Читать книгу Больным и здоровым. В поддержку и утешение - Группа авторов - Страница 7
Сергей Нилус. Духовные очи
Голос веры из мира торжествующего неверия
Поездка в Саровскую пустынь
7
ОглавлениеОстальной мой одинокий путь до Сарова был вполне благополучен. В девятом часу вечера того же дня, проехав более ста верст, я уже ехал лесом, на многие тысячи десятин окружающим Саровскую пустынь.
И что это за лес!.. Стройные мачтовые сосны, как чистая молитва, возносятся высоко к глубокому, в вечернем сумраке потемневшему небу. Глядишь на них вверх – шапка валится. Кругом – тишина, безлюдье!.. Колеса тарантаса бесшумно катятся по мягкому, глубокому песку, изредка натыкаясь на корни вековых деревьев, видевших еще первых пустынников Саровских, «убогого Серафима», как называл себя этот светоч Православия.
Здесь ходил он в своей задумчивой, вечно молитвенной беседе с Вечно Сущим. Боже, до чего они хороши! Никакое описание не даст представления об этих дивных местах молитвенного благоухания и созерцательного безмолвия. Даже сами сосны и те молчат, созерцая, и те благоухают, точно молятся, осеняя своими пышно-зелеными вершинами проходящих и проезжающих богомольцев. Кто не любил, тот не может понять волнующего трепета любви; кто не страдал, тому чужды страдания ближнего, чуждо и непонятно чужое горе; кто не молился ото всей души, с любовью, с верой, с самоотвержением, тот не поймет молитвы веры; кто не был в Сарове, кто не дышал его напоенным молитвой воздухом, тот не поймет и не оценит Сарова, хотя бы описанного и гениальным словом, хотя бы изображенного гениальною кистью.
С Темниковской большой дороги путь на Саровскую пустынь круто, под прямым углом, сворачивает в сторону. На распутье водружено Распятие, и от него в конце длинной просеки, все в том же мачтовом лесу, отвесной стеной оберегающем дорогу, смотрит – высится к далекому небу своей белой колокольней и позлащенными соборными главами благоговейный храм неугасающей молитвы Богу. Это – Саров.
Лениво, еле передвигая больные, усталые ноги, дотащила меня заезженная тройка «вольных» к большому двухэтажному корпусу монастырской гостиницы. Вышел келейник, забрал мои вещи и отвел меня во второй этаж, в довольно просторную и чистую комнату.
Расписался я в книге приезжающих богомольцев, поужинал от монастырской трапезы, попросил побудить себя к обедне и… погрузился в монастырское келейное одиночество.
Полная луна таинственно, спокойно глядит в открытые окна. Стоит теплая, благовонная, тихая июльская ночь. Аромат бесчисленной сосны дремучего бора плывет теплой струей целительного бальзама. Тишина полная, вся исполненная какой-то таинственности и благоговейного безмолвия. Только башенные часы на колокольне торжественно отбивают отлетающие в вечность минуты, да каждые четверть часа куранты играют что-то, дивно гармонирующее, как бы сливающееся в тихом аккорде с ниспавшей на обитель тишиной. Обитель спит…
Не спится мне. Образы прошлого воскресают и витают в лунном свете благоуханной ночи… Кто меня привел сюда? Какая благостная сила, какая любящая, исполненная бесконечной жалости рука из вечно бушевавшей бездны моего житейского моря вынесла мою полуизломанную ладью на берег веры и любви к той истине, которой тщетно добивалось мое сердце в лежащем во зле мире и которая вся заключена в том, что не от мира сего.
Не спится мне… Но не волнение, не жгучая радость пенящегося через край фанатического восторга не дает сомкнуться усталым веждам: что-то необычайно безмятежное, светлое, лучезарное, свевает с них дремоту, вливает в разбитые утомительной дорогой члены целительную струю блаженного успокоения. Весь я точно улыбаюсь, точно расплываюсь в спокойно-радостной улыбке безмятежного счастья. «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, по тому что родился человек в мир. Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас; и в тот день вы не спросите Меня ни о чем. Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 16, 21–23).
Не родился ли во мне человек?! Не оттуда ли эта дивная радость, истинно та радость, когда Он увидит нас, та радость, которой никто не отнимет у нас!..