Читать книгу Этюд в темных тонах… - Группа авторов - Страница 3

Именно в тот день, когда я окончательно принял решение найти себе более дешевое жилье, в баре «Критерион» кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел молодого Стэмфорда, который когда-то работал у меня фельдшером в лондонской больнице. Как приятно одинокому увидеть вдруг знакомое лицо в необъятных дебрях Лондона! В прежние времена мы со Стэмфордом никогда особенно не дружили, но сейчас я приветствовал его почти с восторгом.

Он тоже, по-видимому, был рад видеть меня, хотя в его взгляде мелькнуло что-то странное. Какая-то тень удовлетворения, словно он ожидал нашей встречи. Впрочем, я не придал этому значения. От избытка чувств я пригласил его позавтракать со мной, и мы тотчас же взяли кэб и поехали в Холборн.

– Что вы с собой сделали, Ватсон? – спросил он с нескрываемым любопытством, когда кэб застучал колесами по людным лондонским улицам. – Вы высохли, как щепка, и пожелтели, как лимон!

Я вкратце рассказал ему о своих злоключениях. Упомянул о ранении при Майванде, о тифе в Пешавере, но умолчал о странных ощущениях и ночных тенях. Некоторые вещи лучше держать при себе, особенно если не хочешь прослыть сумасшедшим. Едва я успел закончить рассказ, как мы доехали до места.

– Эх, бедняга! – посочувствовал он, узнав о моих бедах. – Ну, и что же вы поделываете теперь?

– Ищу квартиру, – ответил я. – Стараюсь решить вопрос, бывают ли на свете удобные комнаты за умеренную цену.

– Вот странно, – заметил мой спутник, и в его голосе прозвучала какая-то особенная нота. – Вы второй человек, от которого я сегодня слышу эту фразу.

Что-то в его тоне заставило меня внимательнее взглянуть на него. Стэмфорд избегал моего взгляда, изучая меню.

– А кто же первый? – спросил я.

– Один малый, который работает в химической лаборатории при нашей больнице. Нынче утром он сетовал что отыскал очень милую квартирку и никак не найдёт себе компаньона, а платить за неё целиком ему не по карману.

– Чёрт Возьми! – воскликнул я. – Если он действительно хочет разделить квартиру и расходы, то я к его услугам! Мне тоже куда приятнее поселиться вдвоём, чем жить в одиночестве!

Молодой Стэмфорд как-то неопределённо посмотрел на меня поверх стакана с вином. В его взгляде была какая-то оценка, словно он взвешивал что-то важное.

– Вы ведь ещё не знаете, что такое этот Шерлок Холмс, – сказал он наконец. – Быть может, вам и не захочется жить с ним в постоянном соседстве.

– Почему? Чем же он плох?

– Я не говорю, что он плох. Просто немного чудаковат. Энтузиаст некоторых областей науки. Но вообще-то, насколько я знаю, он человек порядочный.

– Должно быть, хочет стать медиком? – спросил я.

– Да нет, я даже не пойму, чего он хочет. По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически. Он занимается наукой совершенно бессистемно и как-то странно, но накопил массу, казалось бы, ненужных для дела знаний.

– А вы никогда не спрашивали, что у него за цель? – поинтересовался я.

– Нет, из него не так-то легко что-нибудь вытянуть, хотя, если он чем-то увлечён, бывает, что его и не остановишь.

– Я не прочь с ним познакомиться, – сказал я. – Если уж иметь соседа по квартире, то пусть лучше это будет человек тихий и занятый своим делом. Я недостаточно окреп, чтобы выносить шум и всякие сильные впечатления. У меня столько было того и другого в Афганистане, что с меня хватит до конца моего земного бытия.

Стэмфорд задумчиво кивнул, словно мой ответ его удовлетворил.

– Сейчас он наверняка в больнице, – ответил мой спутник. – Он либо не заглядывает туда по неделям, либо торчит там с утра до вечера. Если хотите, поедем к нему после завтрака.

– Разумеется, хочу, – сказал я, и разговор перешёл на другие темы.

Пока мы ехали из Холборна в больницу, Стэмфорд успел рассказать мне ещё о некоторых особенностях джентльмена, с которым я собирался поселиться вместе. Он говорил осторожно, словно подбирая слова.

– Не будьте на меня в обиде, если вы с ним не уживётесь, – сказал он. – Я ведь знаю его только по случайным встречам в лаборатории. Вы сами решились на эту комбинацию, так что не считайте меня ответственным за дальнейшее.

– Если мы не уживёмся, нам ничто не помешает расстаться, – ответил я. – Но мне кажется, Стэмфорд, – добавил я, глядя в упор на своего спутника, – что по каким-то соображениям вы хотите умыть руки. Что же, у этого малого ужасный характер, что ли? Не скрытничайте, ради Бога!

– Попробуйте-ка объяснить необъяснимое, – засмеялся Стэмфорд, но смех прозвучал несколько натянуто. – На мой вкус, Холмс слишком одержим наукой. Это у него уже граничит с бездушием. Легко могу себе представить, что он сделает укол своему другу небольшую дозу какого-нибудь новооткрытого растительного алкалоида, не по злобе, конечно, а просто из любопытства, чтобы иметь наглядное представление о его действии.

Он помолчал, затем добавил:

– Впрочем, надо отдать ему справедливость, я уверен, что он так же охотно сделает этот укол и себе. У него страсть к точным и достоверным знаниям.

– Что ж, это неплохо.

– Да, но и тут можно впасть в крайность. Если дело доходит до того, что трупы в морге он колотит палкой, согласитесь, что это выглядит довольно-таки странно.

– Он колотит трупы?

– Да, чтобы проверить, можно ли по характеру синяков определить, когда были нанесены удары. Я видел это своими глазами.

– И вы говорите, что он не собирается стать медиком?

– Вроде нет. Одному Богу известно, для чего он всё это изучает.

Стэмфорд помолчал, затем добавил тише, словно нехотя:

– Холмс… видит больше, чем другие люди. Гораздо больше.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться, но прежде чем я успел расспросить подробнее, кэб остановился у больницы.

– Вот мы и приехали, – сказал Стэмфорд. – Теперь уж вы судите о нём сами.

Мы свернули в узкий закоулок двора и через маленькую дверь вошли во флигель, примыкающий к огромному больничному зданию. Здесь всё было мне знакомо. Мы поднялись по тёмной каменной лестнице и пошли по длинному коридору вдоль бесконечных выбеленных стен с коричневыми дверями по обе стороны.

Но вместо того чтобы повернуть к химической лаборатории, как я ожидал, Стэмфорд повёл меня дальше, к задней части здания, затем вниз по другой лестнице. Воздух становился холоднее и сырее. Мы спускались в подвал.

Именно здесь со мной произошло нечто странное. Внезапно я почувствовал, что воздух вокруг меня стал плотнее, тяжелее. Что-то знакомое, как в те ночи в госпитале Пешавера, когда я просыпался с ощущением чьего-то присутствия. Я остановился, прислушиваясь.

– Что-то не так? – спросил Стэмфорд, обернувшись.

Я покачал головой, не желая признаваться в своих ощущениях. Но чувство не проходило. Словно кто-то невидимый шёл рядом со мной, охраняя. Я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. "Это просто нервы," сказал я себе. "Подвал, сырость, воспоминания о госпитале."

Мы продолжили спуск по каменным ступеням. Внизу был длинный коридор с низкими сводами. Газовые рожки горели тускло, отбрасывая колеблющиеся тени на стены. Откуда-то доносился странный звук. Удары. Мерные, методичные. И тихое бормотание.

Именно тогда я услышал это. Шёпот на гэльском языке. Те самые слова, что произносил умирающий Мюррей. Я резко обернулся. Никого. Коридор за нами был пуст.

– Вы слышали? – спросил я Стэмфорда срывающимся голосом.

– Что? – он остановился, глядя на меня с беспокойством.

– Шёпот. Голос.

Стэмфорд покачал головой.

– Я ничего не слышал, Ватсон. Быть может, это сторож где-то наверху.

Я промолчал. Было бесполезно объяснять. Мы подошли к массивной двери в конце коридора. За ней звуки ударов стали отчётливее. Стэмфорд положил руку на дверную ручку и повернулся ко мне.

– Приготовьтесь, – тихо сказал он. – Холмс не похож ни на кого, кого вы встречали ранее.

Он толкнул дверь, и мы вошли в морг.

Помещение было холодным, каменным, с высокими сводчатыми потолками. Вдоль стен стояли несколько мраморных столов. На одном из них лежал труп мужчины средних лет, накрытый простынёй до пояса. Рядом, склонившись над телом, стоял молодой человек.

Он был высок и худощав, с острыми чертами лица. Тёмные волосы были небрежно зачёсаны назад. Одет он был в чёрный сюртук, поверх которого надел кожаный фартук, забрызганный пятнами неопределённого происхождения. В руке он держал тяжёлую дубовую палку.

Молодой человек методично наносил удары по телу трупа. Сначала по рёбрам. Пауза. Запись в блокнот. Затем по бедру. Снова пауза и запись. Его движения были точными, почти хирургическими по своей аккуратности. Рядом на небольшом столике лежали странные предметы: несколько камней разного цвета, пучки каких-то сушёных трав, флаконы с непонятными жидкостями, старинная книга в кожаном переплёте.

Услышав наши шаги, он обернулся. Его глаза были серыми, пронзительными, с каким-то внутренним светом. На несколько мгновений повисла напряжённая тишина. Холмс окинул Стэмфорда быстрым взглядом, а затем его взор остановился на мне.

Стэмфорд представил нас друг другу, но казалось, что Холмс не слушает его. Что-то изменилось в его лице. Глаза сузились, изучая меня с такой интенсивностью, что я почувствовал себя неловко. Он медленно опустил палку на стол.

– Афганистан, – произнес он негромко, но отчётливо.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Ранение в плечо. Подключичная артерия. Затем тиф в Пешавере.

Он сделал шаг ближе, всматриваясь в меня с нарастающим интересом. В воздухе словно повисло электричество.

– И… что-то ещё.

Холмс прищурился, наклонив голову набок.

– Вокруг вас странная аура. Тень. Очень редкое явление.

Он подошёл ещё ближе, и я заметил, что его взгляд сосредоточен не столько на мне, сколько на пространстве вокруг меня. Словно он видел что-то невидимое для обычного глаза.

– Вас защищает мёртвый, – сказал он тихо, почти с благоговением. – Хм. Кто-то, кто был очень предан вам. Шотландец, судя по характеру энергии. Военный. Умер недавно, но связь необычайно сильна.

Я застыл, не в силах вымолвить ни слова. Мир словно покачнулся. Все эти месяцы я убеждал себя, что странные ощущения, ночные тени, шёпот на гэльском, это бред, последствия тифа и ранения. Но этот человек, этот незнакомец, видел то же самое.

– Как вы… – начал я, но голос предал меня.

Холмс продолжал изучать меня, и в его взгляде было что-то похожее на удовлетворение.

– Редкость встретить столь сильную посмертную связь, – продолжил он. – Обычно духи рассеиваются в течение дней или недель. Но этот остался. Интересно.

– Это невозможно, – пробормотал я, наконец сумев вымолвить хоть что-то. – Я не верю в духов и прочую чепуху. Я врач, человек науки!

Холмс усмехнулся, и в этой усмешке было что-то понимающее.

– И я тоже человек науки, доктор Ватсон. Просто моя наука шире, чем та, что преподают в университетах.

Он жестом указал на странные предметы на столике.

– Есть силы и законы, которые официальная медицина игнорирует. Но от этого они не перестают существовать. Гравитация существовала задолго до Ньютона, не так ли? Так же и силы, связывающие живых и мёртвых.

Стэмфорд стоял в стороне, явно чувствуя себя неловко. Он переминался с ноги на ногу, избегая смотреть на нас.

Холмс продолжил, и в его голосе прозвучала какая-то мягкость:

– Ваш защитник очень силён. Редко встретишь такую преданность, что сохраняется даже после смерти. Он спас вас не только на поле боя, доктор. В госпитале, когда афганец подошёл к вашей койке с ножом, именно он остановил убийцу. И в дороге, когда корабль попал в шторм у мыса Доброй Надежды. Вы должны были умереть дюжину раз.

Я почувствовал, как к горлу подступает ком. Мюррей. Верный Мюррей, который отдал свою жизнь за меня. Но неужели он действительно остался? Неужели всё это время он был рядом?

– Я… я не знаю, что сказать, – пробормотал я.

Холмс кивнул с пониманием, затем резко сменил тему, словно понимая, что я на грани эмоционального срыва.

– Но вы пришли не для спиритических бесед, полагаю?

Он повернулся к Стэмфорду с вопросительным взглядом.

– Мы пришли по делу, – поспешил вмешаться Стэмфорд, явно облегчённый возможностью говорить о чём-то более приземлённом. – Мой приятель ищет себе жильё, а вы жаловались, что не можете найти компаньона для квартиры.

Холмс окинул меня оценивающим взглядом. Что-то в его лице говорило, что он принял решение.

– Квартирка на Бейкер-стрит, – сказал он. – Две спальни, общая гостиная. Подойдёт нам обоим, полагаю. Вы не против запаха крепкого табака?

– Сам курю 'корабельный', – ответил я, стараясь вернуть голосу твёрдость.

– Превосходно. Я держу дома химикаты, иногда провожу эксперименты.

Он многозначительно взглянул на странные предметы на столике.

– И другие… опыты. Не помешает?

Я удивился собственной лёгкости, с которой согласился. Но что-то в Холмсе внушало доверие. И если этот человек действительно видел Мюррея, возможно, он мог помочь мне понять, что происходит.

– Нет, – сказал я. – Не помешает.

– Иногда на меня находит хандра, – предупредил Холмс, возвращаясь к трупу и осматривая синяки на мёртвом теле. – Молчу по целым дням. Не надо думать, что я на вас дуюсь. Просто не обращайте на меня внимания, и это скоро пройдёт. Ну, а вы в чём можете покаяться?

Меня рассмешил этот взаимный допрос, несмотря на всё напряжение предыдущих минут.

– Возможно в будущем я заведу себе щенка-бульдога, – сказал я. – И я не выношу никакого шума, потому что у меня расстроены нервы. Я могу проваляться в постели полдня и вообще невероятно ленив. Когда я здоров, у меня появляется ещё ряд пороков, но сейчас эти самые главные.

– А игру на скрипке вы тоже считаете шумом? – спросил он с лёгким беспокойством.

– Смотря как играть, – ответил я. – Хорошая игра – это дар богов, плохая же…

– Ну, тогда всё в порядке, – весело рассмеялся Холмс. – По-моему, можно считать, что дело улажено, если только вам понравятся комнаты.

– Когда мы их посмотрим?

– Зайдите за мной завтра в полдень. Мы поедем отсюда вместе и обо всём договоримся.

– Хорошо, значит, ровно в полдень, – сказал я, протягивая руку.

Он пожал её с неожиданной силой. Его ладонь была сухой и холодной, пальцы длинными и крепкими. На мгновение я почувствовал странное покалывание, словно слабый электрический разряд.

– До завтра, доктор Ватсон, – сказал Холмс, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение. – Полагаю, нас ждёт весьма интересное совместное проживание.

Он отпустил мою руку и повернулся обратно к своему эксперименту, явно считая аудиенцию оконченной. Я заметил, как он взял палку и снова склонился над трупом.