поставил), кинул старую телогрейку в камин, чтоб сгорела до основания, а затем хлопнул дверью, аж турецкая штукатурка посыпалась, да герб царский так наклонился, что один орёл стал косо глядеть на министров сверху вниз.
В ужас пришли министры, сумятица произошла в головах – что делать? Судили, рядили, и решили обратиться за помощью к загранице. Благо, она недалеко, за девятой горкой, да за одним океаном. И разослали гонцов во все концы света – ума разума набираться. Кто набрал жене заграничных подвязок, кто себе башмаков, а кто и просто – набрался. Но в назначенный день все стояли перед министрами и докладывали о приобретённом опыте.
Опыт одобрили, и закипела работа. Мастера кроили, шили – всё из российского материала, но по заграничным образцам: воротник – по немецкому, карманы – по шведскому, рукава – по французскому, пуговицы – по японскому, подклад – по американскому. Золотом расшили, бриллиантами усыпали.
Оглядели министры фрак, остались довольны.
Наконец настал торжественный час, когда пред очами царя на стол легло пошитое для него изделие. Царь медленно начал ходить кругами вокруг стола, изредка поглядывая на это сверкающее чудо. Ходил, ходил, корону с правого уха перекидывал на левое, бормотал что-то про себя, чесал то место, где спина теряет своё звонкое название, перекидывал корону с левого уха на правое, и опять что-то бормотал. Наконец остановился, повернулся к своим министрам, взглянул на них, дрожащих, и с горечью сказал:
– Да, господа министры, от жира не ребристы, советчики по воровским делам… Как ни крои, как ни шей с нашим российским… этим, как его… а ну-ка, министр внутренних дел, подскажи!
– Мен-та-ли-те-том, – промолвил министр пересохшим горлом.
– Во-во, я и говорю… опять забыл… министр по образованию, подскажи по-русски…
– Умом! – угодливо рявкнул министр.
– Во-во, с вашим умом хоть что, хоть из какого материала, хоть по какой технологии делай – всё равно в конце получится телогрейка, хоть и в бриллиантах! А руками придворных мастеров только собакам медали раздавать!».
На этом и сказочке конец. Кто понял – тот молодец. А тому, кто не понял – другой конец:
Коль умом не созрели своё новое создать,
Из разночужого – целого нам не слепить.
Как ни старайся,
творение лишь уродом может стать,
Хоть бриллиантами и золотом его расшить.