Читать книгу Песнь затонувших рек - Группа авторов - Страница 6

В первые дни нашего обучения Фань Ли всегда находил меня у лотосового пруда. Иногда на нем было чернильно-черное платье с поясом, расшитым тончайшей золотой нитью, повторяющийся узор изображал цветущие магнолии, многослойные облака и летящих журавлей. А бывало, он надевал серебряное платье, и широкие рукава трепетали на ветру, мягкий невесомый шелк струился как вода, а костюм дополнял белоснежный веер. Я никак не могла понять, какой образ подходит ему больше: свирепого бога войны или героя лирических песен. Для меня он был и первым, и вторым.

– Сегодня новый урок, – промолвил он как-то утром. Черное платье оттеняло его гладкое точеное лицо, казавшееся холоднее обычного. – Думаю, ты готова.

– К чему?

Вместо ответа Фань Ли выкрикнул:

– Лу И! Неси ее.

В крытой галерее показался стражник, он нес длинный музыкальный инструмент из дерева. Я никогда не видела цитру, но узнала ее по описанию, увидев горизонтально натянутые струны тоньше шелковой нити и лучившееся на солнце теплое полированное дерево. Цитра была длинная, почти с меня, более широкий ее конец был еще и изогнут.

– Быстрее, – сказал Фань Ли стражнику, но в его голосе не было нетерпения. – И не вздумай сказать, что тебе тяжело.

Лу И картинно надулся и продолжил идти так же медленно.

– После того, как вы заставили меня таскаться по горам, у меня все косточки болят. Я чудом держусь на ногах.

– Похоже, ты не дорожишь репутацией, – усмехнулся Фань Ли. – Кто захочет взять на службу стражника, который жалуется, что ему пришлось взойти на маленькую горку?

– Маленькую? – в негодовании воскликнул Лу И и с громким треском опустил цитру. – Даже горы Куньлунь ниже здешних! А если больше никто не захочет брать меня на службу, придется вам мириться со мной всю оставшуюся жизнь.

– Невероятно.

Лу И довольно ухмыльнулся.

– Я невероятный, верно? Наконец-то вы заметили.

– Нет, – холодно ответил Фань Ли. – Твоя наглость невероятна, и ты все больше наглеешь день ото дня.

Я перевела взгляд со стражника на Фань Ли.

– А зачем ты таскался по горам?

– В целях безопасности, – небрежно отмахнулся Лу И. – Поскольку великий военный советник вана Юэ и будущая наложница вана У поселились в одном доме, Фань Ли поручил проверить, не прячутся ли в горах наемные убийцы. Нам они ни к чему, сама понимаешь.

«Наемные убийцы». Пульс забился быстрее. Воображение рисовало кровь, мечи и мужчин в черных масках. О наемных убийцах я читала в сказках, не верилось, что они существовали на самом деле.

– Ты что-нибудь нашел? – спросила я.

Лу И покачал головой и широко улыбнулся, видимо, желая меня успокоить.

– Не переживай, никто не хочет тебя убить.

– Прекрасно, – пробормотала я.

– Пока что. Но все равно не расслабляйся, – добавил Фань Ли, и впился в меня острым как нож взглядом. – Красивые цветы срывают первыми – слышала такую поговорку? Твоя красота опасна не только для окружающих, но и для тебя самой.

– Ты ее пугаешь, – ответил Лу И и ткнул пальцем мне в лицо. Я покраснела, вспомнив, что говорил Фань Ли о моей предательской мимике. Неужели даже Лу И смог меня прочитать? – Посмотри на нее.

– Да, я прекрасно вижу. Мы работаем над этой проблемой. – Фань Ли повернулся к Лу И. – Ступай, – велел он.

Лу И надулся.

– Но я хотел посмотреть…

– Если тебе нечем заняться, можешь еще раз обыскать горы.

– Я пошутил, – ответил Лу И и торопливо попятился. Уже через миг его и след простыл.

Бросив взгляд на стену, за которой скрылся Лу И, Фань Ли закатил глаза, сел за цитру и указал на нее.

– Ты знаешь, что это? – спросил он.

Я вспомнила правильное название инструмента – гуцинь – и неуклюже выговорила его. Раньше я только слышала, как это слово произносили другие.

– Верно, – ответил Фань Ли. – Играть умеешь?

Я осторожно поднесла руку к струнам. Они напоминали шелк, но, когда я их коснулась, оказались такими острыми, что непонятно было, как вообще возможно играть на них и не пораниться. Я медленно покачала головой. На гуцине играли богатые благородные дамы и девушки из правящей династии.

– Давай покажу. – Он наклонился, одним быстрым движением засучил рукава, нажал на струну с одного конца и дернул с другого. В тишине зазвучала низкая меланхоличная нота. Этот чистый прекрасный звук что-то во мне всколыхнул, захотелось вздохнуть полной грудью. Фань Ли заиграл мелодию, его пальцы замелькали, за ними было не уследить. Не прерываясь, он посмотрел на меня и спросил:

– Что это напоминает тебе?

Я закрыла глаза. Кожу ласкал ветерок, а музыка обступила меня, как жаркий летний зной.

– Реку, которая течет на юг, – ответила я, – волны, бьющиеся о камни. – Я не знала, права ли я и существует ли правильный ответ на этот вопрос.

Фань Ли долго молчал.

– А сейчас? – Мелодия изменилась: теперь он играл медленнее, а музыка стала мрачной, печальной и даже зловещей.

– Разрушенный город. Последствия войны. Двое возлюбленных на двух противоположных берегах реки, они разлучены.

– А сейчас?

– Прозрачные облака плывут мимо полной луны. Одиночество и тишина. Я вижу пустую комнату, в бледных лучах порхают пылинки. Случилось то, что нельзя изменить, и на душе сожаление. И радость за человека, который не может тебе принадлежать.

Музыка оборвалась, и, приоткрыв один глаз, я увидела, что Фань Ли смотрит на меня как-то по-новому. Он, кажется, растерялся, будто не сошлись ответы задачи, хотя он не сомневался, что решил ее правильно.

– Да, – наконец ответил он, и выражение его лица изменилось.

– Что «да»?

Но он не объяснил, лишь велел мне сесть рядом. Я села и смутилась, оказавшись в непосредственной близости от него. Мы сидели так близко друг к другу, что я чувствовала на шее его легкое дыхание. Мы почти не соприкасались, но иногда он заводил руку мне за спину и показывал нужную струну, тогда его рука почти опускалась поверх моей. Хорошо, что он не видел моего лица, ведь на нем наверняка отражались все мысли и чувства.

– Попробуй сыграть, – велел он, несколько раз показал мне мелодию и объяснил разные техники игры и положения рук, от незнакомых терминов у меня закружилась голова.

Я дернула струну, совсем как делал он, но звук получился глухим и неприятным. Я ощутила укол разочарования и паники: что, если я окажусь полной бездарностью и не смогу усвоить ни один из уроков Фань Ли? Вдруг я на самом деле такая, как говорили злые языки в деревне: красивая снаружи, но пустая внутри? Моя миссия внезапно показалась абсурдной и невыполнимой. Я никогда не буду готова, восьми недель точно не хватит.

– Для первого раза нормально, – ответил он. – Было бы странно, если бы ты сразу сыграла хорошо.

Я задумалась, не пытается ли он успокоить меня, заметив, как я напряжена. Но его голос звучал слишком равнодушно. Я встряхнулась, хватит искать сантименты там, где их и быть не может.

– Поправь положение рук, – он передвинул мою кисть вперед, прохладными пальцами коснувшись меня сквозь тонкую ткань рукава. – И не дергай так сильно. Струны цитры очень чувствительны. Звук меняется от силы нажатия. Послушай.

Все утро мы просидели у пруда, играя на цитре. Я перебирала струны, пока не ободрала кожу на пальцах, но ни разу даже не пикнула и не пожаловалась. Фань Ли сам заметил кровь на тонких, как волос, струнах, и велел мне прекратить.

– Почему ничего не сказала? – нахмурился он. – Можно было сделать перерыв.

– Ни к чему. – Я по-прежнему касалась струн цитры. – Кажется, я уловила суть. Позволь мне еще потренироваться.

– Ты испортишь руки.

Но я его не послушала. Я терпеть не могла останавливаться на полпути. И дело было не только в этом: я должна была доказать, пусть даже самой себе, что способна на большее. Что у меня есть не только красота, дарованная мне при рождении. Что я могу сравняться с благородными девушками, с раннего детства обучавшимися пению, танцу и игре на классических музыкальных инструментах, и даже превзойти их.

Когда мои руки стали скользкими от крови, я наконец разучила одну простую мелодию и от начала до конца сыграла ее без ошибок. Голова закружилась от счастья, я и думать забыла о боли. Я с улыбкой повернулась к Фань Ли. «Видишь? – хотелось сказать мне. – У меня все-таки получилось».

– Хорошо, – коротко ответил он, неотрывно глядя на мои руки.

Вскоре у нас установился определенный распорядок. Утром я училась играть на цитре и других музыкальных инструментах, петь, осваивала разные танцевальные стили. О некоторых танцах я даже никогда не слышала: их танцевали, размахивая яркими широкими веерами. В других надо было стремительно кружиться вокруг своей оси. Впервые попробовав это сделать, я упала на четвереньки, мир вокруг вращался с бешеной скоростью, и я была уверена, что меня стошнит.

– Понаблюдайте за лебедями, – говорил Фань Ли, указывая на изящные шеи скользивших по воде птиц. – Танец – воплощение красоты, а красота всегда берет начало в природе.

– Он так мудрит, чтобы самому не показывать танец, – прошептала мне на ухо Чжэн Дань. Я чуть не прыснула и потеряла равновесие, делая двойной оборот вокруг своей оси.

Мы продолжали учиться даже за обедом. За столом надо было соблюдать бесконечные правила. Теперь мы ели не ради того, чтобы утолить голод, набить пустой желудок и запастись силами для долгого трудового дня, а чтобы выполнить хитроумный ритуал. В присутствии его величества запрещалось громко чавкать, а если на столе стояла рыба, ее ни в коем случае нельзя было поворачивать головой к вану – это считалось тяжким оскорблением. Мне уже стало казаться, что проблема в самом ване: разве может человек так сильно обижаться на все подряд? Разумеется, я ни с кем не делилась своими соображениями и не забыла рассказ Фань Ли о чиновнике, которому отрубили голову.

Но больше всего я ждала послеобеденных занятий. Эти часы были посвящены изучению классической литературы, поэзии, политики и истории. Фань Ли рассказывал нам удивительные сказки, точнее, я их так воспринимала, потому что мне казалось, что такие романтичные, напряженные и трагические события никак не могли произойти с простыми людьми. Но Фань Ли был знаком со многими героями этих рассказов.

– Вы слышали об У Цзысюе? – спросил он как-то раз и вышел из-за стола.

Мы сидели в его кабинете: уединенной комнате, отделенной от наших покоев внутренним двориком. Рассеянные лучи оранжевого вечернего солнца падали на стол, где лежала карта империи, поделенной на множество отдельных княжеств. На ней была отмечена граница между У и Юэ, государства, расположенные между ними, и территории настолько далекие, что они казались мне частью другого мира – Чу на западе, степи высоко на севере и Желтое море, раскинувшееся вдоль побережья. Издали империя напоминала разбитое фарфоровое блюдо.

Сбоку от карты была нарисована схема: множество фигур, соединенных пунктирными линиями и подписанных мелким почерком Фань Ли.

– У Цзысюй… – Имя казалось знакомым, но я никак не могла понять, где его слышала. А потом вспомнила поговорку, которая ходила у нас в деревне, передаваясь из уст в уста, и повторила ее: – У Цзысюй для Фучая – что Фань Ли для Гоуцзяня.

Фань Ли приподнял брови.

– Отчасти ты права. Хотя отец Фучая Хэлюй намного больше ценил У Цзысюя как советника. Он помог Хэлюю убить его двоюродного брата и взойти на престол. А вот Фучай, говорят, не доверяет У Цзысюю, как доверял его отец, и нам это на руку. Как думаешь почему?

Я поразмыслила, хотя знала совсем немного. Интересы У и Юэ никогда не совпадали. Все, что шло нам на руку, играло против У.

– Потому что… если он будет слушаться советов У Цзысюя, княжество У окрепнет, и мы не справимся с ним, когда у нас будет возможность напасть. А еще, если ван не доверяет ближайшему советнику, его легче обмануть. А может… думаешь, У Цзысюй может догадаться, что Гоуцзянь вынашивает план мести?

Чжэн Дань кивнула.

– Правильно говоришь. Каждый судит по себе, а У Цзысюй сам всегда мечтал отомстить.

Я повернулась к ней. Чжэн Дань чаще меня наведывалась на центральную площадь в нашей деревне, а слухи порой являлись весьма надежным источником информации.

– Отомстить за что?

– За своего отца, – пояснил Фань Ли и снова сел за стол. Взял кисточку для чернил, указал на одно из имен на схеме и провел линию по направлению к У Цзысюю. – У Цзысюй родом из княжества Чу, его отец был старшим наставником наследника Чу. Но этот чиновник… – он провел кистью ниже и указал на имя, написанное красными чернилами, – …распустил слух, что старший наставник и наследник объединились и плетут заговор против вана. Пока наставник ждал казни, его вынудили написать сыновьям письмо и призвать их в столицу. У Цзысюй догадался, что это ловушка, и бежал в княжество У.

Я похолодела.

Предательство. Ловушки. Интриги. Чем больше я узнавала об этих людях и методах, которыми они добивались власти, тем сильнее боялась ехать ко двору. Мне предстояло работать в одиночку. Смогу ли я перехитрить их всех и обольстить вана прямо у них под носом? Как эти люди спали по ночам, зная, что одного неверного движения достаточно, чтобы всего лишиться?

Фань Ли пристально посмотрел на меня, будто снова сумел прочитать мои мысли.

– Чжэн Дань права. У Цзысюй очень подозрителен, он и соринки в глазу не пропустит. Тебе нужно быть с ним осторожнее. Полагаю, именно он первым начнет тебя подозревать и сделает все, чтобы осложнить твою жизнь во дворце. – Его глаза тревожно потемнели. – Ты должна найти способ как можно скорее от него избавиться.

– А если не найду? – еле дыша от страха, спросила я.

– Тогда он избавится от тебя.

После всех занятий я легла спать, обдумывая все, что узнала сегодня, и осмысляя новые угрозы. Измученное тело болело. Я еще никогда в жизни так не уставала, даже когда в одиночку намывала огромные корзины шелка-сырца.

Кровать рядом просела. Длинные волосы защекотали мне лицо.

– Си Ши-цзе, – сказала Чжэн Дань. Она говорила шепотом, хотя в комнате были только мы вдвоем. – Ты спишь?

Не открывая глаз, я пробормотала:

– Да.

Она прыснула, прилегла рядом и уткнулась острым подбородком мне в плечо.

– Поговори со мной. Мне скучно.

– Скучно? – Мои глаза удивленно распахнулись. Я трижды моргнула в синеватой тьме, пока ее черты не проступили из сумрака. – А ты не устаешь? У нас же нет ни одной свободной минутки. – У меня заныли руки. От струн цитры на некоторых пальцах образовались твердые мозоли.

– Устаю, но тут совсем нет людей.

– И что такого? – Больше всего мне нравилось жить здесь, в горах, именно по этой причине. Никаких любопытных глаз, злых языков, и не о ком тревожиться. – Тут так спокойно.

– Тебе-то, может, и спокойно, – проворчала она и перевернулась на живот. Она очень долго молчала, и я уже решила, что она спит. Но она вдруг произнесла: – А как тебе наш Фань Ли?

Я отчего-то напряглась.

– А что?

– Что значит «а что»? Просто интересно. Тут больше сплетничать не о ком.

Я равнодушно хмыкнула. Мне не хотелось обсуждать Фань Ли и тем более думать о нем, лежа в темноте в спальне, мне его и днем хватало.

Я уже думала сменить тему, как Чжэн Дань проговорила:

– Интересно, у него есть возлюбленная?

– Погоди… что?

– Вряд ли, – продолжила она. – Если он все время с нами и остается холодным, как ледышка, а сердце ни разу не дрогнуло, значит, его ничего не проймет. Неудивительно, что ван доверил эту миссию ему. Может, он не из тех, кто влюбляется? Он женат на своей стране и всю жизнь проведет в одиночестве.

Во рту возник странный вкус, будто я глотнула вчерашнего чая. Я натянула покрывало до подбородка.

– Нехорошо его так обсуждать.

– Да брось, Си Ши-цзе. – Она ткнула меня в бок. – Скажи, что думаешь.

Я подумала, не рассказать ли ей о случившемся на берегу, о девочке с синяками и о том, как появился Фань Ли, сияя в солнечных лучах, как сказочный герой. Но что-то меня остановило. Эта история казалась слишком личной, как будто он мне приснился, и мне было неловко рассказывать о нем Чжэн Дань.

– Он почти ничего о себе не говорит, – наконец ответила я и посмотрела в высокое окно. Сквозь тонкую рисовую бумагу просвечивали кружевные силуэты веток, покрытых едва заметными цветными кляксами распустившихся бутонов. – Но он готов на все ради своего княжества, это я точно знаю.

– Это много о нем говорит, – рассудила Чжэн Дань. – Сама посуди: мужчина отрекся от всех земных страстей, чтобы спасти мир, поклялся хранить абсолютную верность государству и потому ни перед кем не отчитывается… Такой человек пожертвует собой ради общего блага. Может, это и хорошо, что у него нет возлюбленной, – добавила она, подумав. – Он слишком благороден и не сможет осчастливить женщину. В мире, где все чего-то от тебя требуют, самоотверженные всегда страдают.

Ах, Чжэн Дань, красавица и великий философ! Иногда она казалась несмышленой девчонкой, младшей сестричкой, которую я должна любить и защищать, а порой в ней просыпалась мудрая столетняя старуха, познавшая законы мироздания.

Я потянулась и легонько щелкнула ее по лбу – в темноте она не успела увернуться.

– Хватит болтать, – сказала я.

Она замолчала, но я еще долго не могла заснуть. Ворочалась и обдумывала ее слова о Фань Ли и о том, что он предпочел одинокую жизнь. При мысли об этом в груди заныло, но я не понимала почему. Мне-то какое дело?

Но уже тогда тихий внутренний голос подсказывал, что все сложнее.