Читать книгу Девушки тяжёлого поведения - - Страница 27

– Ты спи, мы в школу, – Таха поправила одеяло, подтянула его к лицу Мары, колючие ворсинки немедленно впились в её голую шею.

В общаге ещё не топили. За окнами лужи уже затягивало к утру слюдой, плевки вмерзали в выщерблины асфальта крошечными айсбергами. Унылый пермский пейзаж успел растерять золото листвы. Голые, седые от холода, ветви на фоне фасадов и их хаотичные тени смотрелись цепями входивших в моду металлистов. Но с шестого этажа гризайль поворачивавшего на зиму октября не был различим. И если нужно было понять, что за кипиш во дворе общаги, пришлось бы встать коленями на подоконник и вжаться в стекло.

Мара не могла: от высоты её мутило, а ещё страшно хотелось спать. Она приехала ранним утром из Свердловска на каком-то проходящем поезде дальнего следования, городской транспорт ещё не ходил, но до общаги было рукой подать – пересечь трамвайное кольцо, вынырнуть из скверика. Вещей было не много: полупустой коричневый чемоданчик. Тёплые, по сезону, оставались дома, куда она ни за что не хотела возвращаться. В курточке из плащёвки было зябко, поэтому под свитер она против обыкновения надела майку, а под майку даже бельё. Сомнительно, действительно ли это сохраняло тепло, но психологически давало ощущение одетости. Таха одолжит ей подбитый «чебурашкой» плащ.

Одеяло не очень-то спасало, Мара ёжилась и прислушивалась, не зашипит ли в трубах отопления. Потом заснула. Разбудили её Таха с новыми подругами (второй курс) – у математиков отменили последнюю пару. Девочки включили свет, и сиреневый сумрак комнаты уполз в угол за шкафом и под длинный стол, перегородивший комнату вдоль. Белое свечение ртутных ламп, двумя льдистыми бороздами пролёгших по потолку, было холодным, как воздух за окном. Из-под стола вытащили укрываемый от коменды хромированный чайник, лохматый шнур воткнули в разъём на чайнике и в розетку, защёлку на двери повернули от неприятных гостей и стали накрывать к ужину. Высокая девочка с рыжим хвостом пластала кругляш дарницкого хлеба, Мара пока не запомнила имён Тахиных соседок.

Она потянулась к пачке «Опала» – в коричневой в мелкую клетку «шали».

– Ты что? В комнате не курят, надо в кухню идти! – замахала Таха.

Мара сунула ноги в чьи-то тапки, и подруги вышли.

Таха была одноклассницей, они жили в соседних домах, но познакомились после восьмого, когда их отправили в трудовой лагерь, слив хорошистов и отличников из всей параллели в один класс.

Таха тогда дружила с высокоскулой девочкой, похожей на светленькую вокалистку из АББА. Но в течение года компании и девичьи пары перегруппировались, и к выпуску они с Тахой уже делились такими секретами, которых не раскроешь маме. Впрочем, ТАКИХ у Мары тогда не было.

А теперь есть.

За предыдущий год Мара написала Тахе пару поздравительных открыток, и те с опозданием: никогда не была аккуратной в переписке. Родня обижалась. Обиделась и Таха. Но о чём Маре было писать – как она провалилась на экзаменах? Девочка, не получившая золотую медаль только из-за этой долбаной физры?

И вот она свалилась на Таху со всеми накопившимися новостями, которые нельзя было доверить письмам.

Она не знала с чего начать. Подруги приоткрыли балконную дверь в просторной кухне, на плитах кипели какие-то холостые супчики, магазинные пельмени, на паре сковородок поджаривалась картошка на сале, от запахов свело желудок. Мара в долгую и с удовольствием затянулась. Табачный дым унял первую волну голода, это было проверенное средство. Сигареты – заботливый друг бездомных девочек.

– Монеток дать? Маме звонить будешь? – участливо спросила Таха. – В фойе междугородный автомат.

Сердце ныло, но звонить она не будет. Наверное, маме легче смириться с тем, что у неё больше нет дочери, чем иметь ТАКУЮ дочь. Сделав за маму это невозможный, но как ей казалось, справедливый и всех устраивающий выбор, Мара ненадолго усмирила бунтовавшую совесть.

В кухню заглянули девчонки:

– Вы есть-то будете?

Этажом ниже уже громыхало: дискотека. Ели медленно, чтобы успеть ощутить сытость скудного ужина. Вяло переговаривались: идти-не идти. Вылезать из гетр, свитеров и фланелевых тёплых халатов никому не хотелось. Девочка с рыжим хвостом потянулась за зеркальцем и начала красить губы. Значит, пойдут.

Началось шумное весёлое переодевание, всегдашняя девичья толкотня.

Когда они спустились в рекреацию с прыгающими световыми пятнами цветомузыки, играл медляк. Парочки в дрожащем свете держались на разном расстоянии: кто на пионерском, кто на таком, что можно было схлопотать от студсовета.

Мару тут же кто-то дёрнул за рукав. Она обернулась: высокий, лохматый, с открытой улыбкой, кадык выпирает сквозь тонкую синтетику водолазки.

– Я не танцую, – резко сказала она.

– А зачем пришла? – удивился незнакомец.

– Стену подпирать. Говорят, у вас давно ремонта не было. Как бы не рухнула. – Маре хотелось сказать что-нибудь ещё столь же нелепое, но парень расхохотался.

На них оглядывались. Одна девочка, как показалось Маре, зыркнула зло. Наверное, считала своим этого долговязого.

– Ладно, пойдём, – она закинула ему руки за шею и сцепила замком. Маре отчаянно хотелось скандала.