Читать книгу Дважды рождённые - Константин Михайлович Ганин - Страница 15

Саша выросла в лесу. Нет-нет, не подумайте, пожалуйста, что она была дикаркой. Её не воспитывали волки и тому подобное. Просто дом девушки стоял в лесу. Играть с белками или кормить подходящих к ограде оленей для неё было так же естественно, как для других ребят резаться в сетевые игры. Саша имела всё то, чего были лишены практически все остальные. Она могла носиться по траве босиком, купаться в прохладной воде маленького лесного озера, пользоваться Шеллом как обычной машиной и выходить из него, когда ей заблагорассудится, могла просто валяться на газоне или играть с любимой собакой – безмерно ласковым ретривером по имени Алéкса. Девушка была с детства окружена заботой и лаской. У родителей Сашенька была одна, и потому те в ней души не чаяли. Что уж говорить про стариков? Дедушки да бабушки могли бы от неё и не отходить совсем, позволь она им это.

Мир, в котором жила Саша, был параллельным тому миру, в котором мы уже путешествовали с тобой, читатель. Нет, не в фантастическом или мистическом смысле. Её от мира Шеллов не отделяло ни время, ни пространство. Ну, может быть, только несколько десятков километров, да несколько слишком узких туннелей со шлюзами на каждой стороне, да стена непроходимого леса. Таких семей, как у них, было немного. Сколько? Саша не знала. Родители не старались прибиться к остальным. Остальные, наверное, не старались прибиться друг к другу. Но в гости ездили регулярно. Помогали и заботились друг о друге.

Родители и их друзья были далеко не бедными людьми. Саша поняла это только повзрослев. До этого – не то чтобы не знала – её этот вопрос не беспокоил. Она просто жила в мире, где есть всё, чего бы ей ни захотелось. Вопрос о бедности или богатстве возник неожиданно. Саша, катаясь по Городу в своём социальном Шелле, вдруг увидела яркий, перламутровый «Леопард». Полностью металлический, без признаков синтетической шерсти. Вид этой машины был настолько жёсткий, что девочке в её юношеском нигилизме тоже захотелось иметь Шелл, который даже на вид не предполагал бы в свой адрес нежностей или сюсюканья. Приехав домой, Санька деликатно, как и полагается единственной и любимой дочке, вломилась с соответствующей просьбой к отцу. И встретила категоричный отказ. Явление было крайне необычным. Девочка, опять же деликатно, обратилась к папе с лёгкой разъяснительной истерикой. Папа неумолимо скрылся в библиотеке. Александра была особой настойчивой и через некоторое время, дав отцу возможность осознать ошибку, проветриться и обрести совесть, сменила тактику. Не меняя жертву и направление удара. Отец, как и большинство отцов, был мягкотел по отношению к дочери, но в данном случае проявил необычайную твёрдость. Чтобы хоть как-то загасить конфликт, он усадил её в кресло и объяснил, что такие, как у неё, Шеллы, социальные с виду, но бронированные по всей конструкции и набитые электроникой чуть больше, чем когда-то космические корабли, выпускаются крайне редко. По специальным заказам и ограниченными партиями. А одна из их главных защитных характеристик – это их социальная внешность. Поскольку она уже девушка взрослая, то он не считает необходимым скрывать от неё тот факт, что её Шелл переделывать крайне нежелательно, так как люди, участвующие в любых работах по ремонту или переделке её Шелла или других таких же Шеллов, подлежат обязательной абсолютной изоляции. Что такое «обязательная абсолютная изоляция» Саша уточнять не решилась. И правильно сделала.

После разговора с отцом она не ленилась некоторое время встречать гостей у внешнего шлюза. Чтобы оценить Шеллы, на которых они приезжали к ним в дом. Приглядевшись, она поняла, что почти все как две капли воды похожи на её. Во всяком случае, снаружи.

Пожалуй, подобных ярких впечатлений, вызванных столкновением с чужой волей, в детском периоде было не так уж и много. По пальцам пересчитать. В остальном же текла тихая, благополучная жизнь. Но время шло. Время превращало девочку в девушку, и в какой-то момент жизнь Александры внезапно наполнилась событиями. Когда Саше стукнуло пятнадцать, мама познакомила её с будущим мужем. Эта неосторожность обошлась семье в несколько месяцев регулярных осложнений и долгих бесед, которые так или иначе сводились к двум темам: «Я никому и ничто не должна» и «Мы твои родители и знаем, как для тебя будет лучше. К тому же мы всем ему обязаны».

Саша будущего мужа стремительно и незаслуженно окрестила «неадекватным стариком». Потом сократила прозвище до устойчивой клички «Неадрик», причём не стеснялась называть его так и только так. Ума у неё при этом хватило не выносить за пределы семьи полной версии нового имени. Негодование просвещённых родителей было бурным, но в конце концов к кличке все привыкли. Даже мама порой, под уничижительным взглядом отца, называла будущего зятя так. Жених был действительно старше Саши лет на двадцать, но выглядел очень молодо и спортивно. Глядя на то, как его встречает отец, можно было понять, что даже в их элитном обществе он заслуживает особого почтения.

Где-то годам к восемнадцати жизнь у Саньки стала совсем сложной. Возраст подошёл. Досадные, абстрактные планы стали обрисовываться в датах и цифрах.

Первую свадьбу готовили с пафосом и размахом. В лесу вырубили поляну и организовали небольшую скалу с водопадом. Платье шили раз пять – пока мать не получила нужного результата. А уж про меню на стол вообще говорить не стоит.

Саша просто не пришла.

В дальнейшем подобные мероприятия назначались чуть ли не через месяц, но каждый раз ценой неимоверных усилий и изворотливых ухищрений невесте удавалось сдвинуть событие ещё на один срок. Способы, которыми Саша этого добивалась, были каждый раз разными, но то, как они усложнялись, пугало не только родителей, но уже и её саму. Неадрик переносил текучесть планов поражающе флегматично. С бесконечным терпением и юмором. Человек он был незаурядный и ценил незаурядность во всём, а уж тем более в своей избраннице. Так и наладилось у них сложное и опасное соревнование в упорстве и изворотливости. И длилось это состязание без малого одиннадцать лет.

На домашнем укладе и отношениях с родителями это не могло не сказаться. Первый год прошёл в увещеваниях. Второй – в непрерывных ссорах. На третий год мать (во внутренних разборках) заняла позицию дочери. К концу седьмого, оглядевшись и не найдя альтернативы, женщина поняла, что может остаться без внуков, и переметнулась на сторону зятя. После этого, потеряв последнего союзника, Саша ушла в глухую оппозицию.

Эмоциональная изоляция могла длиться бесконечно, однако случилось то, чего Саша не могла предусмотреть.