Читать книгу Чернила на асфальте - - Страница 5

Тьма. Не просто отсутствие света, а нечто физическое. Густая, вязкая, проникающая в лёгкие вместе с запахом тлена и в душу вместе с леденящим ужасом.

Три месяца назад, в объятиях феи Морганы, я отдавался тьме полностью и считал её идеальным проводником к забвению. Но здесь, в подземелье, она была другой – живой, чужеродной и откровенно чудовищной. Она прятала в себе вещи, от которых стыла кровь.

Длинная серия моих командировок должна была подойти к концу ещё вчера. Я уже видел себя в своей московской квартире, заваривающим кофе и ругающим Колобка за крошки на полу. Но, как обычно, что-то пошло не так.

Воздух был спёртым и ядовитым. Здесь жутко воняло помоями и мертвечиной. Первый запах для канализации был привычным, почти домашним. Второй – едкий, сладковатый и гнилостный – говорил лишь о том, что мы идём по верному следу. Самому мерзкому из всех возможных.

Что-то хрустнуло под моим сапогом с противным, влажным щелчком. Кажется, это была чья-то кость. Не старая и высохшая, а свежая, с остатками плоти.

– Стоять, – сипло бросил Коршун, идущий на два шага впереди. Он замер, а я понял это только на слух – настолько тут было темно.

Я инстинктивно присел, затаив дыхание. Тишина стала абсолютной, если не считать мерного капанья воды и бешеного стука сердца в висках.

– Ложись! – просипел у меня за спиной Колобок.

Он не стал ждать. Его упругое тело с силой толкнуло меня в бок, сбивая с ног. Я грузно шлёпнулся в липкую, холодную жижу, и в тот же миг коридор озарила ослепительная, кислотно-зелёная вспышка. Воздух с грохотом разорвался где-то прямо над нами. Горячая ударная волна вдавила меня в пол. Острая боль впилась в бедро – та самая кость, что хрустнула под ногами, теперь застряла во мне, как грязный шип.

Сдавленно выругавшись и стиснув зубы от боли, я поднял голову. Пять пылающих зелёных рун, похожих на ядовитых пауков, с шипением разбивались о полупрозрачный синий щит, который Женька успел выбросить перед собой в последний момент. В их зловещем, колеблющемся свете я разглядел того, кто их швырнул.

В дальнем конце тоннеля стоял тучный пацан. Лет девятнадцати, не больше. Лицо одутловатое, детское, но искажённое гримасой нечеловеческой ярости. И это было самым жутким. Не монстр, не древнее зло. Парень. Почти ровесник. Чья-то бывшая надежда, чей-то сын.

Последняя, самая крупная руна каплевидной формы впилась в центр щита. Хруст, будто лёд под колёсами. Щит Коршуна рассыпался на тысячи синих осколков. Он сдавленно ахнул и рухнул на одно колено, схватившись за грудь.

– Леди! – хрипло крикнул он, и его голос эхом покатился по тоннелю.

Из чёрной воды канализационного стока рядом с ним взметнулась тень. Медуза Горгона. Её змеиные волосы зашипели, а обращающий в камень взгляд был направлен в темноту, где скрылся нападавший. Не дожидаясь нас, она ринулась в погоню, бесшумно скользя по поверхности, как призрак.

Колобок, отряхиваясь от склизкой грязи, помог подняться сначала мне, потом – Коршуну. Нам обоим стало заметно тяжелее двигаться – я хромал, а Женька дышал прерывисто и хрипло.

– Быстрее, а то уйдёт! – прошипел Коршун, с силой опираясь на моё плечо.

Теперь было не до скрытности. Мы оба щёлкнули предохранителями и включили тактические фонари на пистолетах. Два ярких луча, как скальпели, вскрыли ужас, что творился вокруг.

Мы вошли в следующую секцию коллектора. Стены здесь блестели. Не водой. Чем-то густым, тёмным, отражающим свет. Я медленно провёл лучом по стене, и ужас, холодный и липкий, сковал мне горло.

Кровь. Ею было покрыто всё. Стены, потолок, пол. Она стекала ручьями и засыхала. Но самым чудовищным были нарисованные ею узоры. Огромные, сложные, изощрённые символы и круги, выведенные кровью на каждой доступной поверхности. И повсюду, словно жуткий декор, валялись… чёрт.

Когда-то это было людьми.

За четыре года службы я видел всякое. Видел, как твари пожирают плоть, как чернокнижники вырезают руны на коже жертв. Но это… это был конвейерный ад. Безумие, возведённое в абсолют. К горлу подкатила волна тошноты, кислая и неумолимая. Я сглотнул, сплюнул в сторону и понял одно: как-нибудь потерплю боль в ноге. Чудовище, устроившее эту бойню, по земле ходить не должно.

Пользуясь связью с Колобком, я превратил тот участок ноги в хлеб, вытащил кость и сделал шаг вперёд, отбрасывая её в сторону.

– Думаете, я не знаю, кто вы? – раздался из тёмного конца тоннеля его высокий, противный, до ужаса юный голос. – Сказочники дохнут, как обычные люди!

И снова ярко-зелёные руны, как стая светящихся ос, сорвались с его пальцев. Но они не долетели до нас, а зависли в нескольких шагах и вспыхнули. А следом раздался до боли знакомый звук – нарастающий пронзительный вой, будто сама реальность рвётся по швам.

Коршун, бледный как смерть, выругался так, что, казалось, стены задрожали:

– Твою мать! Разрыв!

Прямо перед нами, в двадцати шагах, воздух затрепетал и пошёл трещинами. Чёрная щель с мерцающими голубыми краями стала расползаться поперёк коллектора.

Чёрт. А в той тёмной комнате с феей было не так уж и плохо.

Когда из разрыва показалась облезлая голова и тощие, землистого цвета руки, мы инстинктивно ожидали мстителя. Или буревестника. Но реальность оказалась куда изощрëннее.

Наши часы на запястьях синхронно завизжали. Экран залился багровым, высвечивая чёткую и безжалостную шестëрку. В школе кто-то говорил мне, что, если тварь шестой категории в облике человека, надо радоваться – ведь это «чёрная душа», а не «крушитель». Мол, с первой можно бороться точечно, а второй просто снесёт полквартала.

Я не чувствовал ни капли радости. Потому что крушители, при всей их мощи, хотя бы не были ядовитыми.

Сущность выскользнула из разрыва и выпрямилась. Со спины она могла сойти за обычную исхудавшую женщину лет сорока в грязном платье. Но когда она повернулась, дыхание перехватило.

Её лицо было маской безразличной скорби, но на ладонях уже сверкали, переливаясь слизью, тончайшие нити паутины. А на шее, прямо под кожей, пульсировал и двигался огромный синеватый комок. Кожа натянулась и лопнула, обнажив хитиновые жвалы, которые щёлкнули, выпуская струйку едкого дыма.

– Не дай ей заплести ловушку! – крикнул Коршун, отступая.

Я вскинул «Анаконду». Выстрел. Грохот оглушил уши. Пуля, вспыхнув белым, ударила ей в грудь, отбросив к самому разрыву. Второй выстрел – в голову. Третий – в тот самый комок на шее.

Сущность дёрнулась, из ран хлынула чёрная жижа, но она не рассыпалась. Чёрная дыра разрыва, вместо того чтобы поглотить её, вытолкнула обратно, словно отпружинила. Она отлетела к противоположной стене, оттолкнулась от неё с нечеловеческой скоростью и ринулась прямо на меня.

– Суки! – проорал из темноты пацан. Его голос срывался от истерики и восторга. – Познакомьтесь с моей матушкой!

– Ну да, – издевательски сплюнул Коршун, отскакивая за угол секции. – У такой славной мамаши просто не мог вырасти другой сын!

Чернокнижник взвизгнул от ярости и швырнул в его сторону сгусток энергии. Но руны, долетев до края нестабильного разрыва, отрикошетили, как мячики, и впились в потолок и стены, прожигая в бетоне дымящиеся кратеры.

В это время Колобок, с рёвом бросившийся на мою защиту, замахнулся своей огромной лапищей. Но «матушка» ушла от удара со скоростью, непостижимой для её формы. Её пальцы дёрнулись – и невидимые до того паутинки, натянутые в воздухе, сомкнулись на руке голема с сухим щелчком. В следующий миг она дёрнула их на себя.

Раздался звук, от которого свело скулы, – будто режут свежий хлеб острым ножом. С руки Колобка несколькими аккуратными ломтями срезало огромные куски теста. Он отшатнулся с оглушённым хрустящим стоном.

– Осторожно, нити! – закричал я, паля по ногам твари, чтобы сбить её с ритма. Пули вязли в полу, но одна всё же чиркнула по её лодыжке. Она даже не вздрогнула, лишь повернула ко мне своё скорбное лицо. Рот её неестественно растянулся, и из горла, мимо жвал, вырвался тонкий плевок. Я инстинктивно отпрыгнул, и жёлтая капля, шипя и дымясь, прожгла камень там, где я только что стоял.

Из тени, как призрак, возникла Медуза. Её каменящий взгляд был направлен на чёрную душу. Но тварь, словно чувствуя опасность, резко дёрнула головой, и взгляд Горгоны лишь на миг скользнул по её плечу. Плечо тут же покрылось серым налётом, движение стало чуть скованнее, но не остановилось.

– Она слишком быстрая! – просипел Коршун, пытаясь зайти с фланга. – Не даёт сфокусироваться!

Чёрная душа между тем работала своими нитями, как дирижёр смертельной симфонии. Она опутала пространство вокруг себя невидимой паутиной, создавая ловушки. Колобок, пытаясь атаковать снова, едва не лишился ноги, лишь чудом успев отпрянуть. Медуза металась по периметру, но паутинки, расставленные на полу, жгли её змеиные волосы, заставляя отступать с шипением.

Мы оказались в ловушке. Впереди – чудовище с мономолекулярными нитями и кислотным плевком, позади – нестабильный разрыв, пожирающий реальность, а по бокам – стены, исписанные кровью. И где-то в темноте хохотал сумасшедший мальчишка, для которого всё это было лишь местью сказочникам, отобравшим у него, как он считал, мать.

Внезапно Колобок нашёл выход. Отчаянный, безумный и на сто процентов наш.

– Леди, подсоби! – прохрипел он, и его голос прозвучал уже откуда-то сверху.

Он оторвал от своего израненного хлебного тела свою же круглую голову и что есть сил метнул её в чернокнижника, пользуясь уцелевшей рукой и последними крупицами утихающей связи. Хлебная пасть противно щёлкала в полёте, обнажая острые зубы-сухари. Это было настолько неожиданно и отвратительно, что чернокнижник, вскрикнув, чисто рефлекторно шлёпнулся на задницу. Голова Колобка, словно окровавленный мяч, просвистела в сантиметрах от его лица.

И этого мига растерянности хватило. Медуза, в прыжке оказавшись рядом, наклонилась к пацану. Её змеиные волосы зашипели в унисон. Она посмотрела ему прямо в глаза – и наш толстый мальчик застыл с гримасой идиотского ужаса, превратившись в очередную жутковатую статую в этом подземном аду.

Он не успел ни крикнуть, ни защититься – просто стал каменным изваянием. Чëрная душа зашипела – то ли от досады, то ли от тоски по любимому сыночку. Теперь настала наша очередь окружать жертву.

– Гони её! – скомандовал Коршун, и мы с ним, как на учениях, начали работать.

Выстрел. Выстрел. Я палил слева, Женька – справа. Рунические пули из моей «Анаконды» и «Глока» Коршуна свистели, вынуждая тварь метаться. Она отскакивала, шипя, плевалась ядом, но мы держали дистанцию и не давали ей ни секунды передышки.

В панике она отступила в дальний угол, туда, где паутина была сплетена особенно густо. И сама же в неё угодила. Мономолекулярные нити, не различая своего и чужого, впились в её собственные конечности, сковав движение.

Она наклонилась, желая разрезать путы своими острыми когтями. В этот момент голова Колобка, оторванная от тела, но всё ещё способная прыгать, подскочила, как неуклюжий баскетбольный мяч, и вцепилась зубами-сухарями в её ногу, намертво приковав к месту.

Медуза, бесшумно зайдя сзади, действовала с хирургической точностью. Одной рукой она резко оттянула голову чёрной души за волосы, обнажив шею. Другой – размахнулась кривым клинком. Удар был быстрым и беззвучным. Голова отделилась от тела, которое медленно осело в собственные сети, дëргаясь в конвульсиях.

Горгона вытянула отрубленную голову вперёд, повернула к себе и пристально, в упор, посмотрела в её ещё живые глаза. Камень пополз по коже, сковывая последние подёргивания, навеки запечатывая в себе ужас и скорбь. Через мгновение в руке Леди была уже не голова, а тяжёлый булыжник.

– Персей плохому не научит, – цинично бросила она, отбрасывая «сувенир» в сторону, где он с глухим стуком покатился по кровавому полу.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашим тяжёлым дыханием и шипением кислоты на стенах бетонной клоаки. Оставалось только одно – закрыть разрыв. Он всё ещё мерцал поперёк тоннеля, словно насмехаясь над нашей маленькой победой.

***

К счастью, из разрыва больше никто не вылез. Мы закрыли его старыми-добрыми путеводными нитями, работая иглами как настоящие портные. Золотое сечение медленно затянуло и схлопнуло дыру в реальности. Она с шипением рассосалась, а мы начали искать путь на поверхность.

Через несколько секций над головами замаячил одинокий лучик рассветного солнца, робко пробивавшийся сквозь ржавую дырку в чугунном люке. Медуза поднялась первой, выбила тяжёлую крышку точным пинком, и мы выползли наружу, как черти из табакерки, жадно вдыхая воздух, не отравленный смертью и тленом.

Плоть моя снова стала полностью человеческой. Наконец-то я смог нормально отдышаться и перевязать ногу. Двадцать пять градусов тепла тут же заставили расстегнуть прокопчённый китель после леденящего холода канализации. Яркие лучи летнего солнца слепили глаза и отражались от серебряного купола Знаменского собора, сиявшего в полусотне метров от нас. В Курске наступало утро.

Коршун вытащил из кармана смятую пачку сигарет и, отряхнув от налипшей склизкой гадости, молча протянул мне. Я лишь мотнул головой – не хотелось после многочасового зловонья травиться ещё и табачным дымом. Женька пожал плечами, закурил сам и сделал первую, глубокую затяжку, выпуская струйку дыма в чистый воздух.

Когда-то, в самом начале, я видел в нём живую легенду. Призыватель Лернейской Гидры и Медузы Горгоны. Суровый альбинос, прячущий титаническую силу воли за субтильным телосложением и вечно молодым лицом. Обладатель высшей государственной награды Ордена – медали «За защиту реальности», вручённой лично Молотовым.

Но спустя четыре года работы в паре я начал различать за легендой человека. Циничного, уставшего рыцаря в ржавых доспехах, который любил в этом мире, пожалуй, всего две вещи – свою работу и своего фамильяра. Ему было уже тридцать шесть, и даже альбинизм не скрывал морщинок усталости под его бледно-голубыми глазами. Подбородок его теперь украшала нелепая жидковатая белая эспаньолка, в данный момент испачканная в крови, нечистотах и боевой магии.

Женька достал влажную салфетку из походного набора, тщательно протёр руки и лицо, и, глядя куда-то поверх сияющего купола собора, сказал:

– Знаешь, ты молодец.

Я вздрогнул, чуть не выронив из рук телефон. Похвала? От Коршуна? Нет, сегодня в стоках мы видели всякое, но даже на фоне сюрреалистических ужасов подземелья добрые слова от Женьки казались явлением из параллельной реальности. Он будто почуял моё удивление и коротко усмехнулся, уголки его глаз сморщились.

– А что, я неправ? Брось. Я никогда не верил, что из того хвастуна и безнадёжного оптимиста, каким ты пришёл, получится хороший агент. Но сегодня… – он выдохнул новое облачко дыма и зажмурился, будто довольный кот, греющийся на солнце. – Сегодня я понял, что ошибался. Там внизу был настоящий кошмар, сплаттерпанк в чистом виде. Но ты действовал собранно и хладнокровно. Почти как ветеран.

– Спасибо, – криво усмехнулся я, чувствуя, как нелепая гордость смешивается с усталостью. – Но это, чёрт возьми, внезапно. Ты никогда не хвалил своих напарников. Вообще никогда.

– Просто до тебя не было нормальных, – выдохнул он, бросая окурок и наступая на него каблуком. – Все или трусы, или идиоты. А ты… просто делаешь свою работу. Без пафоса.

Мы побрели дальше, вдоль ограды Первомайского парка. Редкие прохожие – бабушки с сумками на колёсиках, мамы с колясками, спешащие на родимый завод краснолицые мужики – неслись мимо, по своим срочным и не очень делам. Они шли по асфальту, под которым всего полчаса назад бушевал филиал ада, и даже не подозревали, что двое грязных, пропахших смертью мужчин только что сохранили их привычное, мирное утро. В этом было и наше пожизненное проклятие, и наш главный смысл.

***

В Доме Курской общины мы отмылись с трёх раз, переоделись в чистую форму и получили служебные билеты на ближайший поезд до Москвы. Уже расположившись в нашем купе и заварив крепкий чай в звенящем стакане с подстаканником, я повернулся к Женьке, глядя на его усталое лицо, отражавшееся в тёмном окне.

– Слушай… Ведь ещё пару лет назад такого не было. Откуда берутся эти самоучки? Как этот пацан, шагу не ступавший в общину, смог открыть разрыв и привязать чёрную душу?

Коршун тяжело вздохнул, отставив стакан.

– Я бы списал всё на родственные связи или проклятое место, но нет. Всё гораздо хуже. После того как Орден поменял политику и стал «ближе к людям», любой, обнаруживший в себе пророческий дар, может начать колдовать не интуитивно, как раньше, а пользуясь открытыми источниками. Сам посмотри: для одарённых открывают ночные клубы и устраивают закрытые вечеринки. Заявить, что ты вольный пророк, теперь модно и круто, а не опасно. Есть даже просветительский канал на «Ютубе» про тварей и руны, которых они боятся – якобы для того, чтобы простые люди смогли справиться с ними сами, если поблизости нет сказочника. – Он горько усмехнулся. – И ты думаешь, что одарённому, который решил использовать дар во вред, будет сложно обернуть эту информацию в обратную сторону? Не нужно быть гением, чтобы понять: оружие сказочников работает против них самих.

Я молча кивнул, а Женька, нахмурившись, продолжил, глядя куда-то поверх моей головы:

– И я думаю, что в ближайшее время этого дерьма будет только больше.

– Почему?

Коршун отвёл взгляд к окну, за которым медленно проплывали уютные улицы спящего Курска, и накрутил свою жидковатую бородку на палец.

– Глеб вчера написал. Грошев все эти три месяца, пока мы по помойкам ползали, строчил законопроект, согласно которому Орден официально допускает существование даже сильных одарённых вне своих структур. Теперь, если ты хочешь использовать свой дар в работе или бизнесе – никаких проблем. Просто встань на учёт в Орден, тебе окажут методологическую поддержку и даже могут помочь с трансформацией дара, если обоснуешь необходимость. За твой счёт, разумеется.

– Да никто в жизни не подпишет такой бред! – возмутился я, сильно стукнув подстаканником о столик. – Это же… полная анархия получится! Они что, совсем с катушек съехали?

Женька снова посмотрел на меня, выдержав тяжёлую паузу. Его бледные губы искривились в безрадостной ухмылке.

– Я тоже так думал. Но вчера этот проект приняли во втором чтении. Осталось третье – чистая формальность.

Я чуть не поперхнулся чаем, сладость которого не смогла перебить внезапно возникшую во рту горечь. Мне всего двадцать два, но сейчас я чувствовал себя глубоким стариком, который смотрит на мир, ставший ему чужим. Через восемь часов я приеду в Москву, но не в ту, из которой я уезжал.

Это будет мир, где клубы вроде «Диаманта» станут нормой, а вскоре появятся «Пекарня Бабы-Яги», «Клининговый сервис Золушки» и чёрт знает что ещё. В то время как обычным сказочникам, отслужившим своё, нельзя будет полноценно использовать дар на пенсии, бизнесменам-одарённым в этом даже помогут. Ради «развития экономики» и подкрепления авторитета Ордена в стране.

Я залпом допил остывший чай, ощущая, как его тепло бессильно расходится по телу, не в силах согреть ледяную пустоту внутри. Забрался на верхнюю полку и изо всех сил зажмурился, пытаясь отогнать накатывающие дурные мысли. Старина Колобок, будто чувствуя мой настрой, устроился у меня под боком, и его присутствие на удивление помогло.

Я глубоко вдохнул, отвернулся к прохладной стенке вагона и уснул мёртвым сном, не собираясь открывать глаз до самой Москвы. Потому что тот мир, что ждал меня там, мне пока не снился даже в кошмарах.