Читать книгу Чумной ветер. В зоне опасности - Группа авторов - Страница 4

Три дня спустя небо над Вересковом затянуло низкой, серой пеленой, и с утра заморосил холодный, пронизывающий дождь. Приемное отделение городской больницы №1 жило своей обычной, лихорадочной жизнью. Здесь пахло антисептиком, лекарствами, потом и страхом – всегда одним и тем же, острым и тоскливым запахом человеческой беды. Гул голосов, плач ребенка, скрип каталкой, металлический звук шкафа с медикаментами – всё это сливалось в единый, напряженный гул.

Дежурный врач-терапевт Анна Сергеевна Михеева, тридцати двух лет от роду, заканчивала заполнять историю болезни пожилого мужчины с гипертоническим кризом. Она чувствовала усталость, приятную и тяжелую, как после долгого перехода. Двадцать часов на ногах. Она привыкла. Выпускница лечебного факультета Первого Московского государственного медицинского университета имени И. М. Сеченова, она могла бы остаться в столице, но вернулась в родной Вересков. Здесь была нужна. Здесь ее работа имела вес, значение. Ее муж, Алексей, офицер-пограничник, как-то сказал: «Ты, Ань, тоже на посту. Только твой пост – этот больничный коридор». Она с этим соглашалась.

Дверь в приемный покой с силой распахнулась. Двое санитаров, дыша паром, вкатили на складных носилках мужчину. Он был в полусознании, стонал, пытаясь сорвать с себя мокрую куртку. Рядом, мешаясь под ногами, шла заплаканная женщина – его жена.

– Василий Петрович Ковров, 48 лет. Температура 39.8, жалуется на дикую боль… вот здесь, – санитар, опытный дядька по имени Владимир, показал на собственную шею и подмышку.

Анна отложила папку и подошла. Первый, профессиональный взгляд: кожа горячая, сухая на ощупь, гиперемия лица, инъекция склер. Пульс частый, слабого наполнения. Дыхание поверхностное, учащенное. Больной бредил, выкрикивал бессвязные слова про лес, капканы.

– Лида, вода… горит все…

– Сейчас, Вася, сейчас, – всхлипывала жена, пытаясь поймать его беспокойно мечущиеся руки.

Анна надела новые перчатки. «Грипп? Сепсис?» – промелькнуло в голове. Она аккуратно, стараясь не причинять лишней боли, расстегнула воротник мокрой рубашки. И замерла.

На шее, справа, ниже угла нижней челюсти, лежало образование размером с крупное куриное яйцо. Кожа над ним была напряжена, лоснилась, цвета переспелой сливы – багрово-синяя, с лиловым оттенком. Контуры были нечеткими, расплывчатыми, при пальпации (она коснулась его легонько) – чудовищно болезненными, горячими, словно под кожей тлел уголек. Второй бубон, поменьше, зрел в левой подмышечной впадине.

В ушах у Анны вдруг наступила абсолютная тишина. Весь гул приемного покоя отступил, словно кто-то выдернул штекер из мира. Она видела только эту багровую, страшную выпуклость. Перед глазами, как кадры из старого учебника, всплыли страницы: «Бубонная форма. Характерная локализация: паховая, подмышечная, шейная область. Резкая болезненность. Гиперемия кожи…»

Слово ударило в сознание с силой обуха. Чума.

Теория, прочитанная когда-то в рамках курса особо опасных инфекций, сухая и отстраненная, вдруг обрела плоть, цвет, температуру и запах – от больного тянуло тяжелым, сладковатым, потом с примесью чего-то звериного. Анна почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а в желудке сжался холодный ком.

Паника, острая и животная, рванулась изнутри, требуя отступить, выбежать, крикнуть. Но поверх нее, как броневой лист, легли годы обучения, дисциплина, понимание долга. Доктор Михеева подавила в себе испуганную женщину Анну. Время на раздумья кончилось. Счет пошел на минуты.

Она обернулась к медсестре Татьяне, стоявшей у стойки. Голос прозвучал у нее удивительно ровно, почти бесцветно:

– Татьяна Петровна. Немедленно: полный комплект противочумных СИЗ для себя и для меня. Бокс №3 в инфекционном отделении подготовить к приему пациента с подозрением на карантинную инфекцию группы А. Никого не впускать и не выпускать. Контакт – только через шлюз. Санитарам Владимиру и Илье – оставаться здесь, не приближаться к другим. Всему персоналу в приемном – надеть маски, перчатки.

Медсестра, женщина лет пятидесяти, посеревшая от тона врача, кивнула и бросилась выполнять.

Анна повернулась к жене пациента. Та смотрела на нее расширенными от ужаса глазами.

– Лидия Петровна? Вы его жена?

– Да… что с ним, доктор? Что это?

– У вашего мужа подозрение на очень серьезную инфекционную болезнь. Ему нужна немедленная изоляция и интенсивное лечение. Вы с ним контактировали последние дни? Дети?

– Да как же не контактировать… Дочки… дома…

– Вас и детей тоже необходимо будет изолировать. Это не прихоть, это закон. Это чтобы не заболели вы и другие люди. Сейчас вам помогут. Пожалуйста, не паникуйте и выполняйте все указания медперсонала.

Она говорила автоматически, часть ее мозга уже составляла план: сбор анамнеза (охота, контакт с грызунами?), забор материала на исследование (пункция бубона, кровь, мокрота), экстренное эпидсообщение. Каждое действие было выверено инструкциями, которые она, оказывается, помнила наизусть.

Через пять минут она и санитар Владимир, облаченные в неуклюжие, шуршащие костюмы с герметичными шлемами, уже катили каталки с Василием Петровичем по длинному, пустынному коридору в старое крыло больницы, где располагался изолятор. Свист воздуха в системе вентиляции костюма, собственное тяжелое дыхание в ушах. Мир сузился до визга колес по линолеуму и до багрового пятна на шее пациента. Она была внутри своего кокона, отделенная от мира слоем прорезиненной ткани, стеклом гермошлема. Это была граница между жизнью и смертельной угрозой.

В боксе, с помощью Владимира, они переложили больного на функциональную кровать. Анна быстро установила капельницу с солевым раствором, подключила пульсоксиметр (сатурация 88% – низковато), взяла кровь из вены, надев на пробирку бирку с надписью «Чума?». Руки не дрожали. Мысли были ясны и холодны. «Антибиотики широкого спектра первой линии, поддерживающая терапия, борьба с интоксикацией. Ждать подтверждения из лаборатории».

Когда Владимир, прошедший обработку в шлюзе, ушел, Анна осталась одна в боксе с бредящим больным. Гул вентиляции. Мерцание мониторов. Она подошла к маленькому, забранному решеткой окну. Шел тот же холодный дождь. Там, за стеклом и решеткой, был город. Ее город. Ее дом, где сейчас, наверное, свекровь Галина Ивановна читает сказку ее сыну Мише. Муж Алексей где-то на заставе. И здесь, в этой герметичной коробке, возможно, только что началась война.

Она сняла гермошлем – внутри бокса это было уже можно. Влажный воздух пахнул озоном и страданием. Она подошла к стене, где висел старый, проводной телефон прямой связи с администрацией и СЭС. Подняла трубку. Было 23 часа 45 минут.

– Дежурный администратор? Говорит врач-терапевт Михеева, приемное отделение. Кодовое сообщение: «Черная метка». Повторяю: «Черная метка». В боксе №3 инфекционного изолятора пациент с клинической картиной бубонной чумы. Приняты первичные меры изоляции. Жду дальнейших указаний.

Она положила трубку. Первый колокол прозвучал. Теперь механизм, о котором с такой уверенностью говорил Андрей Седов, должен был прийти в движение. Она стояла, прислонившись лбом к прохладному стеклу окна, и смотрела в ночную тьму, за которой мерцали огни города. Усталость накатила волной, но спать она не могла. Теперь она была на своем посту. На самой его передовой кромке. И первая атака врага была отбита. Но война, она чувствовала это кожей, только начиналась.