Читать книгу Больным и здоровым. В поддержку и утешение - Группа авторов - Страница 19

От Елены Ивановны по святыням монастыря моей путеводительницей взялась быть одна наша орловская старушка-помещица, временами живущая в Дивееве, – хороший и исполненный любви и веры человек.

С этой моей путеводительницей я посетил и обеих современниц отца Серафима. Они все в прошлом, но прошлое это до того живо в их рассказах, что невозможное становится возможным и хочется от всей души воскликнуть: «Смерть, где твое жало? Ад! Где твоя победа?..» Прошлое старушек – это настоящее и будущее Дивеева – исполнившиеся и исполняющиеся предсказания отца Серафима о будущем этого последнего жребия Царицы Небесной.

– Еще многого, необыкновенного и важного для верующей души, вы не будете в состоянии увидеть в Дивееве: надо здесь пожить, и не день, и не два, чтобы понять всю глубину Дивеевскую, обнять его чудеса, и все-таки, кажется, сколько ни живи – всего не обнимешь! – сказала мне моя спутница. – А вот по канавке пройти вам необходимо. Возьмите четки у послушницы и пойдемте вместе.

Я исполнил эту великую обязанность Дивеевских преданий.

Канавка эта выкопана по указанию отца Серафима Дивеевскими сестрами еще при жизни батюшки. Ей отец Серафим придавал необыкновенное значение. Сам никогда в Дивееве не бывши и заглазно планируя будущую обитель, он отметил то место, где в видении явившаяся ему Матерь Божия обошла ту часть монастыря, до которой в века грядущие не посмеет коснуться рука антихриста. Канавка – то самое место, где прошли «стопочки Царицы Небесной». Идет она неправильною фигурой, приблизительно четырехугольником, и верующие должны ее обойти с молитвой Иисусовой и Богородицы, прочитав их полтораста раз. С последним ударом заступа, закончившим рытье канавки, отлетела в Сарове душа отца Серафима из того, что он называл своею «грешною плотью».

Помнится, А.С. Суворин, в описанном им когда-то своем видении усопшего Ф.М. Достоевского, в ответ на свои сомнения, услышал из уст его: «Умри прежде, тогда и говори!» Вера для жизни даже в этом мире – все, а веровать нельзя иначе, как по Евангелию: «Аще не буде те как дети, не внидете в Царство Небесное!» Кому же нам и верить в этом мире, как не святым подвижникам Божиим!

Современное неверие старается умалить значение их слов, утверждая, что наслоение всевозможных суеверий исказило слова святых. Неужели же при живых еще свидетелях подвига отца Серафима, до того свято чтущих его память, что они ни себе, ни другим не позволят ни прибавить, ни убавить чего-либо из святых своих о нем воспоминаний, возможны такие наслоения?!

К чудесам Дивеева следует отнести и жизнь его «блаженных», несущих на себе подвиг юродства Христа ради. Несколько лет тому назад скончалась изумительная по своей прозорливости и другим дарам духовным блаженная Пелагия Ивановна.

Ее сменила и теперь еще живущая в Дивееве так называемая Паша Саровская. Ее я видел мельком на крыльце ее кельи.

Когда же заходил к ней, она легла спать и никого к себе не допускала. Я мог только войти в ее комнату, всю увешанную иконами, и помолиться. Блаженная лежала за ширмочкой. Я слышал как она точно в забытьи шептала:

– Божечке – свечечка! Божечке – свечечка! Божечке – свечечка!

К кому относились эти слова и в чем заключался их таинственный смысл? Для меня осталось непонятным…

Конечно, вторую ночь, проведенную мною в Дивееве, я заснуть не мог. Какой-то безотчетный страх напал на меня. Что-то грозное и страшное чудилось мне в каждом едва уловимом шорохе, в таинственном дыхании лунной ночи, в бледном полумраке моей комнаты. По коридору гостиницы бесшумно летала испуганная большая летучая мышь, точно выходец из неведомого мира; изредка толкаясь о потолок и шлепаясь при своем падении на пол, она тем еще более раздражала мои натянутые нервы. Едва приподнялась для меня завеса чудесного, а человеческий организм уже был не в силах выдержать наплыва неизведанных, полных тайны впечатлений. Вот почему нам здесь открыто, как сквозь тусклое стекло. Не то будет там – лицом к лицу! Велика и дивна премудрость Божия.