Читать книгу Право на жизнь: До последнего вздоха - Группа авторов - Страница 2

– Как тебя зовут? – спросил Валера.

Она вздрогнула, словно голос задел что-то внутри неё. Ответ прозвучал не сразу.

– Вика…

Слово едва слышно сорвалось с губ, застряло где-то между вдохами. Валера кивнул и позволил себе посмотреть на неё внимательнее.

Она была почти его возраста. Это чувствовалось не по росту и не по одежде – по тому, как она стояла, как пыталась выглядеть взрослой, не будучи ей. В лице ещё не успело исчезнуть что-то подростковое, наивное, даже несмотря на ужас последних часов.

Фонарик выхватил из темноты пряди светлых, пшеничных волос. Они были растрёпаны, прилипли к лицу от слёз. Когда Вика подняла глаза, Валера заметил их цвет – зелёные, слишком яркие, слишком живые для церкви, где пахло порохом и смертью.

Она медленно опустила руки, но не подходила ближе, всё ещё опасаясь его. Вика смотрела так, будто перед ней стоял не человек, а решение – смертельно важное и непонятное.

Валера отвёл взгляд первым.

Валера сидел на лавке, не двигаясь, всё ещё ощущая дрожь в руках и тяжесть после первого убийства. Вика стояла рядом, стараясь не дышать слишком громко, каждая мышца её тела напряжена, словно она готовилась в любой момент убежать или упасть.

– Мама… отец… – начала она, голос срывался. – Мама заболела… превратилась… Мы… мы привязали её к стулу, чтобы… чтобы она не могла навредить… Но она вырвалась… и… заразила отца. Я спряталась… и… – она глотнула слёзы – они напали на меня… и… – голос оборвался, она не могла продолжать.

Валера молчал, прислушиваясь к её словам, каждый звук казался острым, как удар ножом. Он уже видел последствия: тела родителей на полу, пустые глаза, трупы, которые ещё недавно были живыми людьми.

– Ты… их убил, – прошептала Вика, почти не веря.

– Они… – Валера тяжело вздохнул, – они напали на меня. Я не мог иначе.

Слёзы хлынули по щекам Вики, её руки дрожали, губы сжимались, горло сдавливало от рыдания. Она видела их смерть дважды: сначала от болезни, потом от его рук, но теперь она не могла понять, что это значит, кто он перед ней – враг, случайный убийца или просто выживший, оказавшийся в этом аду первым.

Валера продолжал сидеть, молчал, наблюдая за ней. Он не давал ей подходить ближе, не делал резких движений. Каждый вдох был тяжёлым, но постепенно дрожь в руках становилась слабее, а разум начал возвращаться, пусть и медленно.

– Ты… осталась одна? – наконец спросил он.

– Да… – выдавила она сквозь слёзы. – Я спряталась… и ждала… – её голос дрожал, дыхание сбивалось, но в нём чувствовалось отчаяние и выживание одновременно.

Валера кивнул, снова поднял взгляд на Вику. Она была семнадцатилетней девочкой, живой и настоящей, застывшей между ужасом и выживанием. Теперь их пути были связаны, хотя они ещё не знали, как долго смогут оставаться живыми вместе.

Он встал, не убирая оружие, и сделал шаг к выходу. Вика осторожно последовала за ним, не отводя взгляд от его движения. Снаружи ждала ночь, пустая дорога и неизвестность.

Каждый шаг отдавался эхом по деревянному полу, и каждый звук казался опаснее всего, что они пережили до этого.

– Не смотри вниз, – сухо бросил Валера, когда они поравнялись с телами.

Он не пытался быть мягким. На это не было времени. Он просто схватил её за локоть – жёстко, фиксируя, – и повёл к выходу, стараясь держаться так, чтобы загородить собой обзор.

Вика всхлипнула, споткнулась, но пошла. Она всё же скосила глаза. Всего на долю секунды. Этого хватило, чтобы её ноги подогнулись. Валера едва успел подхватить её, почти волоком вытаскивая через порог на улицу.

Ночной воздух ударил в лицо холодом и запахом прелой листвы, вытесняя смрад пороховой гари.

– Дыши, – приказал он. – Глубоко.

Она жадно глотала воздух, опираясь о стену церкви. Её трясло так, что зубы выбивали дробь. Валера на секунду замер, осматриваясь.

Темнота вокруг была густой, вязкой. Деревья шумели от ветра, и в этом шуме чудились шаги, шёпот, скрип дверей. Паранойя снова вцепилась в затылок.

– Машина там, – он мотнул головой в сторону дороги. – Бежать можешь?

Вика кивнула. Движение вышло дерганым, кукольным.

Они добрались до автомобиля быстро. Валера усадил её на пассажирское сиденье, захлопнул дверь и тут же обежал машину, ныряя за руль. Щёлкнули блокираторы дверей. Только тогда он позволил себе выдохнуть.

Внутри пахло старым пластиком и бензином. Знакомый, безопасный запах.

Он завёл двигатель. Фары выхватили кусок разбитой дороги и покосившийся забор.

Вика сидела, обхватив себя руками, глядя в одну точку перед собой.

– Пить хочешь? – спросил Валера, трогаясь с места.

Она кивнула головой.

Он одной рукой пошарил в рюкзаке, лежащем сзади, достал бутылку и протянул ей.

Она пила жадно, обливаясь, давясь водой, словно не пила несколько дней. Валера не мешал. Он вёл машину, чувствуя, как адреналин медленно уходит, оставляя вместо себя свинцовую усталость.

Его план трещал по швам.

В уравнении появилась новая переменная. Лишний рот. Лишний груз. Лишний риск.

Рационы были рассчитаны на одного. Вода – на одного. Патроны… патронов было мало даже для одного.

«Я должен был оставить её там», – промелькнула холодная, рациональная мысль.

Но он тут же отогнал её. Оставить семнадцатилетнюю девчонку в церкви с трупами родителей посреди вымершего посёлка – это было бы убийством. Медленным и жестоким. А он и так сегодня убил достаточно.

– Куда мы едем? – голос Вики прозвучал тихо, хрипло, вырывая его из мыслей.

Валера помолчал, подбирая слова. Врать смысла не было.

– В сторону Орловки. Там мои родители и младший брат.

– Это же… – она повернулась к нему, и в свете приборной панели он увидел, как расширились её глаза. – Это в сторону зоны. Туда, откуда все бегут.

– Я знаю.

Повисла тишина. Только шуршание шин и гул мотора.

– У меня там никого нет, – прошептала Вика. – Родственники в другом городе, связи нет… Я не знаю, что делать.

– Пока просто едешь со мной, – отрезал Валера. – Я не брошу тебя на дороге. Но у меня есть цель. Если тебе с ней не по пути – скажешь, где высадить.

Она ничего не ответила, только сильнее вжалась в кресло, натягивая рукава кофты на пальцы. Ей было страшно, но одиночество сейчас пугало её больше, чем парень с пистолетом, который вёз её в эпицентр ада.

Валера снова посмотрел на дорогу.

Впереди, на горизонте, небо странно светилось багровым. Это был не закат и не рассвет.

Это были пожары.

Километры таяли. Они проезжали мимо пустых заправок и брошенных фур. Один раз Валера резко свернул в поле, объезжая завал из сожжённых машин. Он вёл уверенно, хотя руки на руле всё ещё слегка подрагивали – отголосок того, что произошло в церкви.

– Валер, – вдруг позвала она.

– Что?

– Спасибо.

Он не ответил. Слово царапнуло слух. «Спасибо» за то, что застрелил её родителей? «Спасибо» за то, что не бросил? В новом мире слова благодарности казались фальшивыми монетами. Имели значение только действия.

Он потянулся к радиоприемнику, надеясь поймать хоть что-то, кроме шума.

Тишина.

А потом, сквозь треск, пробился новый звук. Не голос.

Сигнал.

Ритмичный, механический писк. Три коротких, три длинных, три коротких.

SOS.

– Слышишь? – встрепенулась Вика.

– Слышу.

– Это…

– Это военная частота, – перебил её Валера, вслушиваясь. – Гражданские рации так не звучат.

– Военные? Они помогут?

Валера мрачно усмехнулся.

– Или добьют.

Он взглянул на карту, лежащую на соседнем сиденье. Сигнал становился чище по мере того, как они приближались к границе области. Туда, где была его семья.

Военные что-то охраняли. Или кого-то сдерживали.

Валера понял, что его простой план «приехать и забрать» только что превратился в самоубийственную миссию. Между ним и семьей стояла не только инфекция, но и, возможно, кордоны. А у людей с погонами разговор короткий.

Он покрепче перехватил руль.

– Попробуй поспать, – сказал он Вике, не глядя на неё. – Завтра будет тяжёлый день.

– А ты?

– А я буду думать, как нам не сдохнуть.

Вика закрыла глаза, но он знал, что она не уснёт.

Машина неслась в темноту, навстречу багровому зареву, которое становилось всё ярче, окрашивая низкие облака в цвет запёкшейся крови.

Дорога стала монотонной. Темнота за стеклом сгустилась, превратив лес в сплошную чёрную стену, и только фары выхватывали из неё куски асфальта да редкие дорожные знаки.

В салоне повисла тяжёлая, липкая тишина. Не та, спокойная, когда людям комфортно молчать вместе, а та, что давит на уши и заставляет мысли возвращаться к самому страшному. К церкви. К выстрелам. К тому, что они едут в неизвестность.

Вика заёрзала на сиденье. Ей нужно было чем-то занять руки, чтобы не теребить край куртки и не думать о том, что осталось позади. Она потянулась к бардачку. Щёлкнул замок. Крышка откинулась, вывалив на колени ворох вещей: пачку влажных салфеток, какие-то чеки, солнечные очки и маленький предмет, звякнувший о пластик.

– Флешка, – пробормотала она, поднимая накопитель с брелоком в виде пушистого кота. – Можно?

Валера на секунду напрягся. Это были чужие вещи. Чужая жизнь, которую он прервал, вытащив владельца на асфальт. Но Вика этого не знала. Для неё эта машина была просто транспортом, на котором он её спас.

– Валяй, – коротко бросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Посмотрим, что там.

Вика воткнула флешку в разъём магнитолы. Экран мигнул, считывая данные.

Пару секунд висела тишина, а потом салон наполнили густые, уверенные басы.

Это была Лолита.

Голос певицы – хрипловатый, глубокий, узнаваемый с первой ноты – ворвался в их замкнутый мир.

Валера удивлённо приподнял бровь. Он ожидал чего угодно – шансона, рока, попсы из радио-ротации, но не этого. Выбор того мужика, который остался сидеть на дороге с пустыми глазами, оказался до странности живым.

«В сотый раз повторять по-новому: «Не уйду», хоть мотаешь нервы…»

Громкая музыка казалась неуместной, почти кощунственной, перекрывая звук мотора. Валера хотел было убавить звук – мало ли кто услышит снаружи, – но краем глаза заметил, как Вика откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Её плечи, до этого напряжённо приподнятые, чуть опустились.

Он убрал руку от регулятора громкости.

Бит был простым, но навязчивым. Тум-тум-тум. Он бил прямо в грудь, резонировал с пульсом.

«Я не могу доказать обратного, всё в тебе меня дико бесит…»

Валера продолжал смотреть на дорогу, но его пальцы на чужом руле сами собой начали отбивать ритм.

Тум-тум-тум.

Сначала едва заметно. Просто нервное постукивание, выход для адреналина, который всё ещё кипел в крови.

Вика открыла глаза. Она заметила, как пальцы Валеры стучат по пластику. Уголок её губ дрогнул в слабой, неуверенной улыбке. Она не знала, чья это музыка, но сейчас это было неважно. Важно было то, что эта музыка была из того мира. Из нормального.

«Ешь, люби и молись, пока я в твоём сердце оставляю улики…» – грянул припев.

Валера вдруг начал подпевать. Тихо, себе под нос, почти не разжимая губ:

– …чтобы как-то спастись…

Это вышло само собой. Просто нужно было выпустить пар. Нужно было перекричать тишину в голове и забыть ощущение тяжести пистолета в руке.

Вика посмотрела на него с удивлением, а потом подхватила. Её голос был тоньше, звонче, но сейчас в нём прорезалась какая-то отчаянная дерзость.

– …Я поцелуем заткну твои крики! – пропела она, попадая в такт.

Валера повернул голову и впервые за этот бесконечный день улыбнулся. Не натянуто, не зло, а по-настоящему. В этой ситуации был какой-то сюрреалистичный абсурд, и этот абсурд спасал их от безумия.

– Громче! – крикнул он, перекрывая музыку. – Давай!

Он выкрутил ручку громкости вправо. Чужие колонки захрипели, не справляясь с мощью припева, но это было плевать.

– ЕШЬ! – крикнул Валера.

– ЛЮБИ! – подхватила Вика, уже не стесняясь, срываясь на крик.

– МОЛИСЬ! – заорали они хором.

Машина неслась сквозь тьму, разрезая фарами ночь и красный туман пожаров на горизонте. Внутри маленькой капсулы из металла и стекла больше не было места страху. Они орали песню, фальшивя, не попадая в ноты, переглядываясь и смеясь.

Валера колотил ладонью по рулю в такт ударным.

– ПОКА Я В ТВОЁМ СЕРДЦЕ ОСТАВЛЯЮ УЛИКИ!

Вика размахивала руками, словно была на концерте, а не в машине, несущейся в эпицентр катастрофы. Она трясла головой, и её светлые волосы летали по салону.

Это была истерика, но истерика радостная. Очищающая. Они забыли про трупы в церкви. Забыли про пустые города.

Был только этот момент. Была Лолита, которая своим мощным голосом разрешала им жить на полную катушку, раз уж терять больше нечего.

– ЧТОБЫ КАК-ТО СПАСТИСЬ! – орал Валера, чувствуя, как с каждым словом из груди выходит чёрный ком напряжения.

– Я ПОЦЕЛУЕМ ЗАТКНУ ТВОИ КРИКИ! – вторила ему Вика, и в её глазах блестели слёзы, но это были уже не слёзы горя.

Песня шла к финалу.

– я поцелуем заткну твои крики— выдохнула Вика, когда музыка начала затихать.

Она засмеялась – громко, заливисто. И Валера тоже рассмеялся. Напряжение, державшее его в тисках последние часы, лопнуло, как перетянутая струна.

Музыка стихла. Следующий трек ещё не начался. Только шуршание шин и их тяжёлое дыхание, как после долгого бега. Улыбки медленно сползали с лиц, но в глазах уже не было той ледяной пустоты, что была у церкви.

– Классная песня, – сказала Вика, откидываясь назад и глядя на Валеру с благодарностью. – Откуда она у тебя?

– Не знаю, – честно ответил Валера, глядя на дорогу. – Просто… нашлась.

Он мысленно поблагодарил того незнакомца, чью машину он забрал. Может, он и не спас ему жизнь, но его флешка только что спасла их рассудок.

Валера снова сжал руль. Теперь руки не дрожали.

Они были живы. Они были здесь. И они были готовы ехать дальше.

Валера нажал на газ. Машина рванула вперёд, но почти сразу пришлось затормозить. Пробка сгустилась. Здесь, в низине, автомобили стояли плотно, перекрывая почти все полосы. Пришлось ползти со скоростью пешехода, лавируя между бамперами и открытыми дверями.

Фары выхватывали из темноты фрагменты чужих жизней: чемодан, вывалившийся из багажника, детскую коляску, перевёрнутую на обочине, разбросанные по асфальту мягкие игрушки.

– Не смотри по сторонам, – тихо сказал Валера. – Просто смотри на дорогу.

Но Вика смотрела.

Они проезжали мимо семейного минивэна. Окна его были запотевшими изнутри, покрытыми жирными разводами, словно кто-то долго и упорно терся о стекло.

Свет фар Валеры скользнул по заднему боковому окну.

Внутри, на высоком детском кресле, сидел ребенок.

Мальчик, лет пяти. В яркой шапке с помпоном, съехавшей набок.

Он казался спящим, уронив голову на грудь.

Но как только свет ударил ему в лицо, он вскинулся.

Резко. Нечеловечески быстро.

Вика ахнула, прижав ладонь к рту.

Мальчик ударился лицом о стекло. Раз, другой. Его маленькие руки, скрюченные в спазме, царапали обивку. Рот открывался и закрывался, пытаясь укусить невидимого врага, но звука не было слышно за двойным стеклом.

Самое страшное было не в его пустых, бельмастых глазах. И не в серой коже.

Самое страшное было в том, что он не мог встать.

Пятиточечные ремни безопасности – надежные, дорогие, призванные спасти жизнь при аварии – держали его намертво.

Они впивались в маленькое тело, фиксируя плечи и грудь. Родители пристегнули его, чтобы спасти. Они позаботились о безопасности.

И теперь он был прикован к этому креслу навечно, превратившись в маленького, яростного монстра, запертого в плюшевой ловушке.

Он бился в конвульсиях, пытаясь дотянуться до проезжающих мимо живых, но ремни лишь натягивались, возвращая его обратно в спинку кресла.

– Господи… – прошептала Вика. Слёзы брызнули из её глаз мгновенно, без предупреждения. – Он же… он же пристёгнут.

Валера сцепил зубы так, что заходили желваки. Он ударил по газу, рискуя зацепить зеркалом соседний джип, лишь бы быстрее проехать этот минивэн. Лишь бы не видеть этот помпон и эти маленькие, царапающие стекло пальцы.

– Не смотри! – рявкнул он, грубее, чем хотел.

Минивэн остался позади, скрылся в темноте. Но образ мальчика, бьющегося в путах заботы своих родителей, остался висеть перед глазами.

Минивэн остался позади, но уехать далеко не получилось.

Метров через пятьсот дорога окончательно умерла.

Это была уже не пробка. Это была свалка. Огромная фура с логотипом продуктовой сети сложилась пополам, перегородив обе полосы и обочину. Вокруг неё, как муравьи, застыли десятки легковушек. Кто-то пытался объехать затор по полю, но завяз в осенней грязи. Кто-то врезался в отбойник.

Металл, стекло и тишина.

Валера заглушил мотор.

– Всё, – сказал он, ударив ладонью по рулю. – Приехали.

Вика молчала, глядя на стену из машин перед ними.

– Дальше пешком? – наконец спросила она. Голос был тусклым, безжизненным.

– Да. Объезжать по полям в темноте я не рискну. Застрянем – станем консервами.

Он открыл дверь. Холодный воздух тут же ворвался в салон, вытесняя остатки тепла.

– Собирайся. Тёплые вещи на себя.

Они вышли наружу.

Валера действовал быстро, стараясь не давать себе времени на раздумья. Он вытащил из багажника свой новый, купленный в тур-магазине рюкзак. Переложил туда патроны, консервы, воду. Проверил палатку – компактный сверток в чехле.

Вика суетилась рядом. Она натянула на себя найденную в машине чужую ветровку поверх своей куртки. Вид у неё стал нелепый, капустный, но сейчас мода никого не волновала.

Перед тем как закрыть машину, Вика на секунду задержалась. Она выдернула из магнитолы флешку с брелоком-котом и сунула её в карман.

– Пусть будет, – сказала она, поймав взгляд Валеры. – Как талисман.

Валера кивнул. Он запер машину на ключ, хотя понимал, что это бессмысленно. Просто привычка из прошлой жизни.

– Идти в ночь нельзя, – сказал он, оглядываясь. – Мы уставшие, на нервах. Совершим ошибку.

– И что нам делать ? – Вика покосилась на забитую машинами трассу. – Спать в одной из машин ?

– Нет. Там опасно. Если кто-то… или что-то пойдёт по дороге, они будут проверять салоны.

Он указал рукой в сторону от трассы.

Вдоль дороги тянулась густая лесопосадка – полоса старых тополей и кустарника, отделяющая асфальт от полей.

– Вон туда. Отойдём метров на сто-двести, чтобы с дороги нас не было видно, но и в глубь леса лезть не будем. Переночуем, а на рассвете выдвинемся.

Они перелезли через отбойник и спустились в кювет.

Под ногами чавкала сырая земля и прелая листва. Ветки хлестали по лицу. Валера шёл первым, светя фонариком строго под ноги, чтобы луч не было видно издалека. Вика держалась за лямку его рюкзака, боясь отстать хоть на шаг.

Они отошли совсем недалеко. Шум дороги – редкие скрипы металла, завывания ветра в открытых дверях машин – всё ещё был слышен, но стал приглушённым.

– Здесь, – Валера сбросил рюкзак на небольшой поляне между двумя толстыми стволами.

Ставить палатку пришлось в темноте, почти на ощупь, подсвечивая лишь самым тусклым режимом фонаря. Руки мёрзли, колышки входили в землю тяжело. Но когда нейлоновый купол наконец поднялся, Валера почувствовал странное облегчение.

Это был их дом. Пусть временный, пусть тряпочный, но дом.

Они залезли внутрь, застегнули молнию.

Мир сузился до двух квадратных метров пространства.

Спальник был один на двоих – тот самый, который Валера успел схватить в магазине. Он расстегнул его, превратив в одеяло.

– Холодно, – прошептала Вика, обхватив колени руками.

Валера сел рядом, положив оружие у входа, так, чтобы можно было схватить его за секунду.

– Ложись. От дыхания нагреется.

Они легли на жёсткое дно палатки, настелив под себя куртки. Валера накрыл их спальником. Вика дрожала – то ли от холода, то ли от отходняка после увиденного в минивэне.

Снаружи, со стороны дороги, донесся звук. Глухой удар. Потом скрежет. Будто кто-то провёл металлом по металлу.

Вика вздрогнула и вцепилась в рукав Валеры.

– Тише, – шепнул он ей на ухо. – Мы далеко. Нас не видно.

Они лежали в темноте, прислушиваясь к дыханию друг друга и звукам умирающего мира в ста метрах от них. Машина осталась там, на дороге – железная коробка, которая больше не могла их защитить. Теперь между ними и ночью была только тонкая ткань палатки.

– Спокойной ночи, – едва слышно сказала Вика.

– Спокойной ночи.

Валере не хватало именно этого чтобы закрыть глаза. Спокойного домашнего слова…

Утро началось не со света, а с холода.

Он просачивался сквозь тонкие стенки палатки, липкий, сырой, пахнущий прелой листвой и туманом. Валера проснулся первым. Он лежал неподвижно, глядя в нейлоновый потолок, на котором скопились капли конденсата.

Рядом дышала Вика. Во сне она свернулась в тугой комок, подтянув колени к подбородку, пытаясь сохранить тепло. Её лицо было скрыто капюшоном огромной чужой ветровки, виднелся только кончик носа и прядь светлых волос.

Валера осторожно, по миллиметру, выпростал руку из-под спальника и посмотрел на часы. Пять сорок утра.

Снаружи было тихо. Слишком тихо для места, где в ста метрах застряли сотни машин. Ни сигналов, ни криков. Только редкое карканье ворон.

Он сел, чувствуя, как затекли мышцы. Каждое движение давалось с трудом, тело протестовало, требуя вернуться в тепло. Но лежать было нельзя.

Валера потянулся к рюкзаку. Стараясь не греметь, достал банку консервов – гречка с говядиной – и складной нож.

Щелчок открываемой банки прозвучал в тишине как выстрел.

Вика вздрогнула и резко открыла глаза. В первую секунду в них был чистый, животный ужас – она не понимала, где находится. Потом взгляд сфокусировался на Валере, на брезентовых стенах, и ужас сменился глухой, беспросветной тоской.

– Доброе утро, – тихо сказал Валера. – Если это можно так назвать.

Вика ничего не ответила. Она медленно села, кутаясь в спальник, как в кокон. Её трясло – мелкой, противной дрожью.

– Надо поесть, – Валера протянул ей банку и ложку. – Греть не будем. Огня разводить нельзя, дым привлечёт внимание.

Вика посмотрела на банку. Серый жир застыл на поверхности крупы белёсой коркой. Выглядело это отвратительно.

– Я не хочу.

– Надо, Вик. Организму нужно топливо. Мы вчера потратили всё, что было. Сегодня идти много.

Она механически взяла банку. Зачерпнула ложкой холодную кашу, поднесла ко рту.

И замерла.

Валера видел, как её рука начала дрожать. Сначала едва заметно, потом сильнее, пока ложка не звякнула о край жестянки.

– Я не могу… – прошептала она.

– Просто проглоти. Не жуй, если не лезет.

– Нет, Валера, я не могу! – её голос сорвался, стал тонким и ломким. – Я не могу есть… я не могу идти… Я ничего не могу!

Она отшвырнула банку. Та ударилась о рюкзак, но, к счастью, не перевернулась. Вика закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону.

– Зачем мы проснулись? – глухо завыла она в ладони. – Зачем? Там, в машине… тот мальчик… мои родители… Это всё не кончится, понимаешь? Мы просто продлеваем это. На час, на день. Какая разница?

Валера замер. Он знал, что должен сказать что-то ободряющее, что-то мужское и уверенное, вроде «мы прорвемся». Но слова застряли в горле.

Потому что он думал о том же самом.

Всю ночь ему снилось, как он добирается до дома, открывает дверь, а там – пустота. Или того хуже – не пустота.

Вика начала задыхаться. Её вдохи стали короткими, свистящими, будто воздуха в палатке не осталось.

– Я не пойду, – она мотала головой, вцепившись пальцами в волосы. – Оставь меня. Пожалуйста. Я просто останусь здесь. Я лягу и засну. Я не хочу видеть, как ты… как ты умрёшь. Или как я…

Паническая атака накрывала её с головой. Валера видел это в фильмах, читал в статьях, но видеть это вживую, в тесной палатке посреди леса, было страшно. Она распадалась на части прямо у него на глазах.

Валера отложил нож. Он подвинулся ближе, пересиливая собственное оцепенение.

– Вика.

– Нет! Не трогай! Уходи!

Он жёстко взял её за плечи. Сквозь толстую куртку он чувствовал, какая она хрупкая, как напряжены её мышцы.

– Вика, смотри на меня!

Она подняла лицо. Глаза были красными, зрачки расширены, губы искусаны в кровь. Она смотрела не на него, а сквозь него.

– Дыши, – скомандовал он. – Вместе со мной. Вдох.

– Я не…

– Вдох! – рявкнул он, и она рефлекторно втянула воздух. – Держи. Раз, два, три. Выдох.

Она выдохнула, всхлипнув.

– Ещё раз. Вдох. Медленно. Смотри мне в глаза. Я здесь. Мы здесь.

Они дышали так минуту. Вдох. Пауза. Выдох. Постепенно её дрожь стала крупнее, но дыхание выровнялось. Она больше не пыталась вырваться, только вцепилась ледяными пальцами в его запястья так, что наверняка останутся синяки.

– Мне страшно, – прошептала она, и в этом шёпоте было столько детской беспомощности, что у Валеры сжалось сердце. – Валер, мне так страшно.

– Я знаю, – он не стал врать. – Мне тоже. До усрачки страшно.

Вика удивлённо моргнула, фокусируя на нём взгляд.

– Тебе?

Валера криво усмехнулся и отпустил её плечи, откидываясь назад.

– А ты думаешь, я Рэмбо блять? Я вчера чуть в штаны не наложил, когда в церковь заходил. А когда того мужика из машины выкидывал… у меня руки тряслись ещё час. Я до сих пор чувствую, как его куртка скользит под пальцами.

Он помолчал, глядя на свои руки. Они были грязными, с трауром под ногтями. Руки семнадцатилетнего школьника, который должен был сейчас готовиться к ЕГЭ, а не чистить оружие в лесу.

– Я не знаю, живы ли мои, – тихо сказал он. Это было первое, что он произнёс вслух о своём главном страхе. – Может, я еду к пепелищу. Может, я вообще зря тебя тащу. Но оставаться там, сзади – это гарантия смерти. А движение – это хотя бы шанс.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

– Я не могу обещать, что всё будет хорошо. Это было бы враньём. Но я обещаю, что пока я жив, я не дам тебя сожрать. И не брошу. Но ты должна помогать мне. Я один не вывезу, Вика. Мне нужен напарник, а не балласт.

Слово «напарник» повисло в воздухе. Оно звучало странно, по-взрослому, и в то же время как-то правильно.

Вика шмыгнула носом, вытирая слёзы рукавом огромной ветровки.

– Напарник… – повторила она, пробуя слово на вкус. – Из меня такой себе напарник. Я только выть умею.

– Научишься, – Валера потянулся к поясу и достал пистолет.

Тяжёлый, чёрный металл казался чужеродным на фоне туристического коврика. Валера вытащил магазин, передёрнул затвор, вытряхивая патрон из патронника, и протянул оружие ей рукояткой вперёд.

– Держи.

Вика отшатнулась.

– Зачем?

– Возьми. Просто подержи.

Она несмело протянула руку. Пистолет оказался тяжелее, чем выглядел. Холодная сталь обожгла ладонь.

– Тяжёлый, – прошептала она.

– Это «Макаров». Простой, как молоток. Смотри, – Валера придвинулся ближе, его плечо коснулось её плеча. – Вот предохранитель. Вниз – огонь. Вверх – заблокировано. Никогда не клади палец на спуск, пока не хочешь убить то, на что смотришь. Поняла?

Вика кивнула, завороженно глядя на оружие в своей руке. Это был инструмент смерти, тот самый, что убил её родителей. Но сейчас, находясь в её ладони, он давал странное, пугающее чувство. Чувство контроля.

Впервые за последние сутки она держала что-то, что могло изменить исход событий. Она больше не была просто жертвой, прячущейся на балконе.

– Я… я попробую, – сказала она, поднимая глаза на Валеру. В них всё ещё стояли слёзы, но паника отступила, загнанная в дальний угол сознания.

– Вот и отлично, – Валера забрал пистолет, вернул магазин на место и спрятал оружие. – А теперь ешь. Хотя бы половину. Нам нужны силы.

Он снова пододвинул к ней банку.

На этот раз Вика не оттолкнула её. Она взяла ложку, зачерпнула холодную кашу и, зажмурившись, отправила в рот. Вкус был пресным, жирным, но когда еда попала в желудок, по телу разлилось слабое тепло.

Валера ел быстро, не чувствуя вкуса, поглядывая на выход из палатки.

– Сейчас доедим, соберёмся и пойдём к дороге, – деловито сказал он, возвращаясь к своему прагматичному тону. – Там фургон. Поищем что-нибудь полезное. Одежду потеплее, может, рюкзак для тебя нормальный.

– А если там… кто-то есть? – спросила Вика уже спокойнее.

– Значит, мы будем осторожны. Ты будешь смотреть по сторонам, пока я буду искать. Четыре глаза лучше, чем два.

Он доел, вычистив банку до блеска, и посмотрел на неё.

– Спасибо, – вдруг сказала Вика.

– За что? За холодную кашу?

– За то, что не дал мне остаться здесь.

Валера лишь коротко кивнул, пряча смущение за вознёй с молнией рюкзака.

– Собирайся, напарник. Туман рассеивается.

Он выглянул наружу. Мир вокруг был серым и враждебным, но теперь, когда рядом кто-то дышал, проверял шнурки на ботинках и тихонько шмыгал носом, этот мир казался чуть менее безнадёжным.

Туман глушил всё.

Они пробирались сквозь него, как сквозь грязную вату. Валера шёл впереди, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к шорохам. Вика ступала след в след, стараясь даже дышать через раз.

Фургон выплыл из белесой мути неожиданно, словно айсберг.

Грязно-жёлтый борт, логотип спортивного магазина, забрызганный грязью. Машина стояла чуть накренившись, уткнувшись бампером в отбойник.

– Стой здесь, – одними губами шепнул Валера. – Смотри назад.

Он подошёл к задним дверям. Заперто. Массивная ручка не поддавалась. Валера выругался про себя и достал из кармана мультитул. Ему нужно было поддеть замок или хотя бы попытаться отжать створку.

Скрежет металла о металл показался ему оглушительным.

Валера замер, ожидая реакции леса или дороги. Тишина. Только капли конденсата падали с крыши фургона. Кап. Кап.

Он снова налёг на инструмент, полностью сосредоточившись на механизме.

Вика стояла в паре шагов от него, вжавшись спиной в холодный бок грузовика. Она смотрела в туман.

Там, в серой глубине, что-то менялось. Тени плавали, перетекали одна в другую. Ей казалось, что она видит лица, но стоило моргнуть – и это оказывалась просто ветка или открытая дверь легковушки.

Она потёрла замерзшие руки, спрятанные в глубокие карманы чужой куртки. Пальцы правой руки нащупали холодный пластик рукоятки.

Складной нож.

Тот самый, которым Валера открывал консервы. Она незаметно сунула его в карман, пока он упаковывал спальник. Зачем? Она сама не знала. Просто ей нужно было что-то своё. Что-то острое. Пистолет был тяжёлым и чужим, а этот ножик казался простым и понятным.

Шорох раздался не из тумана.

Он раздался совсем рядом. Сбоку. Из узкой щели между фургоном и соседней фурой.

Вика повернула голову.

Лицо было в двадцати сантиметрах от её лица.

Серое, с лопнувшими капиллярами в белках глаз. Рот был приоткрыт, обнажая жёлтые зубы, между которыми тянулась вязкая слюна. Заражённый не рычал, не кричал. Он просто вывалился из щели, неслышный, как тень, и сразу потянулся к ней.

Крик застрял у Вики в горле ледяным комом.

Времени на испуг не было. Времени звать Валеру – тоже.

Грязные руки уже хватали её за плечи, смрад гнилого мяса ударил в нос.

Тело сработало быстрее разума.

Рука вылетела из кармана. Щелчок лезвия потонул в шорохе одежды.

Удар был коротким, паническим, снизу вверх.

Она не целилась. Просто била туда, где было страшно.

Лезвие вошло в висок мягко, с влажным хрустом, будто проткнуло перезрелый арбуз.

Заражённый дёрнулся. Его глаза расширились, зрачки закатились. Руки, уже сжавшие её куртку, вдруг ослабли, пальцы разжались, превратившись в безвольные плети.

Он начал заваливаться на неё, тяжёлый, мешком костей и мяса.

– Бл… – выдохнул Валера.

Он обернулся на звук возни. И застыл.

Вика стояла, прижатая к борту фургона навалившимся на неё телом. Из виска мертвеца торчала чёрная рукоятка ножа. Её рука всё ещё сжимала её, дрожа от напряжения.

– Вика!

Валера бросил мультитул, подскочил к ней, грубо схватил за шкирку и рванул на себя, буквально отдирая от трупа.

Тело заражённого мешком сползло по металлу и шлёпнулось в грязь у их ног.

– Ты цела?! – Валера тряс её за плечи, его глаза бегали по её лицу, шее, рукам. – Он укусил?! Царапнул?!

Вика молчала. Она смотрела на свои руки. На пальцах остались тёмные капли. Чужая, густая кровь.

– Вика! Отвечай!

– Нет… – голос прозвучал чужим, скрипучим. – Нет. Он не успел.

Валера выдохнул, но не отпустил её. Он перевёл взгляд на труп, потом на нож, торчащий из головы, потом снова на Вику. В его глазах читался шок, смешанный с недоверием.

– Это… – он кивнул на мертвеца. – Это ты сделала?

Она медленно кивнула.

– Откуда у тебя нож?

– Взяла. Утром. Пока ты собирался.

Валера отпустил её плечи и сделал шаг назад. Он смотрел на неё так, будто видел впервые. Девочка, которая час назад рыдала в палатке и не могла проглотить ложку каши, только что уложила взрослого мужика ударом в висок. Тихо. Без воплей.

Он наклонился, упёрся ногой в плечо трупа и с усилием выдернул нож. Вытер лезвие о штанину мертвеца, сложил и протянул Вике.

– Держи.

Она удивлённо подняла глаза.

– Это теперь твой, – жёстко сказал Валера. – Спрячь. И никому не показывай, пока не прижмёт. Как сейчас.

Вика дрожащими пальцами взяла нож и сунула обратно в карман. Её снова начало потряхивать – адреналин уходил, оставляя пустоту.

– Ты как? – спросил Валера уже мягче.

– Меня сейчас вырвет.

– Не страшно.

Он вернулся к двери фургона. Теперь он действовал злее, агрессивнее. Замок хрустнул и поддался. Валера распахнул двери.

Внутри было темно и пахло резиной и картоном.

– Залезай, – скомандовал он. – Быстро.

Они забрались внутрь и прикрыли за собой створку, оставив лишь узкую щель для света.

Это был рай мародёра.

Коробки стояли ровными рядами. Валера ножом вскрыл ближайшую.

– Куртки, – констатировал он, доставая пуховик в пластиковой упаковке. – Фирменные. Мембрана. Это хорошо. Это очень хорошо.

Он начал потрошить соседние ящики.

– Ботинки… Твоего размера нет, всё мужское… А вот термобелье… Вика, ищи рюкзаки. Нам нужны нормальные, с жёсткой спиной.

Вика стояла посреди фургона, обхватив себя руками. Её взгляд был расфокусирован. Она всё ещё чувствовала, как нож входит в плоть. Это было омерзительно легко.

– Вика! – окликнул её Валера. – Не зависай! Мы здесь не в безопасности. Бери всё, что может пригодиться.

Она встрепенулась.

– Да. Я… я ищу.

Они переодевались прямо там, в полумраке кузова. Стеснения не было – оно осталось в том, старом мире. Валера натянул на себя плотные треккинговые штаны поверх джинсов, сменил куртку на тёплую парку. Вика нашла себе лыжный костюм – яркий, оранжевый, но тёплый.

Валера нашёл туристические рюкзаки – огромные, на 80 литров.

– Много не набивай, – предупредил он. – Вес – это враг. Берём только сменку, носки и… о, смотрите-ка.

Он вытащил из глубины фургона плоскую коробку.

– Что там? – спросила Вика, застёгивая молнию на новой куртке.

– Сублиматы, – Валера присвистнул. – Еда для туристов. Заливаешь кипятком – и готово. Весит копейки, калорий куча. Нам повезло, Вик. Реально повезло.

Он посмотрел на неё. В неверном свете, пробивающемся через щель двери, она выглядела странно в этом ярко-оранжевом костюме. Как спасатель. Или как мишень.

– Слушай, – он подошёл ближе. – То, что было снаружи…

– Не надо, – оборвала она его. – Пожалуйста.

– Я просто хотел сказать… Ты молодец. Я бы не успел.

Вика подняла на него глаза. В них больше не было слёз. Там было что-то новое, тёмное и жёсткое.

– Я не хочу быть молодцом, Валера. Я просто хочу выжить.

– Значит, выживем, – кивнул он. – А теперь давай набивать рюкзаки. И валить отсюда, пока друзья твоего жмурика не пришли на запах крови.

Они покинули фургон другими людьми.

За спинами теперь висела тяжесть настоящих, профессиональных рюкзаков, но эта тяжесть была приятной. Это был вес выживания, а не безнадёжности. Валера заставил Вику вымазать яркую оранжевую куртку грязью – теперь она напоминала не спасателя, а рабочего с дорожной стройки, что, по крайней мере, меньше бросалось в глаза на фоне серого леса.

Они шли вдоль бесконечной вереницы машин, превратившейся в музей прерванных жизней.

– Смотри по бардачкам, – командовал Валера, когда они выборочно вскрывали незапертые двери. – Салфетки, зажигалки, батарейки. Еду не бери, если упаковка вскрыта. Воду – только заводскую.

Первые полчаса они ещё надеялись найти что-то уникальное. Спустя час это превратилось в рутину. Открыть, проверить, закрыть. Открыть, проверить, закрыть. В одной машине они нашли блок сигарет (Валера забрал – «валюта»), в другой – детский альбом с рисунками (Вика задержала взгляд, но оставила на сиденье).

– Пройдём сколько сможем, – сказал Валера, окидывая взглядом горизонт. Туман редел, но небо оставалось свинцовым, давящим. – Пока светло. Когда силы будут кончаться – начнём искать ночлег.

– Хорошо бы дом, – голос Вики звучал глухо из-под высокого воротника. – В палатке… В палатке я не согреюсь. Земля ледяная.

– Постараемся найти дом. Но не обещаю. В домах могут быть люди. Или те, кто был людьми.

Спустя два часа металлическая река иссякла.

Пробка закончилась так же внезапно, как и началась – просто в какой-то момент машины стали попадаться реже, а потом дорога и вовсе опустела. Асфальт, мокрый и чёрный, тянулся вперёд, разрезая пожелтевшие поля.

Тишина здесь была другой. Не сдавленной, как в пробке, а просторной, ветреной.

Они свернули на обочину, к старой бетонной остановке, расписанной граффити.

– Привал, – выдохнул Валера, сбрасывая рюкзак.

Плечи ныли с непривычки. Они сели на деревянную лавку, вытянув ноги. Валера достал пачку галет и бутылку воды.

Ели молча, глядя на пустую трассу.

– Знаешь, – вдруг сказала Вика, кроша сухую галету, – я ведь должна была сегодня идти на курсы. Английский. Мама хотела, чтобы я поступала на иняз.

Валера усмехнулся, отпивая воду.

– А я вчера должен был права получить. Инструктор говорил: «Валера, ты водишь аккуратно, главное – не гони».

Вика слабо улыбнулась.

– Мы смешные. Сидим тут, жуём сухари… А где-то там мой репетитор, наверное, ждёт.

– Нет больше репетиторов, Вик. И экзаменов нет.

– Я знаю, – она посмотрела на него серьёзно, и в её зелёных глазах на миг исчез страх, уступив место какой-то взрослой, горькой мудрости. – Просто странно, как быстро всё обнуляется. Вчера самым страшным был "неуд", а сегодня – холодной каши поесть.

– Это не обнуление, – Валера посмотрел на свои руки, на которых въелась грязь и оружейное масло. – Это переоценка. Мы просто вспомнили, что мы – звери. Просто одетые в куртки.

Этот разговор, короткий и простой, что-то изменил. Между ними натянулась невидимая нить. Они больше не были случайными попутчиками – спасителем и жертвой. Они стали двумя зверьками из одной стаи, греющимися на ветру.

Они двинулись дальше.

Знак с названием деревни – «Осиновка» – был перекошен, будто кто-то в него врезался. Сразу за ним, на обочине, стояла машина скорой помощи.

Жёлтая, с красной полосой. «Реанимация».

Задние двери были распахнуты настежь, но внутри было темно.

– Стой, – Валера поднял руку.

– Там могут быть лекарства, – шепнула Вика. – Бинты, антибиотики. Ты сам говорил, аптечка нужна.

Валера колебался. Скорая помощь сейчас ассоциировалась не со спасением, а с началом кошмара. Но прагматизм победил.

– Я первый. Ты сзади, держишь нож. Если что-то дёрнется – беги. Не геройствуй, просто беги.

Они подошли осторожно, стараясь не хрустеть гравием.

Внутри кабины никого не было. На водительском сиденье – бурые пятна.

Валера заглянул в салон через открытые задние двери.

Внутри царил хаос. Разорванные упаковки шприцев, битое стекло ампул. А на кушетке…

На кушетке лежало тело.

Оно было пристёгнуто ремнями – руки, ноги, грудь. Но это был не тот вид заражённого, что Валера видел раньше.

Те, в церкви, выглядели просто как безумные люди. Бледные, с пустыми глазами.

Этот был другим.

Его кожа посерела, натянулсь так сильно, что, казалось, вот-вот лопнет. Вены вздулись чёрными жгутами, оплетая шею и лицо уродливой сеткой. Но самым страшным было не это.

Суставы.

Локти и колени были вывернуты под неестественными углами, словно мышцы сократились с такой силой, что переломали кости изнутри.

– Господи… – выдохнула Вика за его спиной.

В этот момент тело дёрнулось.

Не вяло, как зомби в кино. Это был резкий, судорожный рывок, от которого вся машина качнулась на рессорах.

Голова мертвеца мотнулась в их сторону. Челюсть отвисла, обнажая чёрный провал рта, и оттуда вырвался звук. Не рык. Не стон.

Стрекотание.

Сухое, щёлкающее, как у гигантского насекомого.

Кр-р-клац. Кр-р-клац.

Тварь рванулась в путах. Один из ремней – толстый, брезентовый – лопнул с треском выстрела. Освободившаяся рука, длинная, с скрюченными пальцами, ударила по металлическому борту, оставив вмятину.

– Назад! – заорал Валера, толкая Вику в плечо. – Уходим! Быстро!

Они бежали метров двести, не оглядываясь. Дыхание сбилось, рюкзаки били по спинам. Только когда поворот скрыл зловещий желтый фургон, Валера позволил себе перейти на шаг.

Его трясло.

– Ты видел? – задыхаясь, спросила Вика. – Ты видел его руки?

– Видел.

– Это… это что, мутация? Оно эволюционирует?

– Не знаю, – процедил Валера. – И знать не хочу. Главное – к таким тварям не подходить. Если оно вырвется… с пистолетом там делать нечего.

Они шли молча ещё минут сорок.

Шок от увиденного медленно отступал, сменяясь тупой усталостью. Солнце клонилось к закату, тени становились длиннее, превращая обычные кусты в чудовищ.

Валера шёл впереди, обдумывая, где искать ночлег. Деревня впереди выглядела подозрительно тихой, но выбора не было.

И тут за спиной раздался звук.

Кашель.

Влажный, глубокий, клокочущий.

Валера замер, не оборачиваясь. Сердце пропустило удар.

– Кх-кх… кха… – Вика пыталась сдержаться, зажимая рот рукой, но кашель прорывался наружу, сотрясая её хрупкое тело.

В мозгу Валеры вспыхнули картинки. Церковь. Слёзы Вики. «Мама заболела… превратилась…». Потом – реанимация. Чёрные вены. Стрекочущий звук.

Как передаётся вирус? Через укус? Через кровь? Или… воздушно-капельным?

Она ведь была там, в церкви, с родителями. Они дышали одним воздухом.

– Вика? – спросил он, не поворачиваясь. Голос его был ровным, ледяным.

– Прости… – прохрипела она, вытирая губы. – Першит… Наверное, простудилась. В палатке холодно было.

Она снова закашлялась – сильно, до слёз, сгибаясь пополам.

Валера медленно опустил правую руку. Его пальцы коснулись кобуры на поясе. Расстегнули кнопку.

Он не хотел этого делать. Каждая клетка его тела кричала «нет». Она же только что ела с ним галеты. Она шутила про репетитора. Она спасла его от мертвеца у фургона.

Но перед глазами стоял тот, в скорой. Вывернутые суставы. Чёрная сетка вен.

Если она превратится… Если она станет такой…

Он обернулся.

Вика стояла, опершись руками о колени, пытаясь восстановить дыхание. Её лицо покраснело от натуги, глаза слезились.

Она не видела его руку. Не видела, как его пальцы легли на рукоять «Макарова».

– Сильно накрыло? – спросил он. Внешне – заботливо. Но внутри он был готов выхватить ствол за долю секунды.

– Да… – она выпрямилась, глубоко вдохнула. – Сейчас пройдёт. Просто… просто горло дерёт.

Она посмотрела на него. В её взгляде была мольба. «Поверь мне. Это просто простуда. Пожалуйста, пусть это будет просто простуда».

Валера смотрел на неё, не убирая руку с оружия. Он искал признаки. Покрасневшие белки? Серый оттенок кожи? Дрожь?

Пока ничего явного.

Но червь сомнения уже поселился в голове. И он был страшнее любого монстра.

– Попей воды, – сказал он, с трудом заставляя себя убрать руку от пистолета. – И пошли. Нам нужно тепло. Если это простуда – её надо лечить.

«А если не простуда – мне придётся тебя убить», – закончил он про себя.

– Идём, – кивнула Вика.

Она сделала шаг, и Валера невольно отступил на полшага назад, сохраняя дистанцию.

Теперь, когда они шли рядом, он слушал не лес и не дорогу.

Он слушал её дыхание.

Каждый её вдох казался ему тиканьем бомбы.