Читать книгу Чумной ветер. В зоне опасности - Группа авторов - Страница 5

Дом Ковровых стоял на самой окраине Верескова, там, где улицы, теряя асфальтовое покрытие, уползали в поля и перелески. Дом был небогатый, деревянный, но крепкий, с резными наличниками, которые каждый год Лидия подновляла голубой краской. Большой огород, сарай с дровами, банька – все своими руками, Василины и ее. Здесь они растили дочерей, Катю и Настю, четырнадцати и двенадцати лет. Василий Петрович, егерь, часто уходил в лес на несколько дней. Лидия работала в тепличном хозяйстве бухгалтером. Жили небогато, но честно и прочно.

Теперь этот дом был пуст и мертв. Лидия, стоя за забором, на котором уже висела желтая лента с черными шевронами – знак карантина, – смотрела на закрытые ставни. Все произошло так быстро, что голова шла кругом.

После того как мужа забрали, к дому подъехали еще две машины. Из них вышли люди в защитных костюмах, не таких громоздких, как в больнице, но все же странных и пугающих. Они говорили вежливо, но очень твердо.

– Лидия Петровна, вам и детям необходимо пройти в обсерватор. Это временная изоляция. На четырнадцать дней. Возьмите документы, необходимые лекарства, личные вещи.

– А дом? А собака? – спросила Лидия, машинально обнимая за плечи перепуганных девочек.

– Дом будет обработан специальной службой. Собаку мы изолируем на передержку, с ней все будет в порядке.

Их увезли на микроавтобусе с затемненными стеклами. Обсерватор располагался в старом, но ухоженном пионерском лагере «Берёзка» в двадцати километрах от города. Там уже были другие люди – те, кто контактировал с Василием на рынке, в автобусе. Их расселили по домикам. Комнаты были скромные, но чистые, с новым постельным бельем. Работала столовая, медпункт. Каждый день у них брали анализы, измеряли температуру.

Первые два дня были самыми тяжелыми. Неизвестность о Василии грызла Лидию изнутри. Звонить в больницу ей запретили – всю информацию, говорили, будет сообщать специально назначенный сотрудник. Девочки молчали, прижимаясь друг к другу на кровати, испуганные чужими стенами и тишиной, нарушаемой лишь щелчками дверных замков и приглушенными голосами из репродуктора, передававшего объявления.

Но хуже неизвестности оказалось отношение других изолированных. Их было около тридцати человек. И все знали, что «нулевой пациент» – егерь Ковров. И что его жена и дети здесь, с ними.

В столовой, куда они заходили забирать свой поднос с едой, чтобы унести в комнату (общих обедов не было), воцарялась натянутая тишина. Люди отводили взгляд. Однажды, когда Лидия шла по тропинке между домиками, она услышала за спиной сдавленный шепот:

– Это она… Жена того самого. Из-за них всех тут держат.

– Говорят, он сусликов ловил и сам же их ел, вот заразился, – добавил другой голос.

– А детей жалко, – вздохнула женщина. – Но лучше бы их в другом корпусе разместили…

Лидия сжала кулаки, ногти впились в ладони. Ей хотелось обернуться и закричать: «Мой муж никого не заражал специально! Он работал! Он кормил нас!» Но она сдержалась. Криком делу не поможешь. Только хуже сделаешь для девочек.

Вечером второго дня Катя, старшая, сидела, уткнувшись в телефон. Лицо ее было бледным, губы дрожали.

– Мам… – голос сорвался. – Посмотри…

Она протянула телефон. В местной городской паблике-группе Верескова в социальной сети бушевал огненный шторм. Пост о «вспышке опасной болезни» собрал тысячи комментариев. И многие из них были о Ковровых.

«Весь город из-за какого-то егеря под угрозой!»

«Знакомые говорят, он браконьерничал, вот Бог его и наказал!»

«Семью его надо было сразу в лепрозорий, а не среди людей держать!»

«Детям, конечно, не повезло с отцом-убийцей»

Лидия выхватила телефон у дочери и выключила его.

– Не читай это! Это глупые, злые люди! Они ничего не понимают!

– Но почему они так пишут про папу? – всхлипнула Настя. – Папа же хороший! Он нам с леса всегда гостинцы привозил…

– Потому что они боятся, – сказала Лидия, садясь между дочками и обнимая их. – Когда люди боятся, они становятся жестокими и ищут, кого обвинить. Это неправильно. Но так, к сожалению, бывает. Папа не виноват. Он сейчас борется за жизнь. А мы должны быть сильными и ждать. И не обращать внимания на этих… трусов.

Она говорила уверенно, но внутри все переворачивалось. Слово «чумные», которое она мельком увидела в комментариях, жгло сознание, как клеймо. Это древний, первобытный страх. Страх изгнания из племени. И это изгнание уже начиналось – здесь, в этих взглядах, в этих шепотах, в этих строчках цифровой ненависти.

На третий день к ним в комнату постучалась женщина-психолог из службы МЧС. Молодая, с добрыми, усталыми глазами.

– Лидия Петровна, я знаю, что вам тяжело. И девочкам. Информационная гигиена сейчас важнее обычной. Интернет лучше не читать. Новости смотреть только официальные, в 9 и 21 час. Ваш муж – пациент номер один, он получает всю необходимую помощь. О вас тоже заботятся. Главное – спокойствие. От вашего спокойствия зависит состояние детей.

– А как не читать, если это про тебя? – горько спросила Лидия.

– Представьте, что это не про вас. Что это про каких-то других, незнакомых людей. А вы здесь, в безопасности. Вы выполняете важную общественную работу – находитесь в изоляции, чтобы прервать цепочку. Вы – на передовой борьбы с болезнью, просто другим способом. Вы – часть системы защиты.

Эти слова, странные и казенные, тем не менее, немного помогли. Это была не просто стигма, это был фронт. И на фронте бывает страшно, но нужно держаться.

Вечером того же дня им принесли передачу. Небольшую корзинку. В ней были домашние яблоки, плитка шоколада и записка, написанная детским, корявым почерком: «Кате и Насте от Вовы из 7«Б». Держитесь. Мы вас помним и ждём в школу». Это была записка от одноклассника Кати, сына участкового врача.

Лидия расплакалась. Впервые за эти дни. Не от страха или обиды, а от внезапной, щемящей благодарности. Это маленькое послание пробило брешь в стене отчуждения. Значит, не все. Значит, есть еще нормальность, доброта, память.

Она посмотрела на дочерей, которые делили шоколад.

– Видите? Не все так плохо. Есть хорошие люди. И система работает. Нас кормят, лечат, защищают. И папу лечат. Надо просто довериться и ждать.

Она подошла к окну. За решеткой и высоким забором темнел лес. Где-то там, в городе, в больнице, боролся за жизнь ее муж. А здесь, в этой изоляции, боролись они – против страха, против стигмы, против отчаяния. Это была их тихая, невидимая битва. И они должны были ее выиграть. Хотя бы для того, чтобы однажды всем вместе вернуться в свой дом с голубыми наличниками, где пахнет хлебом и дровами, а не страхом и чужим шепотом.