Читать книгу Проклятие книжного бога. Город Ирий - - Страница 2

Они медленно спустились к берегу подземного озера, скрытого в самой глубине древней пещеры, словно забытый мир, спрятанный от солнечного света и времени. Вода в озере была непроглядной и темной, почти черной, как будто сама тьма собралась здесь, чтобы жить. Ее поверхность лежала неподвижно, словно зеркало, отражая лишь тусклый, дрожащий свет старых факелов, которые казались жалкими отблесками в этом царстве мрака. Каждый шаг по влажным камням отдавался эхом, словно разрывая тишину, но за этим эхом таилась куда более страшная тишина – безмолвие, наполненное чем-то древним и зловещим.

Перед ними стояла старая лодка, сколоченная из темного, почти гнилого дерева, с мхом, который словно пророс в нее сам по себе, обвивая борта тонкими зеленоватыми нитями. На поверхности лодки, по ее деревянным стенкам, были вырезаны рунические символы – древние обереги и заклинания, что, по словам агентов, должны были защищать путников от тех, кто обитает в глубинах. Но защита казалась хрупкой и жалкой перед тем, что скрывалось под водой.

Они все уселись в лодку. Холод пронизывал до костей – не только от воды и сырости, но от ощущений необъяснимого ужаса, что проникал в саму плоть и кровь. М чуть не задрожала, обхватив руками свои колени, чувствуя, как ладони становятся холодными, словно ледяные перчатки. Её сердце бешено колотилось в груди, словно предупреждая о чем-то страшном, что скоро должно было наступить.

Лодка медленно тронулась с места и покачнулась на волнах мутной воды. Вода вокруг них была непрозрачной и густой, словно густой чернилами растворенной тьмой. Лишь слабый свет факелов отражался в ней, мерцая и дрожа, подобно живым глазам чудовищ, затаившихся в глубинах. Под ногами ощущалась зыбкая поверхность воды, а вдоль стен туннеля, покрытых древними рунами, проплывали темные пятна и очертания. Каждое движение воды отзывалось в душе страхом.

Агент, сидевший напротив, тихо заговорил:

– Этот туннель – древняя тропа между мирами, – его голос был низким и спокойным. – Здесь живут духи и монстры из древних славянских легенд, сущности, которых забыть невозможно. Это не просто мифы – это реальные существа, что охраняют проход и питаются страхом тех, кто осмеливается пройти.

М смотрела на стены туннеля – руны светились тусклым зеленоватым светом, словно дышали собственной жизнью. В каждом символе угадывались древние слова, которые когда-то произносили жрецы, чтобы управлять силами природы. Но теперь они казались проклятием, ловушкой, которая сжимала её разум и душу.

Сначала шепоты были еле слышны – словно ветер сквозь листья, едва различимые и незаметные. Но с каждым километром, пройденным по туннелю, шепоты становились громче и яснее. Слова – непонятные и странные – вкрадывались в сознание, переплетаясь с воспоминаниями и страхами. Иногда они звучали как плач детей, то как смех безумца, а порой – как шепот предательства.

М чувствовала, что разум начинает сдавать позиции. Её голова кружилась, мысли расплывались, словно туманные силуэты в темноте. Она пыталась сосредоточиться, но тени вокруг были живыми. Иногда в мутной воде мелькали неясные очертания, фигуры с длинными черными волосами и безликими лицами, похожие на древних водяных русалок из легенд, которые манили и пугали одновременно.

– Ты слышишь их? – спросил один из агентов, заметив её дрожь. – Эти шепоты – духи, что живут здесь с незапамятных времен. Они питаются страхом и слабостью. Если ты не будешь сильной – они тебя поглотят.

Лодка скользила по воде, и холодный ветер проходил сквозь туннель, словно дыхание самого ада. Временами казалось, что в темноте что-то движется – глаза, сверкающие в глубине, застывшие на мгновение силуэты, что исчезали, когда пытался к ним приблизиться взгляд. Эти существа были частью древней мифологии – темными языческими духами, проклятыми защитниками прохода между мирами.

– Организация, – продолжил агент, – использует технологии, чтобы удерживать этих существ на границе. Они – не просто легенды, они реальные опасности. Мы боремся с ними, но они сильнее, чем кажется.

Шепоты становились все зловещей и настойчивее. М слышала, как в голове словно что-то шевелится, будто тонкая паутина, которая сжимается с каждым звуком. В эти моменты её сознание теряло грани реальности, и она могла лишь цепляться за обрывки собственных мыслей.

– Ты понимаешь, – сказал другой агент, – что если ты потеряешь контроль, эти силы уничтожат тебя изнутри. Эти существа не просто так будут преследуют тебя – они часть проклятия, что живет в твоей крови с отцовской стороны.

Её сердце сжалось. М впервые осознала всю глубину ужасов, которые обрушились на её жизнь. Она вспомнила последнюю встречу с матерью, те странные колосья, что проросли из глазниц, и пламя пожара, который поглотил дом. Всё это теперь обретало новый смысл.

Лодка покачивалась, и холодная вода била по борту, словно предупреждая: впереди нет спасения, только мрак и страх.

М закрыла глаза и попыталась найти опору внутри себя, но шепоты окружали её со всех сторон – они становились голосами из самых темных уголков разума, манили, пугая и обещая безумие.

С каждой минутой становилось всё яснее: она оказалась в ловушке древних сил и современной борьбы, где судьба – это борьба с тем, что живет в ней самой.

Лодка медленно покачивалась на темной воде, а за стенами туннеля не происходило ничего – казалось, они просто плывут, окружённые холодом и мраком. Но в сознании М началось нечто ужасное – тонкая грань реальности стала плавиться, и холодные, липкие тени проникли глубоко в её разум.

Сначала она услышала шёпоты – будто голоса, несущиеся с далёких берегов. Но голоса эти не принадлежали живым. Они были пустыми, бездушными, искажёнными эхо забвения. Словно тысячи губ шептали в унисон, пелена разума разрывалась на тысячи нитей.

– М… М… – звучал голос, мягкий и нежный, одновременно ласковый и жуткий. – Ты забыла нас… Ты одна… Ты с нами…

В темноте пещеры вдруг выросли холодные ветви деревьев – черные, как смерть, их колючие ветви цепляли М за кожу, как будто пытаясь впиться в плоть. Она чувствовала, как от этих ветвей исходил ледяной холод, пронизывающий до костей, и запах сырой земли с гнилью.

Перед глазами всплыли лица – искажённые, покрытые трещинами, с пустыми глазницами, из которых сочилась тьма. Это были лица её матери и отца, но искалеченные, как будто пожираемые чем-то нечеловеческим. Они шептали ей проклятия и угрозы, вырываясь из бездны прошлого.

– Ты не избежишь… – звучало одновременно из всех углов, как хор теней. – Проклятие живёт в тебе. Оно растёт. Оно – часть тебя.

М пыталась дышать, но грудь будто сдавливали невидимые руки. Сердце стучало, сбиваясь в бешеный ритм, а разум тонул в бездонной тьме. С каждым вдохом она всё глубже погружалась в этот кошмар.

Внезапно один из агентов схватил её за руку и тихо произнёс:

– М, это галлюцинации. Они пытаются тебя сломать, но мы рядом. Сосредоточься на моём голосе.

Но голоса и тени были неумолимы. Лодка оставалась на месте, но для М она мчалась в бездну, среди водоворотов и теней, которые рвались к ней с каждой волной.

– Ты должна бороться, – шептал второй агент, – мы включаем защитный генератор.

Он нажал на маленькое устройство на своём браслете, и вокруг М возникла лёгкая голубоватая аура – энергетический барьер, который должен был удержать её сознание на грани реальности. Но всё было слишком сильным.

– Она почти потеряна… – произнёс агент, наблюдая, как глаза М становятся пустыми, блестят безумным светом, а губы шевелятся в беззвучном диалоге с тенями.

– Мы не можем позволить её поглотить… – голос первого стал тверже. – Если она уйдёт сейчас – мы потеряем её навсегда.

М изо всех сил цеплялась за обрывки реальности, слыша, как зов теней всё громче, их голос становится плотным и давящим, как удушающая паутина.

Внезапно она почувствовала, как кто-то мягко коснулся её плеча – это был один из агентов.

– М, вспомни, кто ты. Ты не одна. Мы с тобой.

И в этот момент сознание начало дрожать, как тонкий лёд под ногами. Память всплывала, словно мутные обрывки света: лица, слова, тепло. Её страх и ужас перемешивались с каплей надежды.

Но вокруг всё ещё были тени – они не отступали, они ждали своего часа, прячась в глубинах сознания, готовые вырваться вновь, как только она ослабнет.

Её руки словно расплывались, тело стало чужим, а разум отказывался слушаться. М перестала видеть реальность – её мир превратился в кошмар, где холодная вода медленно обволакивала и душила, где щупальца невидимых созданий щекотали и жгли кожу, втягивая в холодные объятия бездны.

Агенты пытались удержать её, но их слова скользили мимо, как капли дождя на стекле. Она была уже почти потеряна.

– Усиливаем воздействие, – скомандовал старший агент, доставая из ремня устройство с пульсирующими электродами.

На М наложили ободок с встроенными генераторами – не для сдерживания тела, а для контроля сознания. Электрические импульсы били в её виски – резкие, пронизывающие, болезненные, словно иглы, впивающиеся в мозг. С каждой дозой боль казалась невозможной, но она словно пробуждала мозг, разгоняя тьму.

М закричала, её тело изогнулось в судорогах, глаза вытаращились и закатились, но голоса начали стихать, отступая на границу сознания.

Второй агент начал тихо шептать заклинания, выученные у языческих мудрецов, в древнем забытом языке, смешивая технологии и магию. Их голоса сливались с холодным эхом туннеля, создавая невыносимое напряжение, которое, казалось, ломало тьму на части.

– Держись, новобранец! – кричал агент, пытаясь связаться с её разумом. – Ты не одна! Мы здесь!

Её тело продолжало биться в агонии, но глаза медленно возвращали прежний блеск. Слёзы текли по щекам – смешанные с водой и солью, она попыталась схватить воздух, словно вынырнув из ледяного плена.

Наконец, на горизонте туннеля замаячил тусклый свет – выход. Лодка вышла из подводного лабиринта и причалила к скрытому причалу в глубине. Воздух был густым, пропитанным запахом хвои и гниющей земли.

– Мы добрались… – тихо сказал агент, поддерживая М.

Но в глазах девочки всё ещё плясали тени – холодные и голодные.

Лодка шумно причалила к белокаменному пирсу, который словно вырос из самой скалы – массивный, холодный, без единого признака жизни вокруг, кроме слабого мерцания фонаря, качающегося на ветру. Ветер пронёсся между каменными глыбами, издавая свист, похожий на зловещий шёпот. У пирса стоял высокий страж в чёрном мундире – лицо скрыто под капюшоном.

– Гой еси – его голос прозвучал низко и монотонно, словно эхо из бездны.

М почувствовала, как сознание начало расплываться. Голоса в её голове стихли, словно их кто-то приглушил, и вдруг – глубокий вдох, полный свежего воздуха, который будто вселил в неё новую жизнь. Её тело впервые за долгое время расслабилось, и она ощутила, как уставшие лёгкие наполняются силой.

Агенты, стоявшие рядом, обменялись короткими кивками и приветствиями. Один из них, высокий и худощавый с проницательным взглядом, тихо сказал:

– Она новобранец.

Без лишних слов группа направилась к массивным воротам, вырезанным из того же белого камня, что и пирс. Ворота были покрыты древними заклинаниями – руны переливались слабым голубоватым светом, словно живые, дышащие сущности, готовые ожить в любой момент.

Когда ворота медленно, с глубоким скрипом, раздвинулись в стороны, перед глазами М открылся нечто невероятное.

Перед ней раскинулся Ирий – город, вылепленный из самой земли и ночи. Длинные, словно осколки ископаемых, глинобитные постройки каскадом взбирались вверх, этаж за этажом, являя собой чудо древней архитектуры. Дома, как раны на древнем теле вулкана, покрыты сетью трещин, но все еще держатся под тяжестью времени, а вырезанные на них узоры шепчут истории, забытые богами. Лабиринт узких улиц и глиняных переулков, словно капилляры, опутывал Ирий, скрывая его истинную сущность от случайных глаз.

Над городом, подобно огромной ране, зиял кратер дремлющего вулкана – единственный источник света в этой каменной утробе. Луна, подобно серебряному осколку, застрявшему в зубчатой ране кратера, залила Ирий своим призрачным светом. Она, словно лезвие ножа, прорезала черное небо, омывая Ирий призрачным, серебристым светом. Свет и тьма сплелись в танце теней, превращая улицы в лабиринт, где каждый угол таил свои секреты.

В эту ночь Ирий дышал тихо, как зверь, погруженный в тяжелый сон. Но в каждой глиняной стене, в каждой трещине теплилась жизнь. Робкие огоньки в окнах, словно заблудшие светлячки, выдавали присутствие жителей. Закутанные в военные плащи из вулканической шерсти, словно тени, скользили они по улицам, лица скрыты капюшонами, а в глазах, словно в глубине шахты, – отражение пламени, что вечно горит в сердце вулкана. Каждый камень, каждая тень, каждый вздох в Ирие пропитаны историей, тревогой и памятью.

М задумалась. Ирий – идеальное укрытие. Её глаза, привыкшие к вечной тьме подвала, не готовы к яркому солнечному свету. Здесь она могла спрятаться от зловещего дневного сияния, от яркости, которая разрывала ее душу на части. В этом мрачном убежище, среди древних стен и холодного лунного сияния, ей предстояло понять, что значит жить с проклятием – и, возможно, найти способ его укротить.

Ветер вновь зашептал в ушах – не её шёпот, а древние голоса Ирия, предвестники тайн и испытаний, которые уже поджидали её за каждым глиняным углом, в каждом закоулке этого города из ночи и пепла.

Легкий ветерок коснулся кожи М, словно дыхание самого города, когда она переступила порог древних ворот. И в тот же момент её внутренний шёпот – эти навязчивые голоса и тревожные мысли, что всё это время преследовали её – начали затихать, как будто растворяясь в густом воздухе города. Казалось, что вместе с мутной водой туннеля и мраком, что её окружал, этот шум внутри неё испарился. Наступила непривычная тишина, и вместо страха пришло странное облегчение. Шёпот… тот самый, постоянный, беспокойный, пульсирующий изнутри… – исчез.

Они пересекли мост, где вода внизу казалась чёрной, как нефть, и миновали каменные арки, заросшие мхом и увитые корнями, в которых угадывались странные формы – словно древесные жилы тоже знали об этой организации. Густой воздух плотной пеленой окутывал кожу, одежду, даже мысли. Казалось, с каждым шагом исчезало всё, что было раньше: дом, детство, мама… огонь. Оставалась только она.

Два агента остановились у массивных дубовых дверей, вырезанных так тонко и плотно, что казалось – сами узоры дышат. Лунный свет выхватывал из них древние символы: переплетения глаз, когтей, спиралей и капель. Эти формы будто наблюдали.

– Здесь мы с тобой расстаёмся, – сказал один из них. Его голос звучал мягче, чем прежде, но в нём по-прежнему была сталь. – Дальше ты сама. В общежитии тебя ждут другие новобранцы. Там всё начнётся по-настоящему.

Второй посмотрел прямо в глаза. Его зрачки были почти чёрными, как сама ночь.

– Не бойся. Тебя не оставят одну. Но многое тебе придётся понять сама.

М едва заметно кивнула, чувствуя, как в груди нарастает странное ощущение – будто стоит на краю чего-то древнего, огромного. Непонятного. Смесь страха, тревоги… и пульсирующего любопытства. Что-то звало её внутрь.

Двери открылись почти беззвучно, и холод изнутри обдал кожу, как напоминание – здесь всё иначе.

Внутри было прохладно. Воздух стоял неподвижно, как будто здание держало дыхание. Длинный, узкий коридор уходил в темноту, его стены были облицованы гладким чёрным камнем, в который вплавлены светильники – не электрические, а будто живые, переливающиеся янтарным светом. Он отбрасывал по стенам мягкие, колышущиеся тени, будто огонь внутри ламп дышал.

По обе стороны коридора висели старые гобелены – выцветшие, потрёпанные временем. На них сцены, от которых бросало в дрожь: фигуры, заключённые в цепи, странные символы, расплывшиеся лица. Некоторые из них будто двигались краем глаза – но стоило приглядеться, как всё замирало.

Пол под ногами – гладкий, отполированный до зеркального блеска. Она шла, слыша собственные шаги как удары сердца. Пульс в висках. Мягкий гул в ушах.

В конце коридора – массивная стойка, сделанная из полированного дерева, чёрного как ночь. За ней – девушка. Очень бледная, с прямыми белыми волосами, убранными в безупречный пучок. Её взгляд был холодным, изучающим, внимательным. Глаза не отражали света – как лёд.

Она не улыбнулась. Только чуть склонила голову.

– Добро пожаловать, – сказала она. Голос был ровным, безэмоциональным, почти механическим. – Мы ждали тебя.

– Сдайте кольцо, – холодно произнесла девушка на ресепшене, даже не поднимая взгляда.

М медленно подняла руку. Металл кольца будто стал тяжелее, словно сопротивлялся – не хотел отпускать. Оно всегда было с ней. Память. Связь. Боль. Голос отца, уже забытый, шептал где-то на грани восприятия. Но М ничего не сказала. Лишь сняла его – движение далось с трудом, будто сдирала кожу, – и положила в открытую ладонь ресепшенистки.

Та приняла кольцо, как хирург принимает инструмент перед операцией: точно, безэмоционально, почти без звука. Поднесла к вмонтированному в стол считывателю – тонкая стеклянная пластина, гладкая и тёплая на вид. Раздался короткий звон – пронзительный, будто лезвие коснулось струны.

Из динамика, встроенного в стену, раздался механический, глуховатый голос:

– Идентификатор активирован. Класс доступа: Δ. Добро пожаловать в ряды.

Свет на ресепшене замерцал зелёным. Тени на стенах на мгновение пришли в движение – или это показалось?

Девушка на стойке подняла глаза. Теперь в её взгляде появилось что-то большее, чем равнодушие – лёгкое, едва уловимое уважение.

Она достала из выдвижного ящика ключ – матовый металл, на нём выгравирован номер: B-17.

– Вот ключ от твоей комнаты, – коротко сказала она. – Всё остальное – твоя ответственность. Завтра первый день.

Её голос вдруг стал строже:

– Но думать придётся самой. Здесь ошибки не прощают. Ты готова?

М кивнула. Не потому что была уверена – а потому что выбора и правда больше не существовало. Пальцы сжали ключ так сильно, что он впился в кожу. Её сердце билось часто, но в этом ритме уже не было только страха. Там было… ожидание. Смешанное с отчаянием и искрой того, что когда-то звали волей к жизни.

В этот момент двое агентов, стоявшие за её спиной, словно по сигналу развернулись. Один задержал на ней взгляд. Что-то похожее на сожаление мелькнуло в его глазах – но исчезло в ту же секунду.

Они кивнули друг другу. Один раз.

И ушли, не сказав ни слова.

М осталась одна. Стойка ресепшена, тёмный коридор, скользящий по стенам свет – всё будто придавило её к полу. Но она стояла. И не отступала.

Где-то вглубине здания послышался щелчок, словно поворачивался замок, открывая ещё одну дверь. Впереди была неизвестность. Но теперь… она была её.

Комната оказалась непривычно простой. Даже чересчур.

Грубые глиняные стены были неровными, кое-где просвечивались следы древней штукатурки, потрескавшейся, как старая кожа. В углах – тёмные пятна плесени, похожие на древние символы, будто оставленные чьим-то забытым страхом. Потолок поддерживали тяжёлые деревянные балки, потемневшие от времени и влаги, над которыми, казалось, могло прятаться нечто, что не любит свет.

В центре стояла узкая кровать с железным каркасом – чёрным, облупленным, с едва слышным поскрипыванием при каждом шаге. На ней – тонкий матрас, словно жёсткий лист, не обещающий покоя. Подушка была слишком плоской, будто вынуждая лежать настороже. Ни покрывала, ни излишеств. Всё – только необходимое. Только то, что не даст забыться.

На полу – тусклые доски, кое-где прогнувшиеся. В углу стоял маленький шкаф, дверца которого скрипела, будто шептала что-то на незнакомом языке, когда её открывали. У стены – стол с гравировками, потемневшими от времени, и чернильница без пера. Пустой. Как предупреждение.

М поблагодарила девушку, вяло кивнув в ответ на ее безэмоциональное «успехов», и проводила ее взглядом до закрывающейся двери. Замок щёлкнул.

Тишина.

Она заперла дверь. Медленно. Почувствовала, как стены сжались. Этот мрак не просто окружал – он вползал внутрь.

Подойдя к окну, она распахнула бумажные створки.

Они слегка зашуршали – сухо, как пергамент. Снаружи – ничего.

Только густая вулканическая дымка, вязкая и тёплая, как дыхание чудовища. Где-то сверху, через жерло, пробивался лунный свет – мутный, изогнутый, как будто сама луна смотрела на неё сквозь воду. Ни домов, ни улиц. Только мрак и пар, в котором пульсировала жизнь города, скрытого под землёй.

М легла на жесткую кровать, чувствуя, как холод железного каркаса медленно пробирается сквозь тонкий матрас. Она закрыла глаза, не надеясь уснуть, скорее – чтобы не видеть, чтобы не признавать, что пуста.

Когда я жила в подвале,

Тень была моим единственным другом. Единственным голосом.

Она приходила, даже если я не звала.

Она знала мои страхи, гнев, стыд. Она говорила за меня, когда я не могла.

И каждую ночь пыталась заглушить мою волю, вплести в мои мысли чужое, в ухо – ложь, в грудь – яд.

Но всё равно возвращалась.

Снова и снова.

Словно была… привязана к моей душе.

Может, и была.

Я не знала, зачем. Не знала, почему.

Но в том подвале, среди мокрых стен, среди плесени, шорохов и гнили…она была единственной, кто слушал.

Кто отвечал. Кто видел меня.

А теперь я одна. Я звала её.

Мысленно, сквозь боль. Сквозь страх. Шёпотом.

Звала, как когда-то в детстве звала мать,которая не приходила.

– Вернись, – шептала я.

– Скажи что-нибудь. Обозначься. Хоть как-то. Ударом в грудь, шепотом в черепе. Хоть чем-то.

Ничего. Ни голоса. Ни дрожи. Ни тени. Словно она ушла. Словно город её изгоняет. Что-то здесь не так.

Место, в котором стены дышат, но не слышат.

Где даже свет лунный кажется мёртвым, где тьма не живая – а стерильная.

Это место… без неё.

Я не знала, кто я – без Тени.

Без того, что шептало мне ночью.

Без той, что давала силу, и забирала человечность взамен.

Кто я теперь?

Просто тело? Просто оболочка, принятая в строй?

Чья? Зачем?

Я думала, что буду бояться, когда она появится.

Но оказалось, страшнее, когда она не приходит.

Я лежала,и тьма не пела. Не шептала.

Не царапалась с внутренней стороны черепа.

Не дышала рядом.

Просто тишина.

Холодная, правильная, глухая.

Я бы предпочла крик.

Но была только я.

Одна.

Впервые.

По-настоящему. Впервые.

И, странным образом, это пугало сильнее всего.

Я когда-то ненавидела её.

Тень.

Эту липкую, навязчивую сущность, что просачивалась в мысли, искажала голос, вызывала кошмары.

Она появлялась, когда мне было хуже всего.

Когда я не могла дышать от страха.

Когда я кричала в подвале, а в ответ – ни одного звука, кроме её.

– Ты слаба, – шептала она. – Но ты будешь сильной. Со мной.

Я боролась. Кричала в себе. Закрывалась.

Пыталась оттолкнуть. Выгнать. Уничтожить.

Я мечтала, чтобы она исчезла.

И вот. Она исчезла.

А я…

Не чувствую облегчения.

Сначала я думала – это свобода.

Мир без неё – будто снять с плеч мешок с камнями.

Мир, где мысли – мои.

Решения – мои.

Тишина – настоящая.

Но тишина быстро становится оглушающей.

Ты начинаешь вслушиваться.

Ты ждёшь, когда она напомнит о себе.

Когда просочится трещиной в реальности.

Когда на стене появится её силуэт.

Когда она хмыкнет, как обычно, прежде чем сказать:

– Слабая. Но ты моя.

Но…ничего.

Я закрываю глаза и зову.

Не вслух.

Шёпотом внутри, как раньше.

– Где ты? Вернись.

– Скажи, что я не одна.

– Что это всё – не иллюзия.

И тут приходит осознание: Я скучаю. По тому, кого считала врагом. По голосу, от которого хотела избавиться. По злобе, которая всё равно была рядом, когда все остальные уходили.

Она была со мной,когда никто не был.

Когда отец смотрел мимо.

Когда мать молчала.

Когда я кричала в пустоту.

Когда я горела —она шептала: – Вставай.

– Горение – это только начало.

– Мы станем пеплом, а потом поднимемся.

Тень не спасала меня.

Но и не предавала.

Я не понимаю, кто я – без неё.

Собственная тишина – чужая.

Свобода – как пустой зал без эха.

Мне казалось, я боролась за себя.

Но, может быть, всё это время я жила через неё?

Может, я – это мы?

Она не помнила, как встала. Просто пошла. М едва касалась пола босыми ступнями, будто боялась разбудить здание, в котором всё, казалось, спало. Кроме неё.

Ванная располагалась на самом конце этажа. Одна на всех. В эту ночь – только её.

Дверь скрипнула от слабого нажатия, медленно отворяясь внутрь. Пахло железом, затхлой водой и чем-то почти стерильным – как в старых лечебницах. Она вошла, не включая свет, нащупала выключатель – и щёлк. Лампа, висящая на длинном проводе, дрогнула и ожила. Тусклый, колеблющийся свет нарезал помещение ломанными тенями.

Она подняла глаза на зеркало.

Сначала – просто мутное стекло, покрытое старыми пятнами. Похоже на сон. Или на остаток воспоминания.

Затем – она сама.

Образ, почти чужой.

Большие глаза, слишком живые. Кудрявые тёмные волосы, влажные от пота. Бледное лицо, вытянутое, почти болезненное. Под глазами – глубокие тени. Настоящие. Не её Тень, а тени усталости, голода, страха.

Она выглядела… маленькой. Хрупкой.

Словно её лепили из стекла, а потом забыли закончить. Семнадцать. Но выглядела на пятнадцать. Может, даже меньше.

Слишком тонкая шея, угловатые плечи, кости – будто прижаты к коже изнутри. Никакой мягкости, ни одной линии детства.

Она всматривалась в себя, и чем дольше смотрела – тем сильнее дрожала внутри. Губы дрогнули. Грудная клетка судорожно вздымалась. Где-то в изгибе скулы мелькнула мать. А в линии бровей – отец.

Почти неуловимо.

Как эхо их лиц, застывшее в её собственном.

И тогда боль обрушилась.

Не в теле – в чём-то глубже.

– Я осталась одна… – сорвалось с губ. Сначала шёпотом. Потом – почти беззвучно.

– Даже она ушла…

М шагнула ближе, уткнулась лбом в холодное стекло. Зеркало звенело её дыханием.

– Тень… – прошептала.

– Где ты?..

– Я тебя звала. Столько раз…

– Почему ты не придешь?

Она не понимала, когда Тень стала нужной.

Сначала – страх, потом борьба, ненависть…

Никого, кто бы смотрел из зеркала в ответ.

М схватилась за край раковины, ногти впились в фаянс.

– Я не хочу быть собой… – Голос сорвался.

– Я не знаю, кто я.

– Я не знаю, как быть без неё. Свет мерцал. Лампа дрожала. А в отражении – только она.

Та, от которой больше нельзя спрятаться.

Отражение расплывалось в слезах. Свет бился в капли, стекал по щекам, по подбородку – и терялся в тишине комнаты.

М не сдерживала рыданий. Не громких, не истеричных. Они были тихими. Сдавленными. Почти детскими.

Как у тех, кто давно разучился плакать вслух. Кто плакал тогда, в подвале, шепотом – чтобы не слышала Тень. А теперь плакал потому, что она не слышит.

Слёзы были солёными, как вода из тех старых труб, из которых она пила, когда не было ничего, кроме сырости и одиночества. И всё же… там кто-то был.

Сейчас – никого.

Она соскользнула вниз, опустилась на холодный кафель, подогнув ноги, обхватив себя за плечи. Как будто могла удержать себя – от распада. От исчезновения.

Так сидят дети в темноте, надеясь, что кто-то откроет дверь.

Но дверь не открылась.

Она осталась так – одна – на холодном полу ванной комнаты.

Мир замер. Никто не пришёл.

Ни за утешением, ни за ней, ни изнутри.

Тень не появилась.

М просидела долго.

Время здесь не имело привычной формы – оно текло вязко, будто через вату. Может, прошёл час. Может, два. Она почти задремала, уставившись в пустоту напротив. Не решаясь встать. Не потому что было тяжело.

А потому что в этой тяжести она вдруг почувствовала что-то… своё.

Живое. Настоящее. Странно родное.

Одиночество.

Она снова одна. Совсем.

И только тогда, в этой полной, нечеловеческой тишине, зародилась мысль – злая и нежная:

«Я хочу её вернуть.»