Читать книгу Коммунизм перед шаббатом - Константин Хайт - Страница 4

Сетовать на общество – это все равно, что негодовать на погоду. Или гравитацию. Равно как и сопротивляться, хотя иногда, право слово, очень хочется. Ведь что есть общество, социум, коллектив? Набор соглашений, правил, условий и ограничений, которые мы, люди, сами на себя накладываем. Если эти соглашения по какой-то причине однажды вдруг перестают действовать – общество аннигилирует, исчезает, даже не обрушивается. Так разрушился французский «старый порядок», так сгинуло российское общество в 1917, так уже на нашей памяти белым дымком растаяло в небе общество социалистическое. Едва только людям, его образовывавшим, стало наплевать на Ленина, Сталина и руководящую роль КПСС, как оно растворилось в небытии безо всяких практически войн и революций. Бац – и нету. Поскольку общество – не какая-то реальная физическая сущность, не столб, не памятник и не книжка в твердой обложке, а набор выдумок: мифов, законов, укладов и предписаний, включая такие небанальные, как религия, мораль и этикет.

И именно поэтому оно несокрушимо. Ничего, кроме эфемерных, искусственно придуманных социальных норм не заставляет нас одевать штаны, платить за еду вместо того, чтобы брать ее даром, и избегать решения пустяковых проблем простым первобытным человекоубийством. Дурацкие ограничения, плюнь на них и живи свободно. Однако же история не знает случаев массовых бунтов против сложившихся общественных норм, какими бы идиотскими и обременительными они не казались. Не может человек бунтовать против самого себя.

Тут вы, конечно, сделали стойку: а как же мятежи, восстания, революции и гражданские войны. Наберитесь терпения, до них мы еще доберемся. Разберем по досточкам и убедимся, что все они – либо перевороты в целях смены государственной власти, общество вообще никаким боком не затрагивающие, либо катаклизмы, вызванные выгоранием исчерпавших себя социальных систем. Сломать же, или изменить общество, твердо стоящее на ногах, не удавалось покамест еще никому. Потому, что силища.

Когда вам говорят о массовом героизме, о бойцах, шедших в бой за Родину, за дом, семью, или там березки и кукурузные поля на краю обрыва – смело стряхивайте все это с ушей прямо в суп агитатору. Нормальный человек не пойдет умирать за березки и Родину, даже за семью не всякий – инстинкт самосохранения никто не отменял. Большинство, подавляющее большинство людей сидит в окопе исключительно потому, что так положено: все сидят, и я сижу. И в атаку идут, потому что все. И в добровольцы записываются. Таковы писанные, а местами и неписанные нормы общества: сидишь в траншее – есть у тебя прогнозируемое будущее, дезертировал – нету. И, даже, если в этой траншее накроет тебя снаряд, что вполне вероятно, и будущее твое – это будущее покойника, оно все равно гарантировано лучше, чем будущее пробирающегося по лесам беглеца-изгоя.

А кто-то, конечно, за медаль старается. Вот только что есть медаль? Знак отличия перед обществом. В отсутствие общества, на хуторе там, или на необитаемом острове, награда лишается всякой ценности, она суть выдумка, еще одно придуманное отношение между людьми в дополнение к миллиону других. Есть медаль – есть общественное уважение, нет – нету.

Работает это и в обратную сторону. Люди, добровольно входившие в ворота лагеря делали это потому, что там, внутри, продолжало существовать общество со своим порядком: бараками, поверками, раздачей пищи и даже карцером. С будущим, пусть плохим, но предсказуемым. Наоборот, будущее скрутившего охрану и убежавшего в лес оказывалось в высшей степени неопределенным: ну, сейчас вырвемся – и что дальше?

Чудовищная аберрация, фантастическая бессмысленность. Там, за воротами лагеря – смерть, в лучшем случае непрерывная череда насилий и унижения, а что делать со свободой можно как-нибудь разобраться потом, зачем думать о том, чего еще нет. Но врожденные потребности сильнее здравого смысла, и подавляющее большинство даже не пыталось куда-то дернуться. Когда Хаим Румковский требовал от сограждан выдать фашистам детей и стариков, он делал это потому, что тогда сохранялось общество, ужасный, уродливый социум обреченного гетто, но хотя бы такой. Продолжался со всеми своими нормами, регламентами, законами и гарантиями, эфемерность которых все понимали, но никто не хотел признавать. И ради этих гарантий, гарантий полумертвого эфемерного придуманного общества обреченных людей, они отдавали своих детей, живых детей из плоти и крови. Вот какова сила этой нашей общечеловеческой выдумки.

Общество – наша кристаллическая решетка. Оно не появляется потому, что его кто-то придумал, организовал, пестует и поддерживает. Прикидывающихся такими «организаторами» много, ну так и на место Господа всегда полно желающих. Общество нельзя соорудить потому, что оно неумолимо и естественно складывается само. И как муравьи сооружают муравейник в соответствии с положением солнца, наклоном почвы и контуром пня, там и мы образуем то общество, которое соответствует взаимодействию людей между собой.

Там, где взаимодействия нет – никакого социума не образуется. Не бывает общества монахов-скитников, не было его у первых колонистов Австралии, одиноко живших на своих станциях. Крайне слабо оно у кочующих родами эскимосов. Поселенцы Дикого Запада тоже в обществе нуждались слабо, им хватало судьи, шерифа и пастора, да нехитрого набора регламентов, включавших в себя несколько нетвердо выученных христианских заповедей и правила поведения, достаточные, чтобы не поубивать друг друга в таверне. Большего им не требовалось.

Современный мегаполис просто не выживет без миллиона писаных и неписаных запретов и ограничений. Люди, живущие в прямом смысле на головах друг друга, нуждаются в регулировании всего: в каком порядке входить в лифт, как использовать общественные туалеты, что можно парковать на газонах, кому и когда посещать детские площадки, курить, сверлить стены, писать на заборах и лежать под ними. Можно ли травить бездомных собак, стрелять из окна на свадьбу, сушить белье на лестничной площадке и еще бесчисленное множество вопросов, подлежащих урегулированию во избежание конфликтов и, почувствуйте связь, во имя создания прогнозируемого будущего для каждого из обитателей маленькой бетонной клеточки в бесконечной череде одинаковых ульев.

Так открывается перед нами очередной закон природы: чем сильнее взаимодействие между людьми, чем плотнее они живут, чаще и теснее общаются, тем жестче социальные нормы и сильнее давление общества на личность.

Смиритесь, ибо это так же логично, как восход и закат.