Читать книгу Прерванная вечность: Детектив страсти - - Страница 4

Гримёрная Изабель Монро пахла табаком, пудрой и страхом. Как если бы сама комната пыталась что-то забыть – или скрыть. Стук каблуков по кафельному полу, крики ассистентов за стеной и отдалённый звон съёмочного оборудования сливались в неразборчивую какофонию. Но здесь, в этом небольшом помещении с зеркалами в рамах из ламп, всё было затянуто завесой напряжённого молчания.

Джек Харпер стоял у дверного проёма, прислушиваясь. Комната была пуста. И всё же – будто кто-то только что вышел. Он чувствовал это.

– Харпер, – произнёс позади голос. – Я думала, вы уже всё осмотрели.

Джек обернулся. Перед ним стояла женщина средних лет, в чёрной кофте и с серьёзным выражением лица. Лицо грубоватое, но с добрыми глазами.

– Виолетта Крейн? – уточнил он.

– Да. Главный визажист на площадке. С Изабель я работала почти ежедневно.

– Вы последний человек, кто видел её живой в этой комнате?

– Насколько мне известно – да.

Она переступила с ноги на ногу. Джек уловил, как её пальцы мнут край рукава. Нервно. Слишком нервно.

– Расскажите, – спокойно сказал он. – Последние минуты, что помните.

Виолетта кивнула, глубоко вдохнула.

– Это было около восьми вечера. Она пришла с площадки, слегка раздражённая. Ветер растрепал волосы, она злилась. Сказала, что сцена – ерунда, сценарий сырой. Просила срочно поправить причёску, потом макияж – чуть подправить под скулы. Я заметила, что она дрожит. Не от холода. От чего-то другого. Я спросила, всё ли в порядке. Она не ответила. Только смотрела в зеркало, как будто видела там не себя.

– Вы были с ней до конца?

– Нет. Она попросила остаться одна. Закрыла за мной дверь. Это было… минут за двадцать до её ухода.

– Кто ещё мог быть рядом?

– Тогда? Никого. Но до этого – Эмма Ларкин заходила, минут на пять. Говорила, что хочет «извиниться за резкие слова». Изабель выглядела раздражённой после её визита.

– Вы слышали, о чём они говорили?

– Нет. Я вышла, чтобы приготовить новые кисти и спонжи. Но когда вернулась, Изабель уже одна сидела, и лицо у неё было… совсем другим.

Джек подошёл к столу. Зеркало с яркими лампочками, в которых всё казалось преувеличенным: блеск – ослепляющим, морщины – безжалостными. На столе всё было аккуратно разложено: пудры, кисти, туши, помады. За исключением одного: футляр с алой помадой лежал в стороне, с открытой крышкой, как будто её выронили в спешке. Джек надел перчатки и взял футляр.

На внутренней стороне крышки – крошечный отпечаток пальца. Он аккуратно убрал его в пакет.

Он перевёл взгляд на зеркало. Под определённым углом, на стекле, проступали еле различимые следы от пальцев. Кто-то держался за края, крепко, будто не хотел уйти. Или не хотел смотреть.

– А на дверной ручке? – спросил он у техника, стоявшего у порога.

– Сняли отпечатки. Только Изабель и Виолетта. И ещё один – смазанный, неполный. Возможно, женский.

– Сохраните. Может пригодиться.

Джек осмотрел гардеробную зону, за ширмой. Там – вешалки с костюмами, ящик с аксессуарами. Один из халатов – тонкий, атласный, красного цвета – был не на вешалке, а скомкан на полу. Джек поднял его. На ткани – пятно, тёмное, как будто от вина. Или – от крови?

Он поднёс его к свету. Пятно было сухое, но не полностью выцветшее. Он вложил халат в ещё один пакет и вернулся к Виолетте.

– Вы знаете, почему Изабель могла быть напугана?

– Я не уверена. Но… пару дней назад, я видела, как она плакала. Сидела здесь, за столом, сцепив руки. Потом вытерла лицо, посмотрела в зеркало и сказала: «Всё, довольно. Я сильнее их». Я спросила, кто «они». Она ответила: «Те, кто думает, что могут сломать меня».

– А кто так думал?

– Уж точно не я.

– Но вы подозреваете?

Она взглянула на него. Глаза внезапно стали острее, голос – тише.

– Тут многие улыбаются только на публике. Ибо так положено. А за кулисами – змеинник. Изабель умела вызывать зависть. И знала об этом.

Джек направился в соседний павильон. Эмма Ларкин была там – репетировала сцену. Когда он подошёл, она остановилась и сняла наушники.

– Вы опять? – устало спросила она. – Я думала, мы всё обсудили.

– Не совсем. Вы были у Изабель в гримёрной незадолго до её смерти?

Она замерла, затем кивнула.

– Да. Я зашла извиниться. У нас был конфликт из-за реплики, которую она изменила без согласования. Но это ерунда.

– Судя по выражению её лица после вашего ухода – не совсем ерунда.

Эмма напряглась.

– Послушайте, я не её враг. Да, мы конкурировали. Да, я завидовала. Но это не преступление. А если бы за зависть сажали – вся студия давно сидела бы.

– Вы угрожали ей?

– Никогда. – Она вздохнула. – Хотя… нет, один раз. На эмоциях. После кастинга. Я сказала: «Ты ещё поплатишься за эту роль». Но это была просто фраза. Не более.

– А что она сказала?

– Улыбнулась. Как всегда. Так, как будто знала, что выиграет. И ей всё равно.

– Вы знаете, был ли у неё кто-то? Роман?

Эмма пожала плечами.

– Ходили слухи, что она крутила с режиссёром. Но никто не мог доказать. Сандерс? Вряд ли. Он старый, а она любила контроль.

– Контроль?

– Да. Ей нравилось управлять ситуацией. С людьми. С эмоциями. Даже смертью, наверное, она хотела бы управлять.

После допроса Джек решил проверить внутренние камеры. У гримёрной было два выхода – главный и технический. Съёмочная группа утверждала, что никто посторонний не входил. Но на кадрах одной камеры было видно: в 20:37 дверь гримёрки приоткрылась, и чья-то рука выскользнула наружу. Женская. В браслете.

Стоп-кадр. Увеличение. Джек прищурился. Браслет был из чёрного жемчуга.

Поздним вечером он вернулся в участок. В базе – всего три сотрудницы с такими браслетами. Он открыл досье первой. Фото. Нет. Второй. Не то. Третьей – Виолетта Крейн.

Он замер.

Гримёр, говорившая, что ушла из комнаты за двадцать минут до смерти, но не упомянувшая, что возвращалась. А ведь, по кадрам, именно в это время кто-то вышел из гримёрной. Кто – она?

Он поднял трубку.

– Виолетта, это Харпер. Мне нужно, чтобы вы пришли в участок. Да, прямо сейчас.

– Что-то случилось?

– Я бы хотел, чтобы вы посмотрели одну запись. И ответили на пару вопросов.

Пауза.

– Хорошо. Я приеду.

Когда она вошла в допросную, лицо было бледнее, чем утром. Джек включил запись.

– Узнаёте?

Она посмотрела, прищурилась, потом опустила глаза.

– Да. Это я.

– Почему вы скрыли, что возвращались?

– Потому что… – она колебалась. – Я забыла.

– Правда?

Она молчала.

– Что вы делали внутри?

– Я… забыла телефон. Вернулась. Изабель была уже в куртке. Смотрела на меня. Сказала: «Надеюсь, вы не были на стороне Эммы». Я ответила – нет. Потом она… вдруг стала плакать. И сказала: «Если я исчезну – не верьте тому, что покажут». Потом вышла.

– Вы рассказали бы мне это раньше, если бы не боялись?

Виолетта подняла глаза. В них не было вины. Только усталость.

– Я боялась, что вы подумаете, будто я причастна. А я просто не хотела снова видеть смерть.

После допроса Джек остался в кабинете. На стене – фотографии. Лицо Изабель Монро смотрело с них, как с киноплаката. Красивое. Сильное. Но теперь он видел в нём больше: усталость. Скрытую тревогу.

И одно отчётливое послание, звучавшее всё громче:

«Если я исчезну – не верьте тому, что покажут.»

Он открыл досье. На дне лежал рапорт судмедэксперта. Причина смерти – перелом шейного позвонка. Удар в висок, сильный, точный. Орудие не найдено.

Тогда он вспомнил – на столике гримёрной, среди прочего, была тяжёлая статуэтка из мрамора. Подарок от фаната. В виде киноплёнки. Осталась ли она?

Он позвонил на студию.

– Да, сэр. Там её нет. Пропала после убийства.

Он понял. Орудие убийства было на виду. И исчезло сразу после. А кто мог убрать его незаметно?

Кто-то, кто бывал там каждый день.

Позже, сидя в машине, Джек просматривал записи с камеры, у входа в студию. В 20:49 к выходу подошла фигура в плаще. Лицо закрыто. В руках – что-то завернутое в ткань. Обернулась к камере – на секунду. И исчезла в тени.

Он замер. Камера зафиксировала лицо на секунду. Но этого было достаточно. Он узнал браслет.

Чёрный жемчуг.

Гримёрка Изабель не просто комната. Это было место исповеди, крик в пустоту. Здесь каждый штрих макияжа скрывал страх, каждая поправка причёски – замаскированную тревогу. Она боялась. И знала, что конец близок.

Но она оставила ключ. В словах. В взгляде. В деталях.

Джек собирал их. И каждая новая находка приближала его к правде.

И к Амелии Блэквуд.

Потому что теперь он был уверен: она не просто случайный свидетель.

Она – часть этой головоломки.