Читать книгу Земля влюбленных - Группа авторов - Страница 9

Баня в геологоразведке первое дело. В августе поднялась вода в Агане. Горы вобрали в себя солнечное тепло и нагрелись настолько, что к концу лета начала таять вечная мерзлота. Другой берег Агана делал колено ниже базы партии геологов, прижимался водный поток реки к обрывистым скалам крутой горы до небес. Под прижимом зимовальная яма, и в самый пик морозов в декабре река в яме до дна не промерзала. За скалистым прижимом долина Агана расширялась к тенькинской трассе.

Баню поставили плотники на высокой террасе. Осенний паводок выплеснулся из русла Агана, вода стремительно потекла по дорогам. Студенты разъехались. Палатки в сухом русле с каркасов сняли. Жили дипломники в Хасыне, собирали геологические материалы для дипломов в архиве спецчасти.

Завхоз уволился. Берчинский временно назначил меня. Мужики просили держать баню горячей в субботу. Бригада пилила и валила в долине Агана лиственницу, трактором таскали хлысты на стройплощадку, где до морозов должен подняться рубленый барак на двадцать человек. Место высокое, от стройки видно и мое зимовье.

Чурок на стройке навалом. В шаге от зимовья пень старой лиственницы. На нем удобно колоть сырые смолистые чурки. Колотые дрова складывал в поленницу за стеной зимовья. Медвежья шкура высохла до жестяной прочности. Чируха незадолго до паводка привез пять деревянных бочек соленой кеты. Селедка и соленый лосось на шурфовке в особой цене. Мужики работают кайлом и ломом на канавах и в шурфах. Соль выходит с потом, воротники рубах хрустят от соли. Кружка крепкого сладкого чая да кусок соленой кеты хорошо согревают желудок и душу после холодного шурфа. Бочки с кетой закатили в теплый склад. На дверь я повесил замок.

Вечерело. Надоело мне на горбу кругляк волохать, заготавливая дрова для зимовья. Барак уже имеет два нижних венца. Рабочие и плотники живут в палатках. День работают на трелевке, шкурят бревна, рубят простенки. Полный кузов «краба» накидали обрезками с Чирухой. Подвезли к зимовью. Шкуру медвежью пора снимать. Ночи уже холодные.

– Отдай мне шкуру, – Чируха знал, помогая с дровами, что не откажу.

– Забирай. В зимовье ей нет места.

Выгрузили из кузова машины чурки рядом с пнем для колки дров. Сняли с гвоздей шкуру медведицы. Она аккурат на весь кузов «краба» выстелилась.

– Отдам человеку, который выделывает шкуры, – остался доволен Чируха.

Над Аганом звездное небо августа. «Баню пора топить», – решил я, проводив Чируху.

Проголодался за день так, будто сто лет не ел. Кастрюлька супа под нарами на холодной земле. Печь топится. Поставил, согрел суп. Поварешкой вместо ложки выхлебал весь суп до дна. И больше ничего не помню.

Проснулся поверх спального мешка рано утром, весь окоченевший от холода. Крутит ноги, ломит тело, трещит голова от боли.

Рабочий день пролежал в зимовье. Вечерком ко мне наведался из бригады плотников Паря. Удивительный молчун. Если он обращался к кому-то, одно слово хрипло и говорил. «Хрипатый», «паря», кому как нравилось, окликали его. Паря привязался ко мне душой. Он уже почти старик. Было в нем что-то нерушимое, настоящее. После драки с Курилкой, когда я в беспамятстве выхватил нож, уже никто в геологоразведке не пытался мною помыкать. Паря летом был на шурфах. Он единственный из рабочих без пары, был нелюдим и жил в палатке один. В Хасынской экспедиции Паря работает лет двадцать. Знают его в геологических партиях как хлебопека. Булки белого душистого хлеба в чугунных формах он выпекал в полевых условиях чудесные. Друг у Пари есть, каюр Чифирок. Вместе их в один отряд или партию не берут, пьянствуют. Дело стоит. Работают врозь – каждый на вес золота. Ландорики замешивать из муки, хлеб выпекать меня научил Паря.

С виду обычный плосколицый пермяк, с характерной ямкой упрямца на подбородке. Парю побаивались в бригаде, не «кантовал» его и бригадир. Если Паря сидит на корточках, прислонившись спиной к стене в бараке, курит и молчит, бригадир плотников его не гонит работать. Остальные пашут.

Паря постучал с улицы ладонью в дверку лаза.

– Паря-я, – позвал хрипло. И столько тоски в этом зове, надежды на то, что живой, что я нашел в себе силы и сел на нарах, свесив босые ноги.

– Ты, Паря? – отозвался на его зов. – Лезь на карачках, – сказать «заходи» – издевка. Потому что вместо двери в зимовье лаз – метр в высоту и шестьдесят сантиметров в ширину.

Косо протиснувшись в лаз зимовья, Паря присел на чурбак у стола. Я единственный из окружающих понимал его без слов.

– Это тебе, – на столе спичечный коробок. В зимовье стойко держится дымок от выкуренной вечером с Чирухой самокрутки. Паря взял коробок, выдвинул, понюхал табак.

– Паря, – ожил он от удивления. Благодарная улыбка на пермяцком лице с приплюснутым боксерским носом показалась знакомой. Я много читал. «Собор Парижской Богоматери». Квазимодо мне напомнил Паря.

– Паря-я, – опять прохрипел он. Поднялся с чурбака и также кособоко, как втиснулся в зимовье, выполз на карачках на улицу.

Утром приехал из Хасына на УАЗике начальник партии Вадим Берчинский. Жил он, бывая на базе, в бараке, который определил под склад. Я в барак заходил по делам, ночевал в зимовье. На разводе решено было топить баню. «Выходные дни. Отдыхать должна и бригада. Стройки конца не видно. А живет человек здесь и сейчас», – рассудил Берчинский.

В бригаде всем за сорок. Все прошли тюрьму и лагерь. Лишь бригадир не судим. В Хасыне работал прорабом. Семья, дети. Берчинский уговорил Журавля Рыжего, так мы звали за глаза бригадира, организовать работу на участке в тайге. Бригадир Журавлев выше всех ростом. На Агане Журавль Рыжий с бригадой в командировке. Бригада его сработанная. Костяк виден. Заметно стало, кто останется бригадиром на зиму. Бывший шурфовщик Славка Гуран забайкальский заметно выделялся умом и опытом, его прочил бугром бригады Вадим Берчинский. Дед Гена тоже зимой не шурфовал, годы уже не те, чтобы ноги морозить из-за длинных рублей. Плотничал дед помаленьку в бригаде рядом с другом Славкой. Экспедиционные рабочие годами вкалывали в разведочных партиях. Это их жизнь. Другой не предвидится. Дружбу со Славкой Гураном забайкальским и дедом Геной казанским я не терял.

– Я же говорил, что Ромка – коммунист! – хрипло напомнил дед Гена Гурану забайкальскому, когда узнал, что шкуру медведицы я отдал Чирухе.

– Так мы же охотились вместе, – удивился я упреку.

Славка Гуран забайкальский ржет:

– Такая медвежья шкура пятьсот рублей стоит! Мы столько за месяц на шурфах не зарабатываем.

– Ну и что? Чируха мой друг. Я ему продавать что-то должен?

С некоторых пор с Генкой Чирковым мы стали друзьями не разлей вода. Чируха привозил на Аган взрывчатку, продукты и обязательно для меня из своей теплицы зеленые огурцы и спелые красные помидоры. Теплицы на Колыме шикарные, с подогревом земли железными трубами с горячей водой от печи. Теплицы высокие, под стеклом, изнутри обтягиваются пленкой. Арбузы Генка выращивал в закрытом грунте своей теплицы до десяти килограммов каждый. Я натаскал из леса много маслят, гирлянды сушеных грибов висели на складе. Мне нравилась таежная жизнь. Отсрочка в армию до весны.

Управились до снега поднять сруб барака под крышу. Даже потолок засыпали. Чируха полный кузов золы из котельной в Хасыне привез на «крабе».

Дизельная электростанция по-прежнему на мне. В бараке поставили остекленные рамы, настелили полы, при входе укрепили большую печь, сваренную из бочки. Провода электрические протянули к бараку от дизельной электростанции. На «крабе» подвезли к бане сухих дров. Свет электрический от станции проведен и к бане.

Для своего зимовья наготовил дров впрок до Нового года. Ближе к весне я собрался уехать из Хасына в Якутию. Колымская автомобильная трасса заканчивалась на Индигирке. В поселке Усть-Нера, районный центр Оймяконского района. Знал все это от Чирухи. Рыбалка и охота в Якутии известная. Работа там найдется в Верхне-Индигирской экспедиции. Я написал летом в Томск. Предупредил о своем решении не возвращаться. Письмо отослал Лидии Ивановне Миленко. Просил перевести меня на заочное отделение. Получил в конце августа ответ: переведен на заочное отделение. Не век же мне пробы дробить, вздыхал с тоской, когда дробилка надоела до тошноты. Остатки летних штуфных проб Чируха увез в Хасын в экспедицию.

Ночами подмораживало до ледка в лужах. Дизель на станции заводился заводной ручкой. Масло в поддоне дизеля от холода густело. Поставили в июне дизель без подкладок. Поэтому, кроме банки из-под селедки с горящей ветошью от солярки, под поддон дизеля ничего не втиснуть для разогрева застывшего масла. Заводной ручкой маховик не провернешь, когда масло густое.

В субботу сунул банку с горящей ветошью под дизель. Подался к бане. Из реки воды натаскал в бочки, которые нагреваются рядом с раскаленной печью. Печка укрыта речными голышами до притолоки вокруг буровой трубы. Полок парилки поднят высоко: в декабре на полу бани лед, а паришься – уши от жара скручиваются. Народ парится кедровым стлаником, купаются мужики после парилки в ледяной воде в яме под прижимом.

Солнце уже невысокое на чистом осеннем небе. Желтая хвоя на лиственницах осыпается в воду и вызывает тоску. Присел на порожек бани передохнуть. И подскочил от сильного взрыва в районе склада. Терраса там гористая, под дерном гравий и вечная мерзлота. Берчинский на разводе поручил взрывнику Чикалке берег слегка взрыхлить взрывом. Лопатой сделать ступени, а то не подняться к бараку. Я совсем забыл о банке с огнем под дизелем. Дизельная электростанция к зиме закрыта от холодов каркасом вагончика. Взрыв мерзлоты тряханул дизель на эстакаде. Из банки под поддоном дизеля выплеснуло солярку, край горящей ветоши перенес огонь на пол. Внутри мгновенно пол и стены охватило огнем. Черный дым над макушками деревьев виден далеко. Я побежал к эстакаде, по лесенке вскочил до двери в станцию, распахнул и слетел вниз. Буйное пламя вырвалось из дверей. Тушить никто не пытался. Бригада плотников прибежала из барака, стояли с отсветом пламени на лицах. Все понимали, что «электричество кончилось, и кина не будет». Я объяснил Берчинскому причину пожара.

Вадим вздохнул.

– Проводим ревизию в партии. Придется списать.

Этот пожар еще более укрепил меня в мысли уехать весной в Якутию.

Желчь высохла в мешочке в тени навеса, обдуваемая ветерком. Отвез отцу в Канск. Родители вернулись из Невинномысска жить в Сибирь. На Кавказе для сибиряков климат не тот.

В конце февраля покинул Хасынскую геофизическую экспедицию. Мой путь лежал по колымской трассе на Индигирку.