Читать книгу Наковальня Мироздания. Том 1 - - Страница 2

Дорога на запад была не дорогой вовсе. Это была тропа отчаяния, протоптанная дикими козами да редкими безумцами, искавшими в дымящихся горах богатство или гибель. Кай шел по ней, чувствуя, как камни впиваются в подметки его поношенных сапог, как палящее солнце, пробиваясь сквозь вечную дымовую завесу, выжигает последние силы. Воздух здесь был чуть чище, чем в долине Эмберхольма, но вместо запаха гари его преследовал едкий сернистый дух, исходящий от самой земли, словно мир гнил изнутри. Холмы, сначала пологие, покрытые чахлым, пыльным кустарником, становились круче, переходя в первые отроги гор. Камни здесь были странного, багрово-черного цвета, будто опаленные изнутри.

Прошло три дня. Три дня бесконечного подъема, коротких ночей под открытым небом, тревожного сна под присмотром холодных звезд, и постоянной борьбы с голодом и жаждой. Сухари, найденные у мародера, кончились. Вода в фляге была на исходе, и та, что он находил в редких горных ручейках, имела металлический привкус и оставляла странное послевкусие пепла. Он ловил ящериц, выкапывал какие-то жесткие коренья, но это было жалкое подобие пищи. Силы таяли. Гнев, гнавший его вперед, оставался ядром, но оболочка – тело – слабела. Лицо осунулось, глаза запали, но в них по-прежнему горел тот самый холодный огонь решимости. И в кармане, у сердца, лежал обломок, тяжелый и неумолимый, как сама судьба, его толкающая.

Часть 1: Путь Огня

На четвертый день пейзаж изменился радикально. Чахлая растительность исчезла почти полностью. Земля сменилась каменистыми осыпями, перемежающимися полями застывшей лавы – черной, пузыристой, растрескавшейся, как старая кожа. Воздух стал горячее, гуще, насыщенней серой. Дыхание давалось тяжелее. Вдали, теперь уже явственно, высился Пик Вечного Дыма. Не просто высокая гора. Гигантский, усеченный конус, из широкого жерла которого непрерывно, как из гигантской трубы, валил густой, черный, зловещий дым. Он поднимался столбом на тысячи футов, растекаясь по небу мрачным саваном, заслоняющим солнце. Иногда земля под ногами Кая содрогалась от глухих, подземных толчков, сопровождаемых отдаленным, грозным рокотом, словно гора ворочалась во сне. Это был не ландшафт. Это было горло мира, извергающее ярость земли.

Кай остановился на краю очередного лавового поля. Черная, ноздреватая поверхность уходила далеко вперед, преграждая путь к подножию самого пика. Обойти – значит потерять дни. Идти напрямик – безумие. Лава казалась застывшей, но под тонкой коркой он чувствовал жар. Воздух над ней колыхался. Он поднял камень, швырнул его на черную поверхность. Камень не отскочил. Он с шипением увяз, и вокруг него моментально образовалось небольшое расплавленное пятно, пузырящееся багровой жижей. Смертельная ловушка.

"Ты же кузнец, – пробормотал он себе хрипло. – Жар – твоя стихия. Или должна быть". Он огляделся. На краю поля валялись крупные, плоские обломки скальной породы, похожие на гигантские плиты. Идея была безумной. Но иного пути не было. Он выбрал несколько самых плоских и прочных плит, с трудом стащил их на край лавового поля. Потом, действуя как древние строители, перетаскивая одну плиту, клал ее на лаву, быстро вставал на нее, тащил следующую, клал перед собой, переступал. Плиты были тяжелыми, раскаленный воздух обжигал легкие, жар снизу пробивался даже через толстую подошву сапог. Капли пота, падая на черный камень, мгновенно испарялись с шипением. Каждый шаг был пыткой. Каждый перенос плиты – испытанием на пределе сил. Он двигался медленно, осторожно, как по тонкому льду над бездной расплавленного камня. Время потеряло смысл. Существовали только плита под ногами, следующая плита в руках, и жгучее, всепоглощающее желание не упасть, не стать еще одним шипящим пузырем на этом адском ландшафте.

Он прошел так больше половины пути, когда земля снова содрогнулась. Сильнее прежнего. Кай едва удержал равновесие на своей плитке. С грохотом, подобным артиллерийскому залпу, где-то в глубине горы что-то рухнуло. И прямо перед ним, в сотне ярдов, из трещины в застывшей лаве с ревом вырвался фонтан жидкого огня. Багровая, ослепительно яркая струя расплавленной породы взметнулась в небо, рассыпаясь тысячами искр. Жар ударил в лицо, как физическая пощечина. Капли лавы, размером с кулак, начали падать вокруг, шипя и дымясь на черной поверхности, прожигая ее.

Паника сжала горло. Он замер, пригнувшись, закрывая голову руками. Капля раскаленного камня упала в паре футов от его плиты, расплескавшись багровой лужей. Еще одна – ближе. Запахло горелым камнем и озоном. Мысль побежать назад была сильной. Но назад – столько же пути, сколько и вперед. И смерть там была бы такой же вероятной. Вперед. Только вперед.

Собрав волю в кулак, Кай снова схватил свою "ступеньку". Он двигался теперь не просто осторожно, а с лихорадочной скоростью, игнорируя жар и усталость, под градом падающих огненных капель. Одна из них угодила на край плиты, которую он только что бросил перед собой. Камень зашипел, на нем появилась черная проплавленная точка. Кай прыгнул на следующую плиту, не раздумывая. Еще рывок. Еще. Его куртка задымилась в одном месте, куда попала мелкая искра. Он сбил ее ладонью, почувствовав ожог. Последние ярды он преодолел бегом, перепрыгивая с плиты на плиту, едва успев бросить их перед собой. Когда его сапог наконец ступил на твердую, не раскаленную скалу у подножия пика, он рухнул на колени, задыхаясь, тело дрожало от напряжения и адреналина. Руки, обожженные о горячие края плит, горели. Он окунул их в прохладный ручей, стекавший со скалы рядом. Боль была острой, очищающей. Он выжил. Перешел через ад. Это было первое испытание, и он его выдержал. Пик Вечного Дыма нависал над ним теперь во всем своем грозном величии, его склоны были покрыты не снегом, а слоями пепла и шлака. Дороги не было. Был лишь крутой подъем по осыпям и скальным выступам.

Часть 2: Следы Богов и Камня Крови

Подъем был не менее опасен, чем переход через лавовое поле. Скалы были хрупкими, осыпались под ногами. Слои пепла скрывали трещины и пустоты. Кай карабкался, цепляясь руками за острые выступы, ища каждую надежную точку опоры. Сернистый воздух резал легкие. Временами дым из жерла сгущался и опускался вниз, окутывая склон едким туманом, в котором можно было заблудиться или сорваться. Он ориентировался по обломку в кармане. Когда он брал его в руку, металл чуть теплел, и слабый, едва уловимый импульс словно тянул его в определенном направлении, вверх и немного влево от центрального жерла. Компас ярости. Компас мести.

На высоте, где воздух стал совсем разреженным, а холод гор смешивался с жаром земли, он нашел первое неоспоримое свидетельство святилища. Огромная каменная глыба, явно обработанная рукой мастера, была вмурована в склон. На ней, несмотря на эрозию и слои пепла, угадывался барельеф – гигантский кузнечный молот, опущенный на наковальню. Символ Игнариуса. Рядом с глыбой, частично засыпанный, лежал камень другого рода – обломок белого мрамора с золотой инкрустацией, чужеродный в этом мрачном месте. На нем был высечен фрагмент идеального круга с линиями. Знак Хеластрона. След битвы. След предательства. Кай пнул мраморный обломок ногой. Тот скатился вниз по склону, разбиваясь о камни.

Дальше следы становились явственнее. Обломки колонн из черного базальта, покрытые сложной резьбой с мотивами пламени, наковален, текучего металла. Каменные плиты с выбитыми на них текстами на забытом языке, который Кай не понимал, но в угловатых символах угадывалась сила и ярость. Он нашел гигантскую каменную руку, отколотую от статуи, все еще сжимавшую в кулаке часть какого-то инструмента. Рука была размером с его туловище. Размеры всего здесь говорили о гигантском масштабе, о силе, которая когда-то здесь обитала.

И он нашел кости. Не человеческие. Огромные, толстые, странной формы, явно принадлежавшие существу, гораздо крупнее человека. Некоторые были оплавлены, словно от удара невероятного жара. Другие – переломаны с чудовищной силой. Останки стражей? Жертв? Участников падения святилища? Кай обошел их стороной. Смерть здесь была древней, но от этого не менее зловещей.

Обломок в его руке стал ощутимо теплым, почти горячим. Он вибрировал слабой, низкой частотой. Кай поднял голову. Перед ним была почти вертикальная скальная стена, покрытая застывшими потоками лавы, как черными слезами. И в этой стене, частично скрытый выступом и нависающим карнизом из застывшего шлака, зиял черный провал. Вход. Не природный. Вырубленный, с обрамлением из того же черного базальта, что и колонны. Над входом, глубоко врезанный в камень, пылал символ Сердца Пламени – тот самый, что был на обломке. Зов Под Горой становился осязаемым. Дверью в прошлое. В ярость. Возможно, в силу.

Часть 3: Древние Часовые и Песнь Расплавленной Земли

Вход был узким, низким. Кай пригнулся, чтобы войти. Темнота сомкнулась вокруг, густая, как смоль, пахнущая пылью веков, серой и чем-то еще… металлическим, острым. Он зажег фонарь, снятый с мародера. Луч света прорезал мрак, выхватывая из тьмы узкий коридор, уходящий вглубь горы. Стены были гладко отполированы, но покрыты толстым слоем пыли. На них, как и снаружи, виднелись барельефы: могучие фигуры, кующие светила на исполинских наковальнях; потоки лавы, обретающие форму драконов; битвы с существами из камня и огня. И везде – символ Молота и Пламени.

Кай шел осторожно, прислушиваясь. Тишина была абсолютной. Даже его шаги, казалось, поглощались древними камнями. Луч фонаря выхватил из мрака фигуру по левую руку. Статуя. Человекоподобный страж, высеченный из того же черного базальта, выше человеческого роста. На голове – шлем, скрывающий лицо, в руках – огромный каменный молот, опущенный острием в пол. Статуя была покрыта трещинами, но выглядела монументально. Чуть дальше – еще одна. И еще. Они стояли вдоль стен коридора, как безмолвная стража, охраняющая покой павшего бога.

Он прошел мимо первой пары, чувствуя на себе пустые глазницы каменных шлемов. Ничего. Затем мимо третьей, четвертой… На подходе к пятой паре его нога наступила на каменную плиту пола. Плита с тихим щелчком опустилась на палец вниз.

Тишину разорвал скрежет камня о камень. Голова статуи слева от него резко повернулась, пустые глазницы уставились прямо на Кая. Каменные пальцы сжали рукоять молота. Медленно, с грохотом, словно просыпающийся великан, статуя подняла свой молот.

Кай отпрыгнул назад, выхватывая нож. Это было бесполезно против камня. Статуя сделала шаг вперед. Ее движение было медленным, неуклюжим, но неумолимым. Каменный молот занесся для удара. Кай метнулся в сторону. Молот с оглушительным грохотом обрушился туда, где он стоял мгновение назад, разбивая каменные плиты пола в щебень. Осколки камня брызнули во все стороны, один больно ударил Кая в плечо.

Вторая статуя из пары тоже пришла в движение. Теперь два каменных гиганта, скрипя и грохоча, двигались на него, перекрывая коридор. Их молоты поднимались снова.

Бежать назад? Но тогда вход будет потерян. Бежать вперед – в неизвестность, где могут быть еще ловушки. Кай огляделся в падающем свете фонаря, который он уронил при прыжке, но он все еще светил, валяясь на боку. Стены. Потолок. Пол… Плита-пускач была только одна? Или их больше? Он заметил, что статуи двигаются только по прямой, по своим секторам. Их шаги тяжелы, поворот затруднен.

Когда молот первой статуи снова обрушился вниз, Кай не отпрыгнул, а рванул вперед, прямо под дугу замаха, проскочив в опасной близости от каменного бедра стража. Он оказался между первой и второй статуей. Вторая уже заносила свой молот. Кай пригнулся, почувствовав свист каменного воздуха над головой. Молот врезался в плечо первой статуи, отколов кусок базальта. Каменные стражи не были союзниками. Они были тупыми автоматами, уничтожающими все, что движется в их зоне.

Используя их медлительность и неуклюжесть, Кай начал маневрировать, заставляя их мешать друг другу. Он подставлял одного под удар другого, уворачивался, проскальзывал в узкие промежутки. Каменные молоты били мимо него, разрушая стены и пол коридора, кроша друг друга. Один удар отколол голову второй статуе. Она замерла, застыв в нелепой позе. Первая статуя, избитая ударами "соратника", тоже замедлилась, ее движения стали еще более скрипучими и неточными. Кай увидел момент, рванул вперед, проскочил мимо нее и побежал по коридору, не оглядываясь. Грохот и скрежет стихали позади. Он оставил каменных часовых разбираться с последствиями своей ярости.

Коридор расширился, перейдя в огромный зал. Зал был круглым, с куполообразным потолком, теряющимся в темноте выше луча фонаря. В центре зала зияла пропасть. Широкий, метров десяти в диаметре, колодец, из которого доносилось глухое, угрожающее шипение и исходил нестерпимый жар. По краю пропасти шла узкая каменная дорожка, огибающая ее по кругу. На противоположной стороне – еще один проход, ведущий глубже. Моста не было.

Кай подошел к краю, осторожно заглянул вниз. Луч фонаря утонул в багровом зареве. Далеко внизу, на дне колодца, клокотало и бурлило озеро жидкой лавы. Жар поднимался столбом, обжигая лицо. Ширина пропасти была слишком велика, чтобы прыгнуть. Дорожка по краю была скользкой от конденсата и покрыта мелкой пылью. Один неверный шаг – и падение в жерло вулкана.

Он осмотрел стены зала. Гладкие. Ни выступов, ни тросов, ни намёка на механизм моста. Только дорожка. И на противоположной стороне – проход. Кай вздохнул. Снова испытание. Он ступил на узкую тропу. Камни под ногами были горячими. Ширина дорожки не превышала длины его ступни. Он прижался спиной к горячей стене зала, стараясь не смотреть вниз, в багровое жерло. Шаг. Еще шаг. Пыль скользила под подошвой. Жар снизу обжигал ноги даже через сапоги. Шипение и бульканье лавы были гипнотизирующими, зовущими вниз, в объятия огня.

Он прошел треть круга. Потолок над пропастью вдруг загудел. Кай поднял голову. Из скрытых отверстий в куполе с шипением начали падать капли. Не воды. Расплавленного камня. Красные, раскаленные капли, размером с голубиное яйцо. Дождь смерти.

Первая капля упала в метре от него, расплескавшись багровой лужей на камне дорожки. Вторая – ближе. Третья шипнула у самых его ног, брызги обожгли голенище. Кай прижался к стене сильнее, пытаясь укрыться под узким карнизом, но он был слишком мал. Капли падали все чаще, с оглушительным шипением, создавая вокруг него смертоносный ливень. Одна угодила ему на плечо. Кожа куртки задымилась, адская боль пронзила тело. Он вскрикнул, едва не потеряв равновесие. Запах горелой кожи смешался с серой и жаром.

Паника снова сжала сердце. Назад? Но пройти обратно под этим дождем было немыслимо. Оставалось только вперед. Собрав всю волю, игнорируя боль в плече, Кай начал двигаться быстрее, почти бежать по узкой дорожке, пригнувшись, прикрывая голову рукой. Капли падали вокруг, шипя и разбрызгиваясь, оставляя черные пятна на камне и обжигая его одежду и кожу. Одна прожгла рукав куртки, оставив болезненный ожог на предплечье. Другая угодила в сапог, прожгла кожу, обжигая ногу. Он заскрежетал зубами, заглушая крик. Смотрел только вперед, на цель – проход на другой стороне. Шаг. Еще шаг. Еще. Казалось, этот круг длится вечность.

Наконец, он добрался. Последний рывок, и он выскочил из-под смертоносного ливня на твердую площадку перед проходом. Его куртка дымилась в нескольких местах, кожа горела под ней. Нога в сапоге пульсировала болью. Он тяжело дышал, опираясь о косяк прохода. За спиной шипящий дождь продолжал падать в пропасть, а лава внизу булькала, словно смеясь над его мучениями. Он выжил. Снова.

Часть 4: Лик Падшего Титана и Прикосновение к Аду

Новый коридор был короче предыдущего и вел вниз по пологому спуску. Воздух здесь был еще горячее, насыщенней запахом серы и… озоном? Словно перед грозой. Стены были покрыты не резьбой, а огромными фресками, частично поврежденными, но все еще впечатляющими. На них был изображен Игнариус. Не символ. Не барельеф. А сам Бог. Гигантская фигура из пламени и темного металла, с лицом, скрытым за сиянием кузнечной маски. Он ковал звезды на фоне космической бездны. Он усмирял реки лавы, придавая им форму драконов, служащих ему. Он выковывал доспехи из солнечной плазмы. Его окружали другие, меньшие фигуры – боги? Духи огня? – склоненные в поклоне или помогающие в работе. Мощь и творческая ярость исходили от изображений, даже сквозь пыль веков.

Но на последних фресках сюжет изменился. Появились другие фигуры. Сияющие, идеальные, в белых одеждах и доспехах чистоты. Во главе – фигура с лицом, скрытым ослепительным светом, и символом идеального круга на груди. Хеластрон. Фрески показывали спор, нарастающее противостояние. Игнариус с молотом наперевес, окруженный своими огненными созданиями. Хеластрон с поднятой рукой, из которой исходили лучи порядка, сковывающие пламя. И финал: Игнариус, пораженный множеством лучей, падающий в бездну, его Молот выпадал из ослабевшей руки. Его создания обращались в пепел. А Хеластрон восходил на трон из осколков святилища. Предательство. Захват власти. Уничтожение инакомыслия. История, знакомая Каю до боли.

Коридор вывел его в последний зал. И здесь дыхание Кая перехватило.

Зал был огромным, цилиндрическим, как гигантская кузница, вырубленная в сердце горы. Купол потолка терялся в темноте, но его освещал не фонарь Кая. Свет исходил снизу. Весь центр зала занимала гигантская, черная, как ночь, наковальня. Она была не просто огромной. Она была циклопической, размером с дом, вырезанной из единого куска неизвестного, абсолютно черного металла, поглощавшего свет. И на этой наковальне лежал Он.

Молот.

Он был не таким, как на фресках. Не сияющим инструментом творения. Он был… спящим. Потенциальным. Длина его рукояти была втрое больше роста Кая, выкована из того же черного металла, что и наковальня, но с вкраплениями мерцающего, как угли, красного камня. Головка Молота была массивной, прямоугольной, с одной стороны плоской, как боек, с другой – заостренной, как клин. На ее поверхности, даже в полумраке, виднелись сложные, пульсирующие слабым багровым светом руны – те самые, что были на обломке. От всего Молота исходило излучение невероятной мощи. Оно вибрировало в воздухе, заставляя пыль на полу плясать. Оно сжимало грудь Кая, как тисками. Оно зовло. Зов был физическим, как удар в солнечное сплетение. Зов ярости. Зов разрушения старого. Зов… созидания нового? Но в первую очередь – зов мести.

Кай стоял на краю зала, у входа, не в силах пошевелиться. Его собственный обломок в кармане пылал, как раскаленный уголек, вибрировал в унисон с гигантом на наковальне. Он чувствовал, как его собственная ярость, его боль, его ненависть к Хеластрону резонируют с этой спящей силой. Это было оно. Наковальня Мироздания. Орудие падшего титана. Ключ к его мести.

Шаги давались тяжело. Воздух был густым, сопротивляющимся. Сила, исходящая от Молота, давила, как атмосфера на дне океана. Он подошел к подножию гигантской наковальни. Черный металл был холодным на ощупь, несмотря на излучаемый Молотом жар. Он обвел наковальню, ища способ подняться. С одной стороны были грубые ступени, вырезанные в металле или скале под ним. Он начал подъем. Каждая ступень была высотой по колено. Подъем был изматывающим под гнетом невидимой силы.

Он взобрался на платформу наковальни. Молот лежал перед ним во всей своей грозной, подавляющей красоте. Он был больше, чем казалось снизу. Казалось, он был выкован не для руки бога, а для титана, сражающегося с самими основами мира. Багровые руны на его головке пульсировали, как живое сердце.

Кай протянул руку. Не к рукояти. К головке Молота. К тем самым рунам. Его пальцы дрожали. Обломок в кармане горел огнем. Его собственная ярость кипела в груди, требуя действия, прикосновения, слияния. Он коснулся холодного металла головки Молота, прямо над пульсирующей руной.

Боль.

Не просто боль. Ад. Белый, ослепляющий, всепоглощающий взрыв агонии, пронзивший руку, руку, плечо, грудь, мозг. Казалось, его плоть испаряется, кости плавятся, душа выжигается дотла. Он не закричал. Воздух вырвался из его легких беззвучным стоном. Он увидел…

Видение.

Огромная, черная, как космос, кузница среди звезд. Игнариус – не фигура на фреске, а живая стихия огня и творческой ярости, воплощенная в исполинской фигуре из темного металла и багрового пламени. Его маска-лицо сияет внутренним светом. Он бьет Молотом по раскаленной до бела заготовке реальности, выковывая новую галактику. Звезды рождаются в искрах под его ударами. Вокруг него – сонм духов огня, плазменные создания, драконы из магмы, славящие его мощь. Он – центр творящего хаоса, отец изменений, кузнец мироздания.

Тень. Холодная, безликая, пронизанная лучами мертвого порядка. Хеластрон. Не один. С ним – сонм сияющих, идеальных, но пустых богов. Их свет не греет, он калечит. Он замораживает. Они окружают кузницу. Хеластрон поднимает руку. Луч абсолютного порядка, холодный и неумолимый, как закон смерти, бьет в Игнариуса. Бог Огня взревел от боли и ярости. Его пламя померкло. Его создания застыли, обращаясь в камень и пепел. За первым лучом – второй. Третий. Десятый. Лучи сковывают его, протыкают, гасят его внутренний свет. Он борется, его Молот бьет по лучам, но их слишком много. Это не битва. Это казнь. Предательская, рассчитанная казнь.

Игнариус падает. Падает с высоты звездной кузницы. Падает сквозь слои реальности. Его Молот вырывается из ослабевшей длани. Они падают вместе. В бездну. В забвение. Последнее, что видит Кай – лицо Хеластрона, обрамленное ослепительным сиянием. Лицо без эмоций. Лицо абсолютного, мертвого порядка. Триумф палача.

Видение сменилось огнем. Огнем, пожирающим Кая изнутри. Огнем, который сливался с его собственной яростью, с его болью, с его жаждой мести. Он чувствовал, как сила, чудовищная, нечеловеческая, вливается в него через точку прикосновения к Молоту. Она ломает его, переплавляет, наполняет до краев невыносимой мощью и… пониманием. Пониманием сути материалов. Видением изъянов во всем. Жгучим желанием разрушать, чтобы создавать. Создавать новое. Лучшее. Пусть через боль. Пусть через пепел.

Видение исчезло. Боль осталась. Физическая и ментальная. Кай лежал ничком на холодной поверхности наковальни, в нескольких футах от Молота. Его рука, которой он коснулся Молота, была обуглена. Кожа почернела, покрылась страшными волдырями, трескалась, обнажая мясо. Боль была невообразимой. Но сквозь боль пробивалось нечто иное. Чувство… наполненности. Силы. Ярости, ставшей осязаемой. Он поднял голову, с трудом фокусируя взгляд на Молоте. Багровые руны на его головке пылали ярче. Они пульсировали в такт его собственному сердцу. Нет. Его сердце билось в такт им.

Молот выбрал его.

Он не просто артефакт. Он был живым. Живым орудием ярости и творения. И он признал в Кае родственную душу. Душу, выжженную горем и ненавистью. Душу, готовую к разрушению. И к созиданию нового порядка. Порядка мести.

Каю потребовались минуты, чтобы собраться с силами. Каждая мышца болела. Ожог на руке пульсировал адским огнем. Но внутри горел новый огонь. Огонь Игнариуса. Он поднялся на колени. Потом на ноги. Шатаясь, он подошел к Молоту. Не к головке. К рукояти. Она была огромной, но… Он протянул необожженную руку. Его пальцы сомкнулись вокруг холодного черного металла, инкрустированного мерцающими красными камнями.

Мгновения ожидания не было. Сила хлынула в него, как лава в русло реки. Но теперь это был не разрушительный поток, а… признание. Слияние. Молот стал продолжением его руки, его воли, его ярости. Он был невероятно тяжелым, но Кай чувствовал, что может его поднять. Что Молот хочет, чтобы его подняли. Для нового удара. Для новой ковки.

С тихим стоном, в котором смешались боль, экстаз и неукротимая ярость, Кай, смертный, поднял Наковальню Мироздания. Молот Бога замер в его руке, готовый обрушить гнев на мир, который его создал и предал. Багровые руны вспыхнули ослепительно ярко, заливая зал кровавым светом. Тень Богоборца легла на стены древнего святилища, огромная и неумолимая.

Пробуждение Огня началось.