Читать книгу Земля влюбленных - Группа авторов - Страница 5

Река Аган лесистая, километров тридцать до истоков на перевале. Морское побережье прячется за горным хребтом, часто наволакиваются с Охотского моря густые туманы. Разведочная партия Хасынской геофизической экспедиции, в которой я работаю, делает детализацию участка Карамкенского золото-рудного месторождения. Палаточный лагерь геологов поставлен высоко над речной долиной, в огромном амфитеатре древнего вулкана. Страна вымерших мамонтов. Страна Мамонтея.

Живем мы по соседству с шурфовщиками. По данным электропрофилирования, которое мы проводим, горняк отряда размечает шурфы на профилях, глубины до коренных скальных пород не требуют взрывчатки. Ближе к центру древнего вулкана глубины в вечной мерзлоте. Взрывные работы горняки проведут позже, когда геофизики снимутся на базу партии.

Шурфовщики работают по двое. Взрывник Мишка у горных рабочих с одним глазом, зовут они его Кутузовым. Я часто бываю в палатке Славки Гурана забайкальского и деда Гены. Гураном забайкальским Славку кличут мужики за степную раскосость глаз, родом он из Чикоя, помесь забайкальского казака и бурятки. Вырос в детдоме в Улан-Удэ. Привезли мужиков на Колыму молодыми парнями, на северах выветрилась их судьба до полтинника. Культурные люди, слова матерного от них не услышишь. Играем в карты, расписываем «тыщу». Палатка у шурфовщиков поставлена на каркас из тонкомера лиственницы, сосны и березы на вечной мерзлоте Колымы не растут, кедровый стланик, шишки настоящие и орех в них с гречневое зерно. Брезент палатки натянут до звона, капли дождя не прошивают. По низу каркаса брезент палатки пришит рейками. Печь у шурфовщиков жестяная и очень большая. Славка жестянщик, готовясь к полю, в мастерских экспедиции в Хасыне сам печь склепал. Шурфовшики пьют чифир вприкуску со сгущенным молоком. Дед Гена смеется:

– Старые, что малые. На сладкое тянет.

Смеюсь:

– Наше, филимоновское. Сам я из Канска.

– Вон ты откуда, – скрипит голосом дед Гена. – Молодой ешшо, пластилин. В какие руки попадешь? И лепи из тебя кого хочешь.

На весновке произошла драка с Курилкой. Парень по фамилии Курильный устроился в экспедицию поваром после армии. Дураковатый, шебутной. Стал для работяг Курилкой. Решил он помыкать мной, завел армейскую дедовщину, первое время просил по-человечески, мол, помоги дров для кухни наготовить. Мы с ним равные по разряду и зарплате. Потом начал голос повышать при мужиках. Фигурой и телом Курилка напоминал качка, колол дрова с открытым торсом, играя мускулами. В отряде три студентки, плюс геологиня Машенька Кулагина и геофизик Таня Ержинская. Женщины молодые, недавно из вузов распределились. Надоело мне терпеть Курилку. По силе мне его не одолеть, да и на пять лет он старше. Развязка пришла быстрее, чем думалось, без свидетелей, в бараке начальника отряда Вадима Берчинского. На весновке мы строили с геофизиком Вадимом этот барак, я остался жить в нем на законных правах. Геологи и рабочие сами себе палатки ставили. Курилка приперся и начал грубо гнать меня на кухню носить воду из реки. На горячей печи стояла сковорода с ручкой. Ухватистая, как раз для боя. Мои нары рядом с печкой.

– Может, тебе еще и носки постирать? – с угрозой поднялся я.

Курилка не успел ответить. Я схватил горячую сковороду и удачно двинул ему в лоб. Курилка осел на корточки у дверей.

– Сейчас я тебя убивать буду, – опираясь спиной о косяк, стал подниматься он.

Я подпрыгнул и ударил его каблуком сапога в грудь. Дверь за его спиной распахнулась, и он вывалился из барака.

– Еще раз сюда явишься, убью, – меня трясло.

Курилка, лежа на спине, стал отползать. В тайге у меня всегда на поясе был нож в ножнах. Когда я нож выхватил, не помню. Курилка отползал и дрожал голосом:

– Брось, дурак. Брось, ведь посадят.

Промелькнул вопрос: «Почему посадят?» Глянул на сжатый в кулаке нож. Мысленно выругался: никогда в жизни за нож не хватался. Я отправил нож в ножны, повернулся и ушел в барак.

Дед Гена и Славка Гуран забайкальский про весеннюю стычку с Курилкой знали. В тайге, как и в мешке, шила не утаишь. Барак построен на лесной террасе, палатки в сухом русле Агана, народ там был. Видели. Слышали.

Любил гулять весной по ночному Томску. Надевал штормовку, кеды обувал, кожаные перчатки на руки. И уходил в центр к хлебозаводу. В ночную смену часто работали студентки, окна в хлебопекарне распахнуты на верхних этажах. Девушки услышат зов, выглянут, попросишь хлеба – не откажут. Накидают горячих батонов и белых буханок хлеба, упакую хлебное добро в рюкзак и бегу в общагу на Сибирскую улицу. Народ в общаге, как птенцы в гнезде без мамки, желторотые все, голодные постоянно. Ночью не спят. Иду по комнатам своих товарищей, раздаю хлеб, намнутся мальчишки хлеба с водой – и счастливы.

Рабочие мужики на шурфах – народ начитанный, палец в рот им не клади. Старые колымские зеки. В изголовьях нар у деда Гены на полочке книжная полевая библиотека. Сборник рассказов Ивана Бунина, «Хождение по мукам» Алексея Толстого. У Славки кипа журналов «Роман-газета», «Наш современник». Я пользуюсь этой полевой библиотекой. Правда, читать некогда – в ясную погоду работаем до упаду. После смены все спать, а я беру у горняка Володи Кулагина карабин и убегаю в горы искать на тропах горных коз.

Славка Гуран подначивает:

– Ромка у нас коммунист.

– Почему коммунист?

– Смотрю, ты и рубаху последнюю отдашь, если попросят.

Гуран забайкальский кладет карты на стол, прихлебывает из алюминиевой кружки чифир. Банка сгущенки проткнута ножом. Славка, как дитя малое, сосет сгущенку из банки. Теперь мы ржем с дедом Геной.

Дед Гена татарин из Казани, коричневый от колымских ветров и солнца лицом, сухо бреется каждое утро. Славка с огромной черной бородищей ходит.

Печка в палатке рабочих из жести, поставлена у входа, на полу – кастрюли и чашки, на горячей плите – чайник с кипятком. Дед Гена чифир отдельно в кружке заваривает. Играем в карты, разговариваем. В соседней долине работает геофизик Таня Ержинская, с ней два парня, студенты из Казанского университета. Туманы вторую неделю. Сидим в палатках, потеряться в тумане в горах очень просто.

Рация в палатке начальника отряда Вадима Берчинского. Утром собираемся у него, рация тихо потрескивает из-за грозы. В палатке Вадима тепло, топится печурка. Сыро и холодно по ночам в брезентовых палатках без печей на Крайнем Севере и летом.

От густого тумана на улице мрак, в палатке из плотного брезента темно, на столе коптит за стеклом керосиновая лампа. Ребятки за горным хребтом доели и галеты. Берчинский переживает, вертолет в такой туман не прилетит на помощь. Надо нести нашим товарищам продукты. Я единственный в отряде охотник за горными козами и лишь я знаю расщелину между скал в горном цирке, тропа натоптана до подъема к расщелине. Известна она только мне. Поэтому мне и нести продукты Тане Ержинской.