Читать книгу (Не)Верность. Жизнь на осколках - Кристина Миляева - Страница 5

Время в «Эйдосе» текло по-своему, замедленному, почти что вневременному расписанию, подчиняясь не стрелкам часов, а ритму дыхания клиентов на сеансах и тихой музыке, льющейся из динамиков. Я уже не просто знала, я чувствовала этот ритм кожей, как слепой чувствует приближение человека по колебаниям воздуха. Я могла с закрытыми глазами назвать график постоянных клиентов, предсказать наплыв посетителей перед выходными – это были уставшие от недели трудоголики, жаждавшие расслабления, – и после праздников, когда наступала пора спасать тела и души от последствий обильных застолий. Моя жизнь обрела чёткие, почти что ритуальные очертания, и, что удивительнее всего, начала казаться почти безопасной. Это «почти» всегда висело во влажном, напоённом аромамаслами воздухе салона незримой, но ощутимой гранью.

Он вошёл в тот день, когда за окном хлестал слепой, яростный осенний дождь, превращая московские улицы в блестящее, размытое мокрое полотно. Серая пелена неба низко нависла над городом, и даже наш уютный, защищённый от внешнего мира салон казался немного осиротевшим, замершим в ожидании. Дверь открылась с тихим шипящим звуком, впуская порцию холодного, влажного, пахнущего мокрым асфальтом и прелыми листьями воздуха, и его.

Я подняла глаза от монитора, где сводила цифры ежедневного отчёта, и на секунду замерла, чувствуя, как что-то внутри резко сжимается, переходя в режим тревожной готовности.

Он был очень высоким, под метр девяносто, и его длинное тёмное пальто из тонкой шерсти было отмечено россыпью серебристых капель дождя. Но это было не главное, что вырвало меня из привычного рабочего ступора. Главное – это его лицо. Оно не было красивым в общепринятом, гладком смысле. Оно было резким, будто высеченным резцом не слишком терпеливого скульптора, – высокие, почти что скульптурные скулы, упрямый, твёрдый подбородок с ямочкой посредине, и чёрные, иссиня-чёрные волосы, собранные в короткий, небрежный хвост у самого затылка. Несколько непослушных прядей выбились из него и прилипли к вискам и высокому лбу. А когда он снял мокрые кожаные перчатки и уверенным шагом подошёл к стойке, я увидела его глаза. Это был шок. Невероятно светлые, пронзительно-голубые, почти ледяные, как зимнее небо в ясный морозный день. Они составляли сюрреалистичный, завораживающий, сбивающий с толку контраст с его южной, смугловатой кожей и угольными волосами.

– Добрый день, – его голос был низким, бархатным, с лёгкой, приятной хрипотцой, будто он только что проснулся или долго смеялся. – У меня запись на тайский массаж к Олегу. На семь вечера. Кирилл.

Я машинально провела пальцем по сенсорному экрану расписания, хотя прекрасно помнила, что в семь у Олега был свободный слот. Мои пальцы вдруг снова стали непослушными, ватными, какими они были в мои самые первые дни здесь. Я почувствовала на себе тяжесть его взгляда, этого невероятного, изучающего ледяного цвета.

– Да, конечно, господин… Кирилл, – я поймала его взгляд и ощутила, как по щекам разливается предательская, горячая краска. Глупо. Непрофессионально. Нельзя. Виктория своим ледяным взглядом убила бы меня на месте за такую реакцию на клиента.

Он улыбнулся. Лёгкая, едва заметная, но от этого не менее ослепительная улыбка тронула уголки его губ, на мгновение смягчив суровость черт.

– Просто Кирилл, – поправил он мягко, но настойчиво. – Без «господина». Звучит слишком официально для места, где тебя собираются как следует помять кости и вправить мозги на место.

Его простая, немного ироничная шутка была неожиданной. От неё мне стало как-то тепло и одновременно неловко, будто я оказалась в невыгодном положении.

– Хорошо, – я кивнула, стараясь вернуть своему голосу тот ровный, безэмоциональный, профессиональный тембр, который я так долго оттачивала. – Проходите, пожалуйста, в зону ожидания. Сейчас предупредим мастера. Что предложить? Кофе, чай, воду?

– Кофе, – он ответил без колебаний. – Чёрный, крепкий. Без всего.

Его взгляд – эти пронзительные голубые лучи – ещё на секунду задержался на мне, изучающий, заинтересованный, будто он читал не моё лицо, а что-то за ним. Потом он мягко кивнул, повернулся и направился вглубь зала, двигаясь с лёгкой, спортивной, почти хищной грацией, совершенно не свойственной таким крупным мужчинам.

Я отправила сообщение Олегу в мессенджер, с трудом попадая по клавишам виртуальной клавиатуры, и пошла готовить кофе. Руки чуть заметно дрожали. «Соберись, дура, – строго и зло сказала я себе мысленно. – Он просто клиент. Очередной красивый, уверенный в себе клиент с деньгами и странными глазами. Ничего больше. Ты видела таких сотни». Но внутренний голос, голос старой, затравленной меня, шептал: «Нет. Не таких. Таких ты ещё не видела».

И он не был похож на других. Он начал приходить раз в неделю, всегда по средам, всегда ровно в семь вечера, всегда к Олегу на его знаменитый жёсткий тайский массаж. И всегда он задерживался у стойки на пару минут, чтобы обменяться парой ничего не значащих, лёгких фраз. Казалось, он специально приходил на пять минут раньше, чтобы выкроить это время.

– Ну и погода сегодня, да? Кажется, весь город смывает в канализацию. Не отмыться от этой слякоти.

– У вас тут всегда такой удивительный, сложный запах. Это сандал? Или что-то ещё?

– Вы сегодня одна? Где ваша грозная напарница? – это он про Марину, и в его голосе звучала лёгкая, добрая насмешка.

Его вопросы были лёгкими, ненавязчивыми, воздушными. Флирт – если это можно было так назвать – был едва уловимым, тонким, вполне приличным для такого заведения. Но он был. Он читался в его открытом, заинтересованном взгляде, в лёгкой, чуть вызывающей улыбке, в том, как он растягивал моё имя, которое прочитал на моём бейджике. «А-нна». В его устах мой псевдоним, моя новая личина, звучала как-то по-новому, тепло, твёрдо и по-настоящему.

Марина, с её обострённым чувством справедливости на любое непрофессиональное поведение, однажды, когда он ушёл, бросила на меня свой самый убийственный, оценивающий взгляд поверх очков.

– Подкатывает к тебе наш новый красавчик с глазами цвета айсберга, – констатировала она без эмоций, как робот, констатирующий погодные условия. – Осторожнее с такими, Ким. Богатые, красивые и слишком уверенные в себе. Сплошные проблемы в виде бывших жён, брошенных детей, привычки получать всё, что хотят, и полного отсутствия тормозов. Тебе это надо?

Я промолчала, делая вид, что погружена в изучение графика на следующий день, но её слова, холодные и точные, как иглы, упали в душу тревожным, ядовитым семенем. Она была права. На все сто процентов права. Я не могла себе позволить ровно ничего из этого списка. Никакого флирта, никакого интереса, никаких личных связей. Моя единственная задача была – оставаться серой мышью, невидимой, растворившейся, ничем не примечательной Анной Ким. Любой интерес ко мне был угрозой. Любой.

Но в следующий его визит он совершил нечто, что перевернуло все мои защитные механизмы с ног на голову. Он принёс с собой небольшую, потрёпанную книгу в мягкой обложке и положил её на стойку передо мной.

– Держите, – произнёс он просто. – Вам.

Я опустила взгляд. Это был сборник стихов японских классиков – Басё, Исса, Бусон – в прекрасном, как мне показалось, переводе.

– Я… не понимаю, – растерянно пробормотала я.

– Вы как-то упомянули, что скучаете по восточной поэзии, – напомнил он, и в его голосе не было ни тени насмешки, только лёгкая, сдержанная теплота. – Мельком, неделю назад. Я вспомнил, что у меня завалялся этот томик. Мне показалось, вам может понравиться.

Я онемела. Я действительно обмолвилась об этом, отвечая на его вежливый вопрос, по чему скучаю из дома, имея в виду, конечно, Южную Корею. Я сказала это машинально, не придав значения, просто чтобы заполнить паузу. И он запомнил. Он не просто запомнил – он принёс мне книгу.

– Я… Спасибо, – я взяла книгу, чувствуя, как грубая бумага обложки обжигает кончики пальцев. – Это очень… неожиданно. И любезно с вашей стороны.

– Ничего особенного, – он пожал плечами, и его голубые глаза вновь улыбнулись мне, теперь уже почти по-дружески. – Просто подумал о вас. Не за что. До встречи, Анна.

Он развернулся и ушёл на свой сеанс к Олегу, а я осталась стоять со сборником стихов в руках, чувствуя, как по мне бегут мурашки. Книга пахла старой типографской краской, пылью и чем-то ещё, едва уловимым, но узнаваемым – его парфюмом, древесным, свежим, с нотками дыма и кожи.

Сердце бешено колотилось где-то в горле, смешивая в коктейль самый настоящий, животный страх и запретное, давно забытое, потому что казалось – навсегда выжженное, чувство – интерес. Простую, наивную, чисто человеческую симпатию. Это было так же опасно, как и притягательно. Я пряталась, бежала от одного мужчины, от его всепоглощающей, уничтожающей собственности, и теперь другой, с глазами цвета зимнего неба и лёгкой улыбкой, неожиданно, тихо, но настойчиво постучался в мою дверь.

И я до ужаса боялась, что мне, такой одинокой и изголодавшейся по простому человеческому теплу, захочется её открыть. Эта мысль пугала куда больше, чем любая другая.