Читать книгу Эликсир смерти. Печать первая - Константин Мзареулов - Страница 7

Не в его привычках было колебаться, но сейчас поручик вовсе не был убежден в правильности своих поступков. Чем ближе становился назначенный срок, тем сильнее Барбашин сомневался, что следовало тревожить известного ученого. Конечно, давеча Лапушев беседовал с ним по телефону вполне доброжелательно, однако этот тон мог быть следствием профессорской деликатности. Он и сейчас выслушает, не высказав вслух недовольства, а в душе затаит обиду: мол, дурак вы, поручик, по пустякам занятых людей от важных занятий отрываете.

Тем не менее, отступать было поздно, и двадцатипятилетний жандармский офицер решительно пересек мостовую, направляясь к подъезду дома, где снимал квартиру Тихон Миронович. Он был уже в нескольких шагах от дверей, когда за спиной зацокали подковы, и скрипуче остановился экипаж. Невольно обернувшись, Барбашин увидел вальяжно вылезающего из пролетки давнишнего приятеля, которого не встречал, пожалуй, с начала лета. Дела князя заметно продвинулись в гору – теперь на плечах его шинели были пришиты новенькие погоны подполковника.

– Сколько лет, сколько зим! – На лице Павла Кирилловича нарисовалось искреннее удовольствие. – Вы точны, поручик. Это похвально. С подчиненных я привык требовать строгой дисциплины.

Означала ли сия фраза, что Барбашину предстояло стать подчиненным его сиятельства, или же подполковник просто излагал свое служебное кредо? Вроде бы не оглашали приказов о назначении Сабурова на какую‑либо должность в Петербургское жандармское управление…

Между тем князь, не вдаваясь в детали, повелительно подергал висевший перед дверью шнур звонка. Похоже, здешний домовладелец был ретроградом и не спешил устанавливать электрический сигнал. Отворивший лакей, низко кланяясь, как частому гостю, пригласил князя к лифту, на поручика же бросил вопросительный взгляд.

– Он со мной, – строго сказал Павел Кириллович. – Запомни его, Прокофий. Теперь господин Барбашин будет часто посещать этот дом.

«С чего бы мне часто здесь бывать?» – недоумевал жандарм, но преждевременных вопросов задавать не стал. Вскоре они уже расположились в кожаных креслах профессорского кабинета. Непоседливый, как всегда, Тихон Миронович суетился, угощая визитеров отличными сигарами, несколько коробок которых привез из недавней экспедиции по Карибским островам. Затем, когда горничная подала кофе, Лапушев заметил:

– Вы, молодой человек, очень уместно позвонили мне вчера утром. Я как раз собирался известить вас, но никак руки не доходили…

Прочитав откровенное непонимание на лице Барбашина, князь весело проговорил:

– Он же ничего не знает. Вероятно, курьер с приказом еще не добрался из министерства в столичное управление… Тихон Миронович, не откажите в любезности – в вашем изложении эта история будет выглядеть красочнее.

– Охотно, – обрадовался профессор, обожавший амплуа рассказчика. – Началось все с того, что пару недель назад меня снова пригласил господин Танеев…

Прошлым летом, вернувшись с Тибета, они натолкнулись на полное равнодушие. Не помогли даже придворные связи Сабурова. Государственные мужи потеряли интерес и к самим астральным феноменам, и к возможности создать магическое оружие – слишком уж невероятно звучали восторженные воспоминания путешественников. Тем более – на фоне неприятных известий с маньчжурского фронта.

Убедившись в тщетности усилий, участники экспедиции попросту смирились и вернулись к обычным своим занятиям. Наступили бурные времена, так что теперь они встречались гораздо реже. Лейб-гвардии драгунский эскадрон Сабурова разгонял мятежников, Барбашин ловил шпионов и террористов, а Лапушев отправился изучать верования и обряды туземцев Гаити, Кубы и Барбадоса.

Вернувшись из экспедиции, Тихон Миронович засел писать книгу, но 3 ноября получил письмо от главноуправляющего Императорской канцелярией. Танеев настойчиво просил профессора прибыть на следующий день для чрезвычайно важной приватной беседы.

Старый чиновник выглядел взволнованным и никак не мог приступить к существу дела. Наконец, словно собравшись духом, произнес:

– Господин Лапушев, не вспомните ли вы один наш давний разговор? Речь шла о вещем сне Александры Федоровны.

– Разумеется, не запамятовал, – кивнул профессор. – Ежели не ошибаюсь, её величеству приснилась ваша дочь, которая спасла Государя и Государыню.

– Не совсем так, – Александр Сергеевич вздохнул. – Даже не знаю, что и подумать… В том сне она увидела двух неизвестных особ – молодую даму, опиравшуюся на палку, и какого‑то бородатого крестьянина с лохматыми черными волосами, сверкающими черными же глазами и прочими атрибутами лесного разбойника…

Танеев напомнил продолжение истории. Впервые повстречавшись с дочерью Танеева, которая в замужестве стала зваться Анной Вырубовой, царица разволновалась, уверяя приближенных, что именно эта девушка была персонажем того памятного видения. Александру Федоровну смутило лишь одно обстоятельство: девушка из сна не могла ходить без палки. Однако вскоре это недоумение разрешилось самым трагичным образом: после тяжелой болезни у Вырубовой разбухли сосуды на ногах, и молодой фрейлине действительно пришлось ковылять, опираясь на палку.

– Интереснейший факт, – профессор хищно прищурился. – Позвольте напомнить, я еще в прошлый раз говорил о необходимости…

– Весьма печально, что вашу идею не удалось своевременно реализовать, – Танеев поежился. – Господин Лапушев, теперь вашим исследованиям будет открыта самая благоприятная дорога. Дело в том, что на днях случилось нечто вовсе необъяснимое… Не далее как первого ноября их величествам представили святого человека – с виду точно такого, как описывала Александра Федоровна. Государыня чуть в обморок не упала – просидела всю аудиенцию, словно каменная статуя, а после позвала меня с Аннушкой в свои покои и шепотом, вся побледневшая, говорит: мол, этого мужика во сне тогда видела, он – спаситель наш.

Дело принимало любопытный оборот – очень вероятным представлялось, что бхага в самом деле открыла Алисе Гессенской символический образ каких‑то грозных событий грядущего. Впрочем, будучи человеком излишне честным, Тихон Миронович сознался, что не готов объяснить смысл вещего сновидения. Танеев ответил: дескать, немедленного ответа от него не ждут, однако в высоких сферах крепнет понимание важности научных работ в данной области.

– Если вы не возражаете, я немедленно дам ход той бумаге, которую вы и князь Сабуров подготовили в прошлом году, – сказал главноуправляющий. – Думается, благодаря личному интересу Государыни, решение будет принято незамедлительно.

– Разумеется, никаких возражений быть не может! – вскричал Лапушев. – Кстати, Александр Сергеевич, как зовут того старца?

Перебрав лежавшие на письменном столе бумаги, Танеев нашел нужный лист и, надев пенсне, прочитал:

– Крестьянин Тюменского уезда Тобольской губернии Григорий Ефимов Распутин, тридцати трех лет от роду.

Завершив эту часть рассказа, Лапушев закурил сигару и, пуская кольца дыма, коротко добавил последние новости. Третьего дня подписан высочайший указ о развитии научных и военных изысканий в целях овладения магическими силами. Для осуществления этих работ при Департаменте полиции Министерства внутренних дел создается Девятое отделение, подчиненное одновременно и Императорской канцелярии. Хотя во главе отделений обычно ставятся делопроизводители, на этот раз, учитывая важность задач, князь Сабуров был назначен руководить этим органом в должности управляющего с присвоением чина коллежского советника. Научным руководителем и товарищем управляющего стал, конечно же, профессор Лапушев. Наконец, последним из зачисленных в штат IX отделения оказался поручик Отдельного жандармского корпуса Илья Барбашин.

– И тут вы, голубчик, исключительно своевременно появляетесь с известием о финском ясновидящем, – ввернул профессор.

– Он – не финн, – на всякий случай уточнил Барбашин.

– Какая разница! – князь хохотнул. – Сейчас надобно молниеносно разоблачить его, арестовать и выведать, как он этим занимается. Понятно? А теперь будьте любезны подробно изложить нам существо происшествия.

– Слушаюсь, – поручик подтянулся и заговорил по памяти. – Первый сигнал мы получили в январе…

…То был памятный воскресный день 9 января, когда учебная команда Преображенского полка расстреляла толпу черни, вздумавшей требовать невозможного. К вечеру в жандармское управление начали поступать рапорта полицейских и филеров, видевших на улице обезумевшего священника – католического или лютеранского. Патер метался по улицам среди убитых и раненых, выкрикивая бессвязные угрозы по адресу царствующей династии. Большинство свидетелей утверждали, что священник голосил примерно следующее: «Зря народ обидели, вам же хуже будет… Мужик будет с твоей женой спать, мужик будет Россией править, а другие мужики тебя пристрелят… С Ипатьевского началось, в Ипатьевском и кончится!»

О безумце доложили по инстанциям в установленном порядке и чуть было не забыли, поскольку эпизод показался малозначительным. Однако в Особом отделе Департамента полиции нашлись грамотные люди, которых сообщение насторожило. С Ипатьевского монастыря, что в Костромской губернии, начиналось не что‑либо, а Романовская династия! Именно в этом монастыре Михаилу Романову принесли весть об избрании его царем. Дело попахивало покушением на императорскую фамилию, а потому был немедленно отдан приказ: найти.

Розыск несколько затянулся, и только в середине лета удалось выйти на верный след. Злоумышленник по имени Аксель Лехтонен, оказавшийся пастором из Гельсингфорса, приехал в столицу вечером 8 января, а на следующее утро присоединился к демонстрации эсеровского провокатора Гапона. На допросах финский поп-смутьян не скрывал недобрых чувств к законной власти, так что светила ему на ближайшие два-три года Сибирь-матушка. Однако осенью, когда следствие, по существу, было завершено, материалы дела совершенно случайно попали к поручику Барбашину, который немедленно заинтересовался некоторыми обстоятельствами.

Пастор уверял, будто пророчества насчет печальной судьбы царского семейства слышал от колдуна-саама, который жил на севере Финляндии возле озера Муониярве. По словам Лехтонена, этот колдун, коего звали Нумми Пурккя, считался в тех краях святым человеком: врачевал многие болезни простым прикосновением руки, удивительно точно предсказывал природные происшествия вроде несвоевременного паводка или лесных пожаров. Кроме того, Нумми умел двигать предметы, которые находились на другом конце избы, а также на расстоянии пяти саженей зажигал свечу, просто щелкнув пальцами.

Самое же замечательное, благоговейно говорил пастор Аксель, что колдуна боится даже живущая в лесу нечисть. К чужим людям Нумми Пурккя относится с недоверием, поэтому Лехтонену долго пришлось упрашивать престарелого колдуна, прежде чем тот удостоил священника непродолжительной беседы. Нумми сказал, что скоро умрет, поэтому желает на прощанье предупредить всех добрых людей о грядущих неприятностях…

– Офицеры, которые допрашивали Акселя, посчитали, что пастор морочит им голову, – сказал Барбашин . – Но, как мне показалось, рассказ про колдуна может оказаться правдой. Я послал телеграмму моему однокашнику поручику Александру фон Хасселю, который сейчас служит в Финляндском жандармском управлении. Несколько дней назад Алекс ответил, что сведения подтверждаются: на хуторе около этого озера действительно живет какой‑то сумасшедший старик-знахарь, про которого ходят фантастические слухи. Признаюсь, я был в растерянности, но потом все‑таки решил позвонить Тихону Мироновичу.

– Вы поступили весьма разумно, – одобрительно сказал Лапушев. – Возможно, случай подарил нам настоящего медиума, способного управлять Безликой Силой, а также читать хранящиеся в бхаге сведения обо всем на свете. Мы просто обязаны изучить этот феномен.

Они обсудили предстоящую операцию и решили, что на днях, как только закончатся бюрократические формальности, связанные с организацией Девятого отделения, необходимо немедленно выезжать в Финляндию. Вернее, в Лапландию, как уточнил профессор. Сабуров дал Барбашину необходимые указания – в частности, поручик должен был обеспечить содействие фон Хасселя. А на прощание князь задумчиво проговорил:

– Странные совпадения, господа: императрица видела во сне мужика, колдун из Лапландии предрекал появление какого‑то мужика, с коим та же императрица, пардон, адюльтерами займется… Не слишком ли много мужицких феноменов получается? Этот Гришка достаточно известен в светских кругах – варнак варнаком. Вы бы, поручик, на всякий случай собрали о нем кой‑какие сведения.

– Будет сделано, – с готовностью откликнулся Барбашин.