Читать книгу Наковальня Мироздания. Том 1 - - Страница 5

Холодный ветер Бесплодных Равнин швырял в лицо Каю крупинки замерзшего пепла, но он не чувствовал его укуса. Не так, как раньше. Ледяное дыхание Ледяных Пещер Шипения, впитавшееся в его плоть вместе с сущностью Фро'стаара, сделало его своим в этой стуже. Оно текло по жилам тонкими, острыми как бритва кристалликами, переплетаясь с огненной рекой Игнариуса. Багровые узоры на левой руке, державшей Наковальню Мироздания, теперь соседствовали с причудливыми мерцающими синими прожилками на обугленной правой – ледяные цветы, выросшие на пожарище его старой жизни. Его кожа, всегда излучавшая тепло, теперь казалась прохладной на ощупь, а в глубине пылающих углями глаз затаилась новая глубина – бездонная, отстраненная, как взгляд самого Бога Льда.

Он стоял на пороге иного мира. Позади высилась громада Ледяных Пещер, их остроконечные арки и контрфорсы, еще недавно казавшиеся неприступной цитаделью холода, теперь воспринимались лишь как замысловатая глыба замерзшей воды. Побежденная. Покоренная. Перед ним расстилалась безбрежная серая пустошь Бесплодных Равнин – выжженная, мертвая земля, разделявшая владения смертных и божественные пределы Небесных Горизонтов. Воздух здесь был тяжелым, пропитанным пылью покорности и страхом перед железной дланью Хеластрона. Каждый вдох обжигал легкие не жаром, а горечью воспоминаний об Эмберхольме, о пепле, хрустевшем под сапогами, как кости.

Но теперь эта горечь была приправлена новым вкусом – вкусом божественной крови. Вкусом победы. Он убил бога. Мысль, невероятная, чудовищная, эхом отдавалась в его сознании, смешиваясь с эйфорией поглощенной мощи и ледяной пустотой, оставшейся после схватки. Он был больше, чем смертный. Больше, чем человек. Он был Богоборцем. И Наковальня Мироздания на его плече, этот колоссальный артефакт из черного, поглощающего свет металла, чьи руны пульсировали ровным багровым светом, лишь подтверждала это. Ее вес, некогда непосильный, теперь ощущался как продолжение его собственного скелета, выкованного из стали и льда.

Он сжал рукоять Молота. Багровый свет ответил яркой вспышкой, заставив воздух дрогнуть. Одновременно по коже правой руки пробежала волна холодного покалывания – отклик поглощенной силы Фро'стаара. Два антагониста, огонь и лед, клокотали внутри него, находя хрупкое, напряженное равновесие. Волна жара, исходившая от Молота, встречалась с его собственной прохладной аурой, создавая вокруг него марево искаженного воздуха. Редкие чахлые кустики у его ног покрылись инеем, но не увяли – холод был его, он не убивал их, лишь подчинял.

Путь лежал на восток. Сквозь эту мертвую пустыню, к Небесным Горизонтам, к сияющему кристаллическому трону Хеластрона. Месть была его маяком, но теперь к ней добавилось нечто иное – жажда. Жажда новой силы. Жажда доказать Пантеону, что их дни сочтены. Поглощение Фро'стаара открыло ему глаза на истинную природу Наковальни Мироздания. Это был не просто дубинка для убийства богов. Это был инструмент. Инструмент творения. Перековки. Он ощущал это в самой своей сути, в новых инстинктах, пробудившихся вместе с силой Игнариуса. Он чувствовал структуру камня под ногами, слабые места в его кристаллической решетке. Видел, как воздух дрожит от тепла Молота. Понимал, как можно было бы изменить эту серую пыль, спрессовать ее, придать форму, наделить иными свойствами. Знание приходило не в словах, а в ощущениях, во вспышках интуиции, как Видение Изъянов, но применимое не только к разрушению.

Он шагнул на Равнины. Песок и пепел хрустели под сапогами. Ветер завывал, неся с севера ледяное дыхание, которое теперь лишь ласкало его кожу. Он шел, неся Молот вертикально, уперев навершие в плечо. Его аура – смесь жара и стужи – заставляла редкие клочки выжженной травы поникать, покрываясь инеем, а камни под ногами трещать от перепада температур. Он был бурей, идущей по мертвой земле. Бурей, несущей и разрушение, и семя нового понимания.

Прошли часы. Однообразие пейзажа угнетало – серое небо, серая земля, редкие камни, черные как уголь. Ни признаков жизни, ни воды, ни тени. Только ветер, да бесконечная дорога. Мысли Кая возвращались к Пещерам, к Фро'стаару. К тому моменту, когда Молот обрушился на ледяное лицо бога, и черный лед раскололся с хрустом ломающегося хрусталя. К потоку ослепительно белого, мерцающего холодного света – божественной сущности – который он втянул в себя. Боль была невыносимой, контрастной жгучим мукам обожженной руки. Как глоток жидкого азота, вливание в вены ледяной пустыни. Внутри него бушевала война – яростный огонь Игнариуса против всепоглощающего холода Фро'стаара. Его аура вспыхивала багровым и синим, кожа покрывалась новыми узорами – острыми, кристаллическими, мерцающими холодным сиянием. Особенно ярко они проявились на обугленной правой руке, где ледяные прожилки сплелись с огненными, создав жутковатый симбиоз конфликта.

Теперь боль утихла, оставив после себя странное, холодное спокойствие и новое знание. Он поднял левую руку, не выпуская Молота, и сосредоточился. Не на огне, а на холоде внутри. На той ледяной реке, что текла рядом с пламенем. Воздух над его ладонью сгустился, замерз. За секунды сформировались кристаллы инея, быстро растущие в острые, как бритвы, сосульки. Он сжал кулак – сосульки рассыпались мелкой алмазной пылью, сверкнув на мгновение перед тем, как ветер унес их. Он коснулся пальцем крупного валуна, лежащего на пути. Не пламени, а мысли о холоде, о замедлении, о стазисе. Камень под его пальцем мгновенно покрылся толстым слоем инея, потрескивая от резкого охлаждения. Он мог чувствовать холод, управлять им. Локально. Точечно. Как кузнец управляет молотом.

Но за силу приходилось платить. Его собственная аура тепла ослабла. Жар Молота по-прежнему пылал, но его тело больше не излучало того всесжигающего сияния, как после Пика Вечного Дыма. Оно стало… уравновешенным. И опасным в своей новой двойственности. А в глазах, все еще пылавших, как угли в печи, поселилась та самая отстраненность, что так пугала во взгляде Фро'стаара. Шок от убийства божества сменился головокружительным ощущением всемогущества, но и тревожным вопросом – что он теперь такое? Человек? Бог? Чудовище? Молот на плече гудел низко, ровно, словно гигантское сердце из стали, напоминая о своем присутствии, о своей силе, о своей цели.

Его Видение Изъянов, обычно смутное и неконтролируемое, вспыхивающее как молния в грозу, теперь зацепилось за что-то вдалеке. Не трещину, не слабое место для удара, а… структуру. Линию. Очертания на горизонте, едва различимые в серой дымке. Не горы, не лед. Что-то угловатое, геометричное, неестественное для пустыни. Остатки? Развалины? Карты, изученные в солдатской юности, всплыли в памяти – Железный Город. Или то, что от него осталось. Когда-то центр металлургии и ремесла смертных, процветающий город-крепость на краю Бесплодных Равнин. Потом пришли Стражи Порядка Хеластрона. "Непокорность". "Излишняя самостоятельность". Город пал. Его защитники были казнены, мастерские разграблены или разрушены, население угнано в рабство или перебито. Карта показывала лишь черное пятно с надписью "Руины. Зона Отчуждения". Говорили, что место проклято, что металл там плавится сам по себе, а по ночам слышен стук невидимых молотов и скрежет шестерен.

Кай почувствовал странное тяготение к этим руинам. Не просто как к ориентиру на пути. Молот на его плече отозвался едва уловимым усилением гула. Как будто огромный кусок железа почувствовал близость магнита. Сила, добытая у Фер'рокса, Бога Металлов? Или пробужденное Видение Изъянов, видящее в грудах металла потенциал, сырье? Или сам Игнариус, Бог Кузнечного Дела, чья суть была в Молоте, тянулся к месту, где когда-то ковали?

Он скорректировал путь, направившись прямо к темным силуэтам на горизонте. Шаг его стал тверже, целенаправленнее. Пустота Равнин начала меняться. Земля под ногами стала тверже, каменистее. Попадалось больше черных, оплавленных камней, обломков, похожих на куски шлака. Воздух приобрел едва уловимый металлический привкус, смешанный с запахом старой гари. Ветер приносил не только песок, но и мелкую металлическую пыль, оседающую на одежде и коже с серым налетом.

Чем ближе он подходил, тем яснее вырисовывались контуры Железного Города. Вернее, его скелета. Высокие, почерневшие от копоти и времени стены, местами оплавленные, местами рухнувшие. Остовы башен, изломанные, как кости гиганта. Огромные, покосившиеся ворота, сделанные из толстенных металлических плит, теперь зияли проломом, словно вход в пасть мертвого дракона. За стенами виднелись очертания огромных зданий – бывших кузниц и литейных цехов, их трубы, некогда дымившие день и ночь, теперь торчали в небо черными, безжизненными пнями. Весь город был монументом разрушения, застывшим в момент гибели. Над ним висел нездоровый желтоватый туман, и воздух гудел низким, едва слышным гудением, словно где-то глубоко под землей все еще работал гигантский, неумирающий механизм.

Кай остановился у зияющего пролома в стене. Его Видение Изъянов активировалось, сканируя структуру. Металл ворот был не просто пробит – он был частично расплавлен и смешан с камнем стены, создавая причудливые, корявые наплывы. Следы чудовищной силы, возможно, магии Стражей. Он шагнул внутрь.

Тишина. Глубокая, гнетущая. Но не мертвая. Тот самый гул, что слышался снаружи, здесь был ощутим почти физически – низкая вибрация, идущая от земли, дрожь в камнях под ногами. Воздух был густым, пахнущим окислом, гарью и чем-то еще – маслом? Горячим металлом? Пыль висела в неподвижном воздухе, окрашивая все в серо-желтые тона. Улицы были завалены обломками, ржавыми обрывками механизмов, опрокинутыми тележками с окаменевшими от времени рудами. Кое-где торчали скелеты машин – прессы, молоты, подъемные краны, их силуэты, искаженные разрушением, казались окаменевшими чудовищами.

Кай шел по главной улице, ведущей к центру города, где когда-то, по картам, находилась Великая Кузница. Его шаги гулко отдавались в каменных ущельях руин. Он чувствовал металл. Повсюду. В стенах, в завалах, в земле под ногами. Он ощущал его структуру, примеси, слабые места от коррозии. Видение Изъянов работало постоянно, рисуя перед его внутренним взором сетку трещин в камне, пустот в завалах, участков ослабленного металла. Но теперь, в этом месте силы железа и огня, это видение было… богаче. Он видел не только изъяны, но и потенциал. Как кусок руды видит кузнец. Этот ржавый каркас мог стать балкой. Эти оплавленные обломки – слитком. Этот камень с высоким содержанием металла – источником сырья. Знание приходило само собой, инстинктивно, как дар Игнариуса, пробужденный близостью кузнечного сердца города.

Он наткнулся на скелет. Не один. Десятки. Заваленные пылью и мусором, полуразрушенные. Некоторые в обрывках кожаных фартуков кузнецов, другие – в истлевшей солдатской форме защитников города. Кости были черными, обугленными. Следы не просто боя, а казни. Чистки. Хеластрон не терпел очагов независимости. Кай почувствовал знакомый привкус ярости, горечи. Эмберхольм. Тот же пепел. Та же жестокость во имя "порядка". Он сжал рукоять Молота, и багровые руны вспыхнули ярче, заливая мрачные руины зловещим светом. Одновременно по правой руке пробежал ледяной спазм – отголосок Фро'стаара, пытавшийся остудить гнев. Конфликт внутри.

Созидай, – прошелестело где-то на грани восприятия. Голос? Импульс? Или просто эхо воли Игнариуса, вплавленной в Молот? Кай взглянул на ближайший скелет, заваленный обломками стены. На грубый железный меч, зажатый в костлявой кисти, сломанный пополам. Желание возникло внезапно, мощно. Неумолимое желание что-то сделать. Исправить. Восстановить. Перековать.

Он подошел, отшвырнул обломки камней. Поднял две половинки сломанного меча. Металл был дешевым, низкосортным, изъеденным ржавчиной. Убогий клинок солдата ополчения. Но в его руках, под влиянием Молота и пробудившегося инстинкта, он ощущал его структуру, его слабости. Кай опустился на одно колено, положил обломки на плоский камень, служивший когда-то ступенью. Отставил Молот, уперев его рядом. Ему не нужен был такой гигант для мелкой работы. Но его воля, его сила – нужны.

Он сосредоточился. Не на разрушении. На созидании. На памяти о том, как он работал у наковальни в своей маленькой кузнице в Эмберхольме. До войны. До смерти. До Молота. Он вспомнил жар горна, звон молота по раскаленному металлу, терпкий запах окалины. Сейчас не было горна. Не было наковальни в привычном смысле. Был камень. И была его воля, наполненная божественным огнем Игнариуса.

Он протянул руки над обломками меча. Сначала ничего. Потом – тепло. Волна жара, исходящая не столько от него, сколько от Молота, сконцентрировалась в его ладонях. Воздух над обломками задрожал. Ржавчина на металле начала пузыриться, шипеть, превращаясь в хлопья пепла и испаряясь. Сам металл засветился тусклым багровым светом – не раскаляясь докрасна, как в горне, а будто наливаясь внутренним огнем. Кай чувствовал каждую трещину, каждую раковину в металле. Его воля сжалась, направляя силу Молота. Он не бил. Он лепил. Мысленно соединяя разорванные части, заставляя молекулы металла забыть о разрыве, срастись заново, стать единым целым. Это требовало невероятной концентрации. Пот катился по его вискам, смешиваясь с металлической пылью. Внутри бушевал конфликт: яростная, разрушительная сила Молота требовала выхода, а он заставлял ее творить, созидать, чинить. Это было как пытаться вышить шелк кузнечным молотом.

Раздался резкий звон, похожий не на удар, а на щелчок. Багровый свет погас. На камне лежал целый меч. Нет, не целый. Шрам, грубый, темный шов, проходил по тому месту, где был разлом. Металл вокруг шва выглядел перекристаллизовавшимся, более плотным, но и более хрупким. Меч был цел, но уродлив. Идея ремонта была налицо, но исполнение – грубое, варварское, лишенное тонкости настоящей ковки. Сила была применена топорно, без понимания нюансов, без должного инструмента, только чистой волей и огнем.

Кай поднял меч. Он был тяжелым, неуклюжим. Шов бросался в глаза. Он ткнул мечом в камень рядом. Клинок вошел легко, но при попытке вытащить – металл в районе шва треснул. Меч снова сломался, теперь уже окончательно.

Ярость вспыхнула в Кае. Бесполезная трата времени! Глупая попытка! Он швырнул обломки в стену. Они со звоном отскочили от камня. Он хотел было схватить Молот, чтобы одним ударом испепелить эти ненужные обломки, стереть память о неудаче, но остановился. Его Видение Изъянов, все еще активно, показало ему нечто иное. Камень, в который он ткнул мечом. В точке удара структура камня изменилась. Не треснула, а стала… текучей? Как размягченный воск. На секунду. Потом снова затвердела, но с видимым искажением, с пузырем застывшего расплава внутри.

Изменение Материи. Мысль пронзила его, как молния. Не просто ремонт. Изменение. Свойств. На короткое время. В точке приложения силы. То, что пугало богов больше всего в силе Игнариуса. Он инстинктивно сделал это – в порыве гнева и разочарования.

Прежде чем он смог осмыслить это открытие, гул под ногами усилился. Изменился. Из низкого, постоянного фона он превратился в нарастающий рев, скрежет, лязг. Земля затряслась. Обломки на улице закачались, с вершин завалов посыпались камни и ржавые обрывки металла.

Из-за поворота разрушенной улицы, из-под огромной груды искореженных металлоконструкций, с грохотом раздвигая лом, выползло нечто.

Это не было живым. Это был кошмар ремесленника. Конструкция размером с дом, собранная из ржавых балок, зубчатых колес непонятного назначения, кусков брони, поршней, цепей и бесформенных железных слитков. Все это было сварено, скручено, склепано в хаотичное, но невероятно прочное целое. Тело монстра напоминало гигантского железного паука с дюжиной механических ног разной длины и толщины, вонзающихся в землю стальными когтями. Вместо головы – вращающаяся башня с тремя мертвенно-холодными линзами, излучающими тусклый зеленоватый свет, который ползал по руинам и остановился на Кае. Из корпуса торчали десятки манипуляторов – от огромных гидравлических клешней до тонких, как иглы, сверл. Весь монстр был покрыт слоем пыли, ржавчины и засохшей смазки, и от него исходил запах горячего металла, масла и смерти.

Он не рычал. Он скрежетал. Звук исходил от трения шестерен, скрипа перегруженных подшипников, лязга цепей. Зеленые линзы-глаза пристально смотрели на Кая, оценивая, сканируя. Кай почувствовал исходящую от конструкции волну холодной, бездушной враждебности. Это не был дух. Это был автомат. Оружие. Страж руин. И его явно активировало либо присутствие Кая, либо его неудачная попытка "ковки", либо сама сила Молота.

– Фер'рокс, – прошептал Кай, вспоминая имя Бога Металлов, чьи владения – рудники и механизмы. Это было его творение? Его посланник? Или просто древний страж, оставшийся со времен падения города и вобравший в себя за годы что-то от божественной воли своего создателя?

Монстр не стал ждать. Одна из его массивных клешней взметнулась вверх и обрушилась на Кая с чудовищной силой, словно гигантский кузнечный молот. Кай отпрыгнул назад. Клешня врезалась в то самое место, где он стоял, разбивая каменные плиты в щебень и оставляя глубокую вмятину в металле. Грохот удара оглушил.

Кай не раздумывал. Инстинкт, отточенный в Пещерах Шипения и усиленный яростью от неудачи с мечом, взял верх. Он занес Наковальню Мироздания не для точного удара, а для сокрушительного размаха. Молот со свистом рассек запыленный воздух, его багровые руны вспыхнули ослепительно. Головка Молота, излучающая концентрированный жар Игнариуса и разрушительную мощь, чиркнула по корпусу железного паука там, где виднелось скопление шестерен и цепных передач.

Раздался не просто грохот металла. Раздался оглушительный взрыв. Не пламени, а чистой силы. Металл в точке удара не погнулся и не расплавился – он испарился на площади размером с телегу. В образовавшуюся дыру хлынули клубы пара от мгновенно испарившейся смазки и раскаленные осколки внутренних механизмов. Искры полетели фонтаном. Монстр взревел скрежетом перегруженных моторов и треском ломающихся передач. Его корпус качнулся, несколько ног подломились, но он удержался, развернув к Каю другие клешни и манипуляторы. Зеленые линзы погасли на мгновение, затем зажглись снова, яростно-красным.

Кай почувствовал отдачу удара, прошедшую по рукояти Молота в его плечо. Сила была чудовищной. Но и расход – огромным. Это был удар тарана, а не кузнеца. Грубый выплеск энергии, а не контролируемое усилие. Молот в его руке гудел, как разъяренный шершень, требуя продолжения. Багровые руны пылали.

Железный паук оправился быстрее, чем ожидалось. Из пролома в корпусе выползли десятки мелких, юрких механизмов – что-то среднее между пауками и жуками, сделанных из блестящей стали. Они понеслись к Каю по земле, по стенам, по обломкам, их острые мандибли щелкали, крошечные сверла жужжали. Одновременно из вращающейся башни выдвинулись стволы, похожие на миниатюрные катапульты, и выплюнули в Кая град раскаленных металлических шариков размером с кулак.

Кай отступил, прикрываясь Молотом как щитом. Раскаленные шарики шипели, ударяясь о черный металл артефакта и оставляя на нем черные пятна окалины. Стальные жуки уже были рядом, пытаясь вскарабкаться на сапоги, впиться в кожу. Ярость вспыхнула с новой силой. Он топнул ногой, вкладывая в удар волю и силу. Волна багрового жара, смешанная с импульсом льда (неосознанно вызванного раздражением), вырвалась из точки удара. Воздух с громким хлопком взорвался. Раскаленные шарики отлетели рикошетом. Стальные жуки в радиусе нескольких ярдов взорвались в облаках пара и расплавленного металла – их тела не выдержали резкого перепада температур. Те, что были дальше, замедлились, их стальные панцири задымились, покрылись инеем, но продолжали движение.

Это знание пришло мгновенно – Видение Изъянов сработало на полную мощность. Он видел слабые места в стальных жуках – точки крепления конечностей, микротрещины в панцирях, перегретые двигатели. Видел сгустки концентрации механической энергии внутри основного монстра – места, где вращались маховики, где сжимался пар, где фокусировалась кинетическая энергия для удара. Но информации было слишком много, слишком хаотично. Его разум, затуманенный яростью и необходимостью мгновенной реакции, не успевал обрабатывать все. Он метался, отбиваясь Молотом, как дубиной, раскалывая жуков, которые подбирались слишком близко, уворачиваясь от ударов гигантских клешней, которые рушили стены вокруг него. Осколки металла и камня летели во все стороны, царапая лицо, впиваясь в одежду. Каждый удар Молота вызывал новые взрывы пара и оглушительный визг рвущегося металла, но монстр, казалось, был бесконечен – из проломов и скрытых люков выползали все новые жуки, а повреждения основного корпуса затягивались какими-то жидкими металлическими заплатами, вытекающими изнутри и мгновенно застывающими.

Контроль, – настойчиво пронеслось в его сознании сквозь грохот битвы. Ты кузнец, а не мясник. Видишь изъян – бей в изъян!

Один из стальных жуков прыгнул ему на грудь, целясь мандиблями в шею. Кай, действуя на чистой реакции, не размахивая Молотом, ткнул пальцем свободной левой руки в стык между головой и грудью жука. Не просто ткнул – вложил в укол импульс силы, сфокусированный как острие иглы. Не огня, не льда – чистой силы изменения. Кратковременного, локального.

Раздался резкий, высокий звон, как от разбитого хрусталя. Металл в точке удара на глазах стал хрупким. Не просто треснул – он потерял упругость, пластичность, превратился в стекло. Жук замер. Потом его голова и грудь буквально рассыпались, как стеклянная бутылка от удара, осыпав Кая дождем мелких, острых осколков металла. Двигатель жука взорвался слабой вспышкой.

Успех был мгновенным и ошеломляющим. Но Кай почувствовал, как волна слабости прокатилась по нему. Этот точечный удар, это микроскопическое изменение свойств материала, потребовало не меньше сил, чем сокрушительный размах Молотом. Это была ювелирная работа, а он привык бить кувалдой.

Основной монстр, видя, что жуки не справляются, двинулся вперед, сокрушая завалы на своем пути. Его зелено-красные линзы пылали. Огромная клешня, похожая на ножницы для резки металла, с шипением сомкнулась в воздухе, целясь перекусить Кая пополам. Кай едва успел откатиться в сторону. Клешня врезалась в каменную колонну, поддерживавшую остатки арки, и перекусила ее, как спичку. Арка рухнула с оглушительным грохотом, подняв тучу пыли.

В пыли и хаосе Кай увидел его. Изъян. Не в броне, не в клешне. В самом сердце конструкции, под вращающейся башней-головой. Там, где сходились десятки толстенных трубопроводов, шестерен, маховиков, там пульсировал сгусток энергии – огромный, перегретый паровой котел или ядро какого-то механизма. Источник движения и, одновременно, слабое место. Концентрация силы Фер'рокса? Или просто уязвимый узел?

Кай не раздумывал. Он вскочил на ноги, отшвырнув Молот в сторону (артефакт тяжело рухнул, вонзившись в землю рукоятью). Ему нужна была скорость, а не грубая сила. Он рванул вперед, уворачиваясь от удара другой клешни, которая прошла в сантиметрах от его головы, срезав кусок стены. Стальные жуки кинулись ему наперерез. Он не останавливался, бросаясь сквозь их строй. Его руки двигались молниеносно – не для удара кулаком, а для точечных тычков пальцами. Касание – импульс изменения – звон разбитого стекла – взрыв двигателя. Он оставлял за собой дорожку из рассыпающихся, взрывающихся механических насекомых, как смерч, проносящийся по полю.

Монстр ревел, пытаясь раздавить его ногами, раздавить клешнями. Кай прыгал, катился, уворачивался с нечеловеческой ловкостью, усиленной божественной силой. Его единственная цель – сердцевина под башней. Он видел ее сквозь пыль и металл своим Видением Изъянов. Чувствовал жар, исходящий оттуда.

Он добрался. Огромный, покрытый накипью и ржавчиной котел, стянутый толстыми стальными обручами, пылал жаром. Трубы, ведущие к нему, вибрировали от давления. Это был источник силы чудовища и его ахиллесова пята.

Кай занес руку. Не кулак. Ладонь. Он собрал всю свою волю, всю концентрацию, весь гнев на эту бездушную машину смерти, все пробудившееся мастерство кузнеца. Он не хотел просто разбить. Он хотел разрушить изнутри. Изменить саму суть материала. Сделать его не просто хрупким – сделать его нестабильным.

Он ударил ладонью по толстой металлической обшивке котла, вложив в удар не физическую силу, а сфокусированный импульс силы Игнариуса – силу изменения, умноженную на ярость и волю к разрушению.

Эффект был мгновенным и катастрофическим. Металл под его ладонью не стал хрупким. Он… вскипел. Не расплавился, а именно вскипел, как вода, превращаясь в бурлящую, шипящую массу жидкого металла и пара на глубину в несколько дюймов. Но этого было достаточно. Целостность обшивки была нарушена в критическом месте. Гигантское давление пара внутри котла, больше не сдерживаемое прочным металлом, нашло выход.

Раздался взрыв, затмивший все предыдущие грохоты. Не оглушительный удар, а сокрушительный разрыв. Котел разорвало изнутри, как перегретый паровой баллон. Взрывная волна из раскаленного пара, обломков металла и жидкого шлака сбила Кая с ног и отшвырнула его назад, как тряпичную куклу. Он ударился спиной о стену, почувствовав, как трещат ребра, и рухнул на землю, оглушенный, ослепленный вспышкой и пылью.

Когда пыль начала оседать, он, откашлявшись, поднял голову. Там, где стоял железный паук, зияла огромная воронка. Обломки его корпуса были разбросаны по всей улице, некоторые докрасна раскалены, другие уже покрывались инеем от контакта с холодным воздухом и остаточной силой льда Кая. Кое-где еще дергались обрубки механических ног, искрили оборванные провода. Зеленые линзы валялись разбитыми среди мусора. От главного монстра осталась лишь груда бесформенного, дымящегося лома.

Тишина. Относительная. Гул под землей все еще ощущался, но он вернулся к своему прежнему, фоновому уровню. Битва окончена. Кай поднялся, ощущая боль в спине и ребрах. Регенерация, дарованная силой Игнариуса, уже работала, сращивая кости, затягивая ушибы, но процесс был неприятным. Он подошел к краю воронки. Воздух над ней дрожал от жара. Среди обломков он увидел то, что привлекло его внимание – несколько крупных, неправильной формы слитков металла. Не железа. Что-то иного. Блестящего, серебристого, с легким голубоватым отливом. Они выглядели чистыми, незатронутыми ржавчиной или взрывом, как будто выплавлены заново из хаоса разрушения. Возможно, ядро монстра? След силы Фер'рокса?

Кай протянул руку, намереваясь коснуться одного из слитков. Вдруг его Видение Изъянов сработало с новой силой, но на сей раз не на слитке, а на пространстве за ним. Он почувствовал не слабость, а… концентрацию. Концентрацию чего-то холодного, расчетливого, наблюдающего. Не механического. Живого. Божественного.

Из-за груды искореженных балок, на развалинах того, что когда-то могло быть храмом или ратушей, вышла фигура.

Она была невысокой, изящной, закутанной в струящиеся одежды цвета лунного света и теней. Ее лицо скрывал капюшон, но Кай ощутил на себе пристальный взгляд – не враждебный, но невероятно острый, проницательный, видящий сквозь слои реальности. В воздухе вокруг нее мерцали слабые огоньки – то ли светлячки, то ли звезды, то ли частицы самой иллюзии. У ее ног, едва касаясь земли, стояло девятихвостое создание из серебристого меха, с глазами, полными древней мудрости и… любопытства? Лиса. Девятихвостая лиса.

– Интересно, – прозвучал голос. Мягкий, мелодичный, но с оттенком стальной хватки и едва уловимым сарказмом. Голос шел от закутанной фигуры. – Я ожидала многого от смертного, дерзнувшего поднять Молот Игнариуса. От бога, убившего Фро'стаара. Но видеть, как он дерется с ржавой консервной банкой Фер'рокса… это было по-настоящему захватывающе. Особенно тот момент, когда ты попытался починить сломанный меч. Очень… трогательно. И ужасно неловко.

Кай замер, мгновенно насторожившись. Его рука потянулась к рукояти Наковальни Мироздания. Багровые руны вспыхнули в ответ на угрозу, реальную или потенциальную. Ледяные прожилки на правой руке замерцали синим. Кто она? Еще один бог? Посланник Хеластрона? Ее аура не была похожа на ту холодную, давящую мощь, что исходила от Фро'стаара или ощущалась от Стражей Порядка. Она была… многослойной. Как мир снов. Как лунный свет, пробивающийся сквозь тучи.

– Кто ты? – Его голос прозвучал хрипло, как скрежет камней, но с новой, ледяной ноткой. – Еще одна помеха на пути?

Фигура слегка склонила голову. Капюшон откинулся, открывая лицо. Оно принадлежало молодой женщине с серебристыми волосами, спадающими до пояса, и острыми, как у лисы, ушами, торчащими сквозь пряди. Ее глаза были цвета темного аметиста, глубокие и бесконечно старые, полные знания и… насмешки.

– Помеха? О, нет, Богоборец. Скорее… наблюдатель. И, возможно, проводник. – Она улыбнулась, и в улыбке было что-то хищное, но не злое. – Меня зовут Люмин. А это, – она кивнула на лису, которая лениво вильнула всеми девятью хвостами, – это тоже я. Или часть меня. Запутано, да? Девятихвостые лунные лисы – существа сложные. Мы видим мир немного… иначе.

Лиса издала тихое ворчание, похожее на смешок.

– Ты чувствовал меня, – продолжила Люмин, делая шаг вперед. Ее одежды колыхались, как будто их касался невидимый ветер. – С тех пор, как ты вышел из Пещер. Мои иллюзии скрывали меня от глаз, но от твоего нового… Видения? Оно довольно проницательное, хоть и хаотичное. Ты видел изъяны в моей маскировке. – Она снова улыбнулась. – Импрессивно для новичка. Особенно учитывая, какая мешанина у тебя сейчас внутри. Огонь, лед, ярость, боль… и эта крошечная, почти задавленная искра того, что когда-то было просто человеком. Каем. Кузнецом из Эмберхольма.

Имя его родного города, произнесенное этим существом, прозвучало как удар хлыста. Кай вздрогнул. Ярость, смешанная с болью воспоминаний, вспыхнула в нем.

– Молчи о том, чего не знаешь! – рявкнул он, и его голос, усиленный силой, грохнул, как удар грома, заставив задрожать ближайшие руины. Багровые руны Молота вспыхнули ярко.

Люмин не отступила. Ее аметистовые глаза сузились, но в них не было страха. Было… понимание? Сожаление?

– О, я знаю, Кай. Я видела. Пепел под сапогами. Крики. Безликих Стражей в сияющих доспехах. Гнев, который сжег бы тебя изнутри, если бы не Молот. – Она сделала еще шаг. Лиса у ее ног замерла, насторожив уши. – Я вижу слои. Реальность. Иллюзии. И суть вещей. Твоя суть сейчас… это бушующий котел. Божественная сила, пытающаяся переплавить то, что от тебя осталось. И она почти преуспела. Но не совсем. – Она указала пальцем с длинным, острым ногтем ему в грудь. Не физически, а как бы обозначая точку. – Здесь. Глубоко. Там еще теплится искра. Искра того кузнеца, который мог выковать не только меч, но и красоту. Который любил. Который потерял все. Эта искра – единственное, что отличает тебя от того, кого ты ненавидишь. От Хеластрона. От слепой, бездушной силы.

Ее слова резали, как лезвия. Правдивые лезвия. Кай чувствовал, как ярость борется с чем-то новым – с сомнением? Со стыдом? С жгучим желанием закричать, что она лжет? Но Видение Изъянов, его проклятие и дар, подсказывало – она говорит правду. Он видел слабость в своих собственных доводах, в своей слепой ярости. Видел ту самую искру, о которой она говорила – маленькую, дрожащую точку света в океане божественного огня и льда.

– Зачем ты здесь? – спросил он, с трудом сдерживая голос. – Чтобы насмехаться? Чтобы помешать?

– Чтобы предложить выбор, – ответила Люмин просто. Ее голос потерял насмешливый оттенок, став серьезным. – Путь, по которому ты идешь, Кай Богоборец, ведет в пропасть. Ты убиваешь богов, поглощаешь их силу, но с каждым шагом теряешь себя. Становишься холоднее. Жестче. Ближе к тому, чтобы самому превратиться в бога – такого же безжалостного и чуждого жизни, как те, кого ты уничтожаешь. Твой Молот… – она кивнула на Наковальню Мироздания, – он инструмент творения, а не только разрушения. Но ты используешь его как таран. Как и вон тот меч. – Она указала на обломки его неудачного творения. – Грубо. Без понимания. Без души.

Она сделала паузу, давая словам проникнуть.

– Я вижу другой путь. Трудный. Почти невозможный. Путь, где ты научишься не только разрушать, но и созидать. Где твоя сила станет не проклятием, а инструментом перемен. Где ты найдешь не только месть, но и… искупление. – В ее глазах мелькнуло что-то неуловимое. – И, возможно, нечто большее. Но для этого тебе нужен проводник. Кто-то, кто видит сквозь иллюзии твоей ярости и божественной мощи к той искре человечности внутри. Кто-то, кто помнит имя Кай.

Лиса у ее ног мягко тявкнула, как бы подтверждая слова.

– Ты предлагаешь себя? – Кай усмехнулся, и звук вышел сухим, ледяным. – Хитрая лисичка, ведущая волка к пропасти? Зачем тебе это?

– Любопытство, – честно ответила Люмин, и в ее улыбке снова появился хищный блеск. – Мне интересно, что из этого выйдет. Интересно, сможет ли смертный, обремененный силой бога, сохранить себя. Интересно, что произойдет с этим прогнившим миром богов, если в нем появится сила, способная не только ломать, но и строить. А еще… – ее взгляд стал мягче, – мне жаль ту искру. Ее слишком легко погасить. И мир станет беднее без нее.

Кай молчал. Битва внутри него бушевала с новой силой. Ярость, подпитываемая Молотом, требовала уничтожить эту наглую тварь, посмевшую сомневаться в нем, в его праве на месть. Холод Фро'стаара шептал о расчете, о безразличии, о том, что ее слова – лишь слова, не стоящие внимания. Но та самая искра, о которой она говорила… она откликалась. Слабо, но упрямо. Воспоминанием о мирной жизни у наковальни. О тепле домашнего очага. О боли потери, которая была человеческой, а не божественной яростью.

Он посмотрел на обломки меча. На грубо залеченный шов. Напоминание о неудаче. О его неумении творить. А потом – на воронку, оставленную взрывом котла. На демонстрацию силы изменения, точной, смертоносной, но все еще разрушительной.

Молот на его плече гудел, призывая к действию. К разрушению или созиданию? Он еще не знал.

Люмин стояла, ожидая. Ее фигура в лунных одеждах и девятихвостая лиса у ее ног казались единственными живыми, неискаженными точками в этом царстве мертвого металла и пепла. Предложение висело в воздухе, хрупкое, как паутина, но невероятно важное.

Выбор. Путь чистого разрушения. Или путь, ведущий в неизвестность, где было место не только божественной силе, но и той самой искре.

Кай глубоко вдохнул. Воздух пах гарью, металлом и… надеждой? Или это была иллюзия?

Он еще не знал ответа. Но знал, что его путешествие только началось. И имя его Молота – Наковальня Мироздания – обретало новый, пугающий и манящий смысл.