Читать книгу Песнь затонувших рек - Группа авторов - Страница 3

Ранним утром следующего дня, когда в небе занималась сонная розовая заря, в дверь постучали.

В наших краях такое случалось редко. Обычно, проходя мимо чужого дома, деревенские просто кричали во все горло: это считалось самым действенным способом общения с соседями. Некоторые и вовсе заходили в дом без предупреждения и приносили угощение и свежие сплетни. С колотящимся сердцем я лихорадочно перебирала в уме варианты: это мог быть чиновник, снова началась война, случилось что-то страшное.

Открыть я не успела: меня опередила мать. Она поспешно накинула верхнее платье на нижнюю рубаху, запахнула его, протерла заспанные глаза. А когда отворила дверь, я ахнула.

На пороге нашего старого ветхого домишки, построенного несколько десятков лет назад, стоял тот самый молодой воин, которого я встретила вчера. Со вчерашнего дня я успела забыть, насколько он хорош собой, как забываешь о боли, когда та проходит. Он переоделся в темное строгое платье и крепче затянул пучок, прическа подчеркивала точеные линии скул и подбородка. Он выглядел иначе, старше. Хотя при первой встрече он показался мне холодным, в его позе тогда чувствовалась непринужденность, а манера общения была беззлобной. Сегодня от этой мягкости не осталось и следа: его проницательные черные глаза смотрели бесстрастно, взгляд ничем не выдавал цель визита.

Моя боль в груди, которая по утрам всегда усиливалась, внезапно стихла.

– Доброе утро, – обратился он к матери и низко поклонился. – Надеюсь, я вам не помешал.

– Не помешали, – ответила мать, но я уловила ее беспокойство. – Но позвольте спросить, кто вы?

– Фань Ли, – ответил он и приосанился. – Политический и военный советник Гоуцзяня, правителя княжества Юэ.

В этот раз я не смогла сдержать удивления. Фань Ли! Ну разумеется, как я сразу не догадалась? О советнике ходило столько слухов: говорили, что его ум острее меча, красотой он не уступает самому драгоценному нефриту, а в свои двадцать два добился большего, чем мужи вдвое его старше. Его таланты поразили нашего правителя, еще когда Фань Ли был отроком, и, стремительно поднявшись по карьерной лестнице, он стал одним из самых доверенных приближенных Гоуцзяня. О нем слагали легенды, его восхваляли в стихах. В глазах нашего народа он был непогрешим. Последний праведник Поднебесной, один из немногих, кто ставил интересы государства выше собственных и отличался полным безразличием к мирским желаниям и низменным порывам.

– О! – Опомнившись, мать торопливо присела в подобии реверанса. Аристократы не жаловали нашу деревню визитами, поэтому этикетом мы не владели: нас этому попросту не учили. – Большая честь для нас, господин… Рады видеть вас в нашем краю.

Глаза Фань Ли скользнули мимо нее и остановились на мне, но он как будто меня не узнал. В его взгляде читалось лишь спокойное расчетливое любопытство. Я поняла, что он не мог меня узнать: вчера на мне была вуаль. Но в таком случае я тем более не понимала цель его прихода. Что ему могло от нас понадобиться?

– Это та самая Си Ши? – спросил он.

Мать замялась и настороженно ответила:

– Да, это Си Ши. Моя дочь.

По-прежнему глядя на меня, он промолвил, в этот раз обращаясь ко мне:

– Слухи не врут. – Он буравил меня невозмутимым взглядом. – Ты действительно очень хороша. – Его слова не прозвучали как комплимент, рассчитанный мне польстить, он скорее констатировал факт.

Я молчала. Я еще не отошла от шока и все равно не знала, что ответить. Людям нравится, когда красавицы не подозревают о своей власти, легко краснеют и смущаются от похвалы, все любят видеть перед собой девушек кротких, молчаливых, неуверенных и ищущих подтверждения своей значимости в чужих словах. Но это же сплошное притворство. Всю жизнь мне повторяли, что я красива. Услышав это столько раз, разве могла я делать вид, что этого не знаю? Человеку высокого роста глупо притворяться коротышкой, так и красавице нелепо робеть от комплиментов.

– Вы что-то ищете? – спросила мать и встала между нами, загородив меня собой, коснувшись моего локтя и легонько его сжав. Это был наш тайный знак, он означал «не волнуйся, все будет в порядке».

– Это долгая история, – ответил Фань Ли и наконец отвел взгляд. Мне показалось, будто порвалась связывавшая нас нить. – Вы разрешите войти?

– Конечно. Си Ши, проводи советника в дом, – промолвила мать и отошла в сторону. – Я вскипячу воду для чая.

По правде говоря, в нашей хижине было так тесно, что мне не пришлось его провожать, мы прошли лишь пару шагов и остановились у стола. Фань Ли разгладил платье, поправил широкие рукава и изящно присел на один из низких табуретов. Я села напротив. Повисла густая тишина, в которой обострились все звуки. Я слышала шорох сухих чайных листьев в соседней комнате – мать бросала их в кипящую воду. Наверняка взяла дорогой чай, который мы берегли на Лунный Новый год. Она что-то неразборчиво шептала отцу. Вскоре они вдвоем вышли из кухни, мать несла на подносе дымящийся глиняный чайник, а отец с ошарашенным видом смотрел на гостя, будто сомневался, не снится ли тот ему.

– Благодарю, – сказал Фань Ли, когда мать наполнила его чашку и по комнате разлилось густое терпкое благоухание чайных листьев. Ему досталась моя чашка: лишних у нас не было. – Что до цели моего визита – правитель Гоуцзянь поручил мне отыскать невесту безупречной красоты.

Сердце забилось сильнее. «Невесту». Все детство я слышала это слово, но сейчас, когда напротив сидел советник вана[3], а за окном золотился рассвет, оно зазвучало совсем по-новому.

Мать с отцом переглянулись.

– Для… для вас? – нахмурилась мать. – Но неужели в княжестве мало девушек, которые хотели бы выйти за вас замуж, почему вам пришлось…

– Нет, вы меня не поняли, – Фань Ли поставил чашку. – Она предназначается вану Фучаю, правителю княжества У, это дар почтения от княжества Юэ. Я искал невесту повсюду и вижу, что Си Ши идеально подходит на эту роль.

У меня вырвался тихий непроизвольный стон то ли потрясения, то ли ярости, то ли страха. При одном упоминании Фучая сжалось нутро. Его пристрастие к вину и женщинам было хорошо известно, он побывал во всех борделях столицы Юэ, а плотские утехи считал важнее государственных дел. Но Фучай сокрушил нашу армию и победил нашего вана. Он был врагом моего народа и причиной наших бед.

Из-за него в деревню пришли солдаты.

Из-за него убили Су Су.

– Что? – выпалила я. – Но он чудовище!

Услышав мой голос, Фань Ли взглянул на меня по-другому. Он меня узнал, но было уже поздно. На его лице промелькнуло что-то вроде печали и даже сожаления, но он быстро взял себя в руки. Посторонний ничего бы даже не заметил, так быстро сменились чувства на его лице.

– Задание не из приятных, согласен, – продолжал он, будто ничего не произошло, однако я заметила, что его голос стал более сдержанным. – Невестой ты будешь только называться. На деле ты будешь шпионкой вана. Тебе предстоит отвлекать Фучая от государственных дел и влиять на него в наших интересах, находясь в непосредственной близости и собирая для нас важные сведения. Другими словами, ты – ключевой элемент нашего плана мести, и с твоей помощью мы окончательно разгромим княжество У.

Мы с родителями потрясенно замолчали.

Фань Ли с мрачным видом сжимал в руках чашку, над ней поднимались призрачные завитки белого пара. Выглядел он очень серьезным.

– Но это… – У меня вырвался смешок, когда я осознала всю абсурдность происходящего. – Извините, но это смешно! Я не могу стать наложницей вана. Я никогда не была замужем. Я даже не выходила за пределы своей деревни. Я не умею делать реверансы, я не знаю, что едят придворные…

– За десять недель тебя всему научат, – ответил он, будто ждал подобной реакции. – Я сам буду следить за обучением: все пойдет по плану. Поверь, с моим наставничеством через десять недель ты будешь готова переступить порог дворца У.

В горле застрял комок. Комната вдруг показалась тесной, чайный аромат – удушливым. У меня закружилась голова и перепутались все мысли.

– Она же простолюдинка, – дрожащим голосом ответила мать и покачала головой. Она редко кому-либо отказывала, тем более вану: это было бы равноценно государственной измене. Но сейчас она стояла рядом и крепко держала меня за плечо. – Этот брак, эта… миссия – неужели не найдется никого более подходящего?

– Мы планируем послать двух девушек, – ответил Фань Ли, – наложницу и фрейлину. Другая девушка из вашей деревни уже согласилась быть фрейлиной. Но, честно говоря… с тех пор как я отправился на поиски наложницы, я побывал во многих местах и повидал немало красивых девушек с лебединой грацией и тонкими соловьиными голосами. Однако рядом с Си Ши все они меркнут, как звезды рядом с луной. Меня привели к вам деревенские слухи, но теперь я увидел Си Ши своими глазами и понял, что языки не врут: о ее красоте будут слагать легенды. Если к Фучаю отправится она, наши шансы на успех очень высоки.

– А что со мной будет, если я добьюсь успеха? – прошептала я.

Наши взгляды встретились, и на миг все вокруг исчезло. Затихли печальные гусиные крики и смолк шорох деревьев. Мир сузился до этой комнаты, и остались лишь мы вдвоем. Дрожь пробежала по телу, будто в глубине души я уже тогда осознавала важность того, что последует.

– Если это произойдет, Си Ши, – тихо произнес он, – ты спасешь наше княжество и навек изменишь ход истории.

Судорожно дыша, я выбежала во двор.

Хотя на улице было тепло, а небо посветлело, я дрожала от холода. Все плыло перед глазами. Колени подгибались. Оставшись одна на улице, я попыталась представить будущее, нарисованное для меня Фань Ли. Мне виделись позолоченные залы, алые одеяния и шпионские секреты, но на большее моего воображения не хватало. За всю свою жизнь я видела и слышала так мало: тихое журчание реки да цветущие лотосы в нашем пруду.

Я крепко зажмурилась и облокотилась о твердую стену дома. Дыхание успокоилось, но в ушах по-прежнему звучали слова Фань Ли. «О ее красоте будут слагать легенды». «Ты спасешь наше княжество и изменишь ход истории». Легенды, история – я и слов таких раньше не знала. Они казались очень важными и весомыми. Я попробовала произнести их и ощутила во рту резкий привкус крови и металла. Эти слова так отличались от привычного мне слова «красота». Красота была моим благословением и вечным проклятием, недолговечная, мимолетная, она легко увядала, как сливовый цвет после первых зимних заморозков. Размышляя об этом, я тихо и горько усмехнулась.

Деревенские тетушки все время твердили, что красота изменит мою судьбу. Но вряд ли кто-то из них догадывался, что это произойдет таким образом.

За спиной послышались шаги.

Я похолодела. Шаги отца были тяжелее, матери – проворнее.

– Я пока не решила, – вымолвила я.

– Знаю, – тихо ответил Фань Ли. Он вышел из тени, луч солнца осветил его точеные черты и изысканные переливы синего платья. – Мне понятно твое замешательство.

– Это изменит всю мою жизнь, – выпалила я, хотя, наверное, не стоило говорить это вслух, тем более советнику вана. Но я продолжила: – И не только мою.

– Знаю, – повторил он и остановился в нескольких шагах, хотя мог подойти ближе. Но, видимо, решил не делать этого из вежливости, благочестия, а может, из уважения к моим чувствам. Или просто привык держаться ото всех на небольшом расстоянии.

– А как же мои родители? Кто позаботится о них, если я уеду? – Я не заметила, как впилась ногтями в ладони, и на коже остались следы в виде красных полумесяцев. Я заставила себя разжать кулаки и убрала руки за спину. – Я единственный ребенок. – Слова оцарапали горло. Правильнее было бы сказать «единственный оставшийся ребенок», но мне было слишком больно это произносить. Могла ли я по-прежнему считать себя чьей-то сестрой? «Сестра» – это слово тонкой нитью связывало двух людей, и они становились частями целого. Без Су Су эта нить повисла, а слово утратило смысл.

– Об этом не волнуйся. Я прослежу, чтобы им выдали достойную компенсацию и обеспечили едой и одеждой до конца дней, им ни дня больше не придется работать, если сами не захотят.

– Это правда? – спросила я, не смея поверить услышанному.

Его ясные глаза не лгали.

– Даю слово.

– Боюсь, одного слова недостаточно. Я предпочла бы письменный документ с княжеской печатью, где фиксировалось бы все, что вы сказали.

Кажется, мне снова удалось его удивить.

– Если хочешь, получишь такой документ, – медленно проговорил он. – Но ты должна поехать.

Признаюсь, это было заманчиво. Очень заманчиво, но…

– Не стану лгать, миссия непростая. Напротив, тебя ждет много препятствий и даже опасностей. Придется оставить семью, быстро освоиться в придворном кругу и научиться видеть насквозь аристократов и придворных – а все они волки в овечьей шкуре. Деревенская жизнь бесхитростна, все как на ладони. Во дворце же все живут двойной жизнью. Тот, кто еще минуту назад тебе улыбался, через миг воткнет нож в спину. И конечно, – его тон стал отрывистым и мрачным, – тебе предстоит встреча с самим ваном.

Я тяжело выдохнула и почувствовала, как по спине побежали мурашки. «Да уж, еще одна мелочь», – подумалось мне.

– Ты будешь делить с ним постель, – промолвил Фан Ли холодно и собранно, будто речь шла о государственных делах. Хотя, пожалуй, так оно и было. Политика и власть – тут не до романтики. – Ты должна будешь его обаять, расположить к себе, чтобы во всем мире у него не осталось никого дороже тебя. Он не отличается строгой моралью и еще никогда не проявлял привязанность только к одной женщине.

– Так почему вы думаете, что он привяжется ко мне? – спросила я, повернула голову и посмотрела ему в глаза. – Я никогда даже не пробовала очаровать мужчину. По крайней мере, нарочно.

– Тебе и стараться не нужно, – ответил он.

– Я никогда никого не целовала, – призналась я.

Он замер. Откашлялся. Прежде он говорил о соблазнении без тени эмоций, но упоминание о поцелуе вызвало на его щеках легкий смущенный румянец. Впервые до меня дошло, что он старше меня всего на два года.

Мои губы тронула невольная улыбка. Внезапно осмелев, я произнесла:

– А еще вы сказали, что научите меня, как соблазнить вана. Вы правда сможете мне помочь?

Его левая ладонь сжалась в кулак – движение было легким и неосознанным, почти незаметным под длинным рукавом.

– Ты ошибаешься, – произнес он.

– В чем?

– Если ты согласишься участвовать в деле, не я буду тебе помогать. Ты будешь помогать мне.

Я уставилась на него, улыбка исчезла с лица, пульс бешено заколотился.

– Ты нужна мне больше, чем я тебе, – мрачно признался он. – Я предложил этот план его величеству и отвечаю за миссию. Без тебя у меня ничего не выйдет.

Я закусила губу, не зная, как к этому относиться. Ко всей этой ситуации. Я привыкла, что люди хотели мной обладать и с вожделением смотрели на мое лицо. Но никто еще не говорил, что я нужна ему.

Деревня потихоньку просыпалась: агукали малыши, плескалась в колодце вода, шелестела сухая кукуруза, шлепали по грязи соломенные сандалии. Для деревенских жителей настало обычное утро, похожее на все остальные. Но для меня это утро могло оказаться последним в родном краю.

Фань Ли будто прочел мои мысли и произнес:

– Я так откровенен с тобой вовсе не для того, чтобы перетянуть тебя на свою сторону. Другие предпочли бы горькой правде сладкую ложь, но я хочу быть честен с самого начала, пусть даже нарисованная мною картина не слишком хороша.

– А если я откажусь?

– Я уйду, – тут же ответил он, – и больше никогда тебя не потревожу. Тебе ничего не грозит, если ты откажешься.

«Напрямую не грозит», – подумала я, подставив лицо желтому солнцу. Но если план не сработает, если правителя У никто не остановит и он по-прежнему будет сидеть в роскоши в своем дворце, пока мой народ день ото дня страдает, слабеет и живет в постоянном страхе очередной войны… Я окинула взглядом высокие вязы, спелые ягоды шелковицы, блестевшие на деревьях маленькими красными рубинами, деревянные игрушки, раскиданные по мощеной дороге, следы копыт в грязи. Мы заплатили кровью за возможность жить в мире. После первой битвы выжили немногие. А сколько выживет после второй? Или третьей?

Я вспомнила У Юань, ее худобу и воспаленные раны на месте ногтей. Подумала о родителях в хижине: с каждым днем их здоровье слабело, они старели, мать начала хуже видеть, хотя никогда бы в этом не призналась, а отец так толком и не оправился после того случая, когда он упал в лесу. Я вспомнила их лица, когда они забежали в дом и увидели на полу Су Су, надломленный крик, вырвавшийся из груди матери, будто внутри нее что-то разбилось вдребезги.

А потом я представила Су Су, какой она была раньше, – ее прелестную улыбку, карманы, набитые ягодами, лучистый взгляд.

Мне предстояло сделать сложный выбор между судьбой моего княжества и своим счастьем. Но так ли много в Поднебесной счастливых людей? В жизни счастье подается на десерт, как сладкие лепешки из клейкого риса, которые мама пекла на праздники: сытные шарики с начинкой из густой кунжутной пасты. То ли дело месть: без нее любое блюдо покажется пресным. Месть – соль жизни, она необходима.

– Непростой выбор, решение только за тобой, – проговорил Фань Ли.

– Дайте мне еще немного времени на раздумья, – сказала я, хотя уже знала ответ. Я всегда его знала, он будто был высечен на скрижалях судьбы. Пытаясь тянуть время, я только себя обманывала. – К полуночи я дам ответ.

– Я буду ждать тебя у восточных ворот на берегу, там, где мы впервые встретились, – он впервые вслух упомянул о вчерашнем происшествии, и эта тайна затеплилась между нами тихим огоньком. Мне стало неловко под его пристальным оценивающим взглядом. Однако стоило ему отвернуться, и мне захотелось, чтобы он снова на меня посмотрел. – Ищи меня там.

Я думала об этом день и ночь. Другие мысли в голову не лезли.

Мать почти ничего не сказала, но в ее взгляде читалась печаль, а обнимая меня, она удерживала объятия дольше обычного, ласково прижимая меня к груди мозолистыми руками. Думаю, она тоже знала ответ. Ей подсказало ее пресловутое материнское шестое чувство. Порой она догадывалась, что у меня на душе, раньше, чем я сама успевала это понять.

– Хотела бы я вечно держать тебя у своей груди, – прошептала она, и я про себя закончила эту фразу, полную материнской боли: «Хотела бы, но не могу». – Дочка… я не хочу снова потерять дитя.

Живот скрутило от недоброго предчувствия.

– Ты слаба здоровьем, – продолжала она. Ее голос выровнялся, но губы по-прежнему дрожали. – Ты всегда была такой хрупкой. Что, если…

– Я крепче, чем ты думаешь, – ответила я и не солгала. Всю жизнь с тех пор, как у меня начало необъяснимо болеть сердце, меня оберегали и обращались со мной, словно с драгоценной вазой, способной треснуть от малейшего прикосновения. Но я научилась жить с этой болью, хотя и не могла от нее избавиться. Можно свыкнуться с чем угодно, если в жизни есть цель.

Мать опустила мне на затылок теплую ладонь, но ничего не сказала. Просто долго смотрела на меня в тишине, будто надеялась запомнить мои черты. А потом вновь принялась хлопотать по дому.

Фань Ли ушел. Чай остыл, чайные листья опустились на дно, вода в чашках помутнела и стала горькой. Никто не сделал ни глотка. Только зря перевели запасы.

Я могла бы провести остаток вечера, бродя по дому как призрак и представляя, как выглядит ван Фучай: чудище с клыками, огромными лапами и жадной кровавой ухмылкой. Или упиваясь мечтами о павшем княжестве У и картинами победного шествия наших солдат, в которых они топтали вражеский флаг… Но стоило родителям лечь спать, как с улицы донесся знакомый голос.

– Си Ши-цзе-цзе![4] Си Ши-цзе, он нашел тебя?

Чжэн Дань вихрем влетела в нашу дверь, полы ее платья развевались за спиной. Она так спешила, что сложный узел на голове развязался, она нетерпеливо выдернула деревянные шпильки, и, раздраженно цокнув языком, распустила длинные черные волосы. На ее щеках алели пятна, голос звучал надрывно. Я не сразу поняла, что она имела в виду.

– Ты о ком? О советнике?

– Я так и знала! – воскликнула она и покачала головой. Ее лицо выражало странную смесь грусти и ликования. – Раз он явился сюда искать красавицу, он не мог уехать, не встретившись с тобой.

– Погоди. – Я села на ближайший табурет, точнее, колени подкосились, и от потрясения я не смогла держаться на ногах. Чжэн Дань осталась стоять, уперев руки в бока. – Так это ты – та самая вторая девушка, с которой он говорил? Ты… та самая фрейлина? Неужели согласилась?

– А что мне еще остается? – фыркнула она. – Мать собралась выдать меня за старика Лиданя, знаешь его? У него лысина, и он воняет рыбой! Лучше стать фрейлиной, чем его женой.

Я не впервые восхитилась духом подруги. Все только и говорили, что о ее красоте, особенно о бровях, тонких и изогнутых, как ивовые листья. Этими бровями Чжэн Дань умела выразить все эмоции, о которых молчала. Но за красотой люди не замечали в ней главного. Они забыли, что именно она отпугнула шайку разбойников, однажды явившихся грабить деревню: она так сильно ранила одного из них тупым тесаком, что тот убежал, хромая и скуля. Чжэн Дань обуздала деревенских лошадей, в одиночку починила главную дорогу и поймала лисицу, которая нашла дыру в заборе и сожрала половину наших кур. Когда подруга сворачивала лисице шею, я впервые видела, как она плачет.

– И что, ты приняла предложение советника? – спросила она, изогнув свои знаменитые тонкие брови.

– Нет. Пока еще нет.

– Пока, – повторила она и с поразившим меня пылом бросилась ко мне, опустилась на корточки и взяла меня за руку. Подушечки ее пальцев были покрыты мозолями, старыми и новыми, но не от готовки и уборки, как можно было предположить, а от тайных упражнений с мечом. – Подумай хорошо, Си Ши-цзе. Эта миссия… она опасна…

– Но ты все равно решила поехать, – заметила я. – Не страшно?

Она выпятила подбородок.

– Еще чего.

Я знала, что она лгала, просто из гордости не хотела признаваться.

Этот упрямый колючий взгляд был мне хорошо знаком. Однажды утром в разгар войны я увидела Чжэн Дань с отцом на крыльце их дома. На ней были старые отцовские доспехи, она волочила за собой меч, стиснув зубы от усилия. Это выглядело почти комично, шлем был ей велик и сползал на глаза. Ее отец расхохотался, взял шлем двумя руками и осторожно его снял.

«Не уходи воевать, папа, – взмолилась она, поднялась на цыпочки и попыталась отнять у него шлем. Но тщетно: отец был вдвое выше нее. – Я могу сражаться вместо тебя!»

«Это мой долг, – ответил он. – А на тебя у небес другие планы, Чжэн Дань. Я это чувствую».

Ее глаза свирепо пылали, но в конце концов ей пришлось его отпустить. С тех пор каждое утро она выходила на крыльцо и стояла там, расправив плечи и с надеждой и тревогой глядя вдаль.

Прошло два года, и однажды в деревню явился мрачный чиновник и вручил Чжэн Дань окровавленный шлем ее отца. «Погибнуть в бою – величайшая честь для солдата», – промолвил он. Отец Чжэн Дань погиб, сражаясь с самим генералом Ма, военачальником армии У.

Я посмотрела на Чжэн Дань, и прошлое вдруг нахлынуло и захлестнуло нас. А может, оно всегда было рядом и никогда не уходило.

– Я поеду с тобой, – сказала я. Слова отразились от стен тесной комнатушки, и я сама услышала, насколько решительно они прозвучали. Вдруг подул ветер, и бумажное окно затрепетало, будто сами небеса прознали о моем решении. Было ли оно правильным? Я не знала. Да и какая разница: что бы я ни решила, меня ждали страдания, я лишь предпочла одну боль другой.

Мы с Чжэн Дань знали друг друга всю жизнь. Она не пыталась меня разубедить. Поняла, что это бессмысленно.

– Твоя миссия – соблазнить вана, а моя – оберегать тебя. – Она снова потянулась и взяла меня за руку. Ее глаза сверкнули в темноте.

– Нам с тобой ничего не грозит, – успокоила я Чжэн Дань. – Мы обе покинем дворец живыми и невредимыми.

Она слабо улыбнулась, но ничего не ответила.

– Поклянись, что так и будет, – проговорила я.

– Хорошо, клянусь, – ответила она и рассмеялась. Ее смех меня немного утешил, будто кто-то подул на рану. В тот момент я смогла притвориться, что мир, который ждал нас за восточными воротами, не так уж страшен, ведь рядом со мной сидела улыбавшаяся Чжэн Дань, а сквозь дырочки в бумажном окне светила луна. Будущее казалось большим приключением, как в наших любимых сказках.

Но когда она ушла домой и я осталась одна в темноте и тишине, притворяться стало сложнее.

Я на цыпочках зашла в родительскую спальню и окинула взглядом знакомые спящие фигуры, едва прикрытые тонким коротким одеялом. Мать спала, прижав к груди нестираную рубашку Су Су, хотя запах сестры давно выветрился, а рубашка обтрепалась и почти превратилась в лохмотья. Кажется, ей снился кошмар, иногда она вздрагивала и хваталась за воздух, будто кто-то хотел у нее что-то отнять. Мне хотелось разбудить ее, но я не решилась. Она и так мало спала. И если бы проснулась и увидела мое лицо, то сразу бы поняла, что у меня на уме.

Грудь снова пронзила острая боль. Я молча сделала глубокий вдох, пытаясь ее игнорировать.

Теперь, когда выбор был сделан, все, что я раньше принимала как должное, подернулось золотистой дымкой ностальгии. Я уже скучала по родителям, по выгоревшему соломенному вееру, разложенному у их кровати, по деревянному гребню, которым мать расчесывала меня по утрам, по запаху дыма из печки. Я аккуратно расстегнула висевший на шее нефритовый кулон и оставила его на крышке деревянного сундука. Этот кулон был моей единственной драгоценностью, подарком родителей на первый день рождения. Завтра они проснутся, увидят его и поймут, что это значит.

Позже я буду жалеть, что не задержалась дольше. Я могла бы разбудить их и обнять в последний раз, дать им шанс как следует попрощаться. Но о таком жалеешь только потом, когда все уже случилось и настоящее стало прошлым. В настоящем же человек может думать лишь о будущем.