Читать книгу (Не)Верность. Жизнь на осколках - Кристина Миляева - Страница 7

Сообщение от «Верности» пришло на следующее утро, когда я в ступоре сидела на краю кровати, уставившись в стену и пытаясь заставить себя дышать ровно. Тонкий, почти невесомый, одноразовый телефон-«звонилка», купленный для экстренной связи, вибрировал в моей ладони, как живое, трепещущее существо, полное скрытых тайн и смертельных приказов. Каждая вибрация отдавалась болью в незажившей до конца душе. Инструкции, как всегда, были краткими, лаконичными, лишёнными всяких эмоций, как точный, хлёсткий выстрел: «Сегодня. 15:00. Салон «Химера», ул. Малая Бронная, 5. Спросить для Алисы. Кодовое слово: «Меня ждёт феникс». Деньги в конверте в почтовом ящике 12 у подъезда. Ничего не брать с собой. Всё будет предоставлено.»

Сердце сжалось в тугой, болезненный комок. «Феникс». Мифическая птица, сгорающая и восстающая из пепла. Новая жизнь через полное уничтожение старой. Ирония судьбы была горькой, циничной, но чудовищно точной. Мне предстояло сгореть дотла.

Я спустилась к почтовым ящикам своего подъезда, чувствуя на себе невидимые взгляды из-за каждой двери. Ящик под номером 12 был пуст, если не считать лежавшего в нём плотного коричневого конверта без каких-либо опознавательных знаков. Я судорожно сунула его внутрь куртки, словно совершала кражу, и рванула обратно в квартиру.

Внутри конверт был туго набит пачками купюр. Более чем щедрая сумма, гораздо больше, чем я держала в руках за все последние месяцы своего затворничества. Ощущение чужих, пахнущих типографской краской и чем-то чужим, может быть, даже потом, денег вызывало приступ тошноты. Это была не плата за услугу. Это была плата за уничтожение. За ритуал убийства Анны Ким, которая только-только начала казаться настоящей.

Салон «Химера» оказался не просто другим заведением – это был другой мир, другая планета, антипод «Эйдоса». Никакого полумрака, умиротворяющей тишины и тонкого запаха сандала. Здесь всё оглушало и било по нервам: яркий, режущий глаза неоновый свет, отражавшийся в десятках зеркал во весь рост, громкий, монотонный электронный бит, под который содрогались стены, и резкий, едкий химический запах аммиака, перекиси, лаков и чего-то ещё, искусственного и сладковатого.

Меня встретила высокая, худая женщина с иссиня-чёрными волосами, собранными в высокий «конский хвост», и в чёрной футболке с принтом светящегося черепа. Её глаза, подведённые чёрным карандашом, бесстрастно скользнули по мне.

– Алиса? – её голос был хриплым, прокуренным, без всякой приветливости.

У меня пересохло во рту. Я едва слышно выдохнула заученную фразу, чувствуя, насколько это глупо и пафосно звучит в этой обстановке:

– Меня ждёт феникс…

Женщина оценивающе, медленно осмотрела меня с ног до головы, будто оценивая материал для работы. Затем коротко кивнула.

– Поехали. План в общих чертах знаешь?

План я знала. Вернее, его знали они, эти тени из «(Не)Верности». Мне же оставалось только слепо подчиниться, отдать своё тело и лицо в чужие руки, как отдают на переработку ненужную вещь.

Следующие несколько часов стали самым настоящим кошмаром наяву, медленной, методичной и безжалостной смертью Анны Ким. Это был акт насилия над самой собой, совершаемый с молчаливого согласия жертвы.

Сначала – волосы. Длинные, густые, иссиня-чёрные пряди, моя гордость, моя визитная карточка, которыми когда-то с таким сладострастием и собственническим восторгом любовался Чжи-хун, падали на белый кафельный пол бесчувственными, мёртвыми змеями. Мастер, угрюмый парень с проколотыми бровями, работал машинкой быстро и безэмоционально. Я смотрела в огромное зеркало перед собой, как на моей бледной, испуганной, какой-то до безумия маленькой и беззащитной голове появлялся жутковатый, покрытый жёлтой щетиной череп. Потом пошёл краситель. Едкий, обжигающий кожу головы состав, от которого слезились глаза и щипало в носу. Меня укутали в плёнку и оставили на сорок минут, и это время я провела в странном оцепенении, глядя в своё отражение – лысое, чуждое, готовое к перерождению. Когда меня, наконец, повернули к зеркалу после смывки и сушки, я не узнала себя. Из зеркала на меня смотрела холодная, стервозная, отстранённая особа с короткими, острыми волосами цвета холодной, почти серебряной платины. Жёсткая, кислотная, абсолютно чужая. В этом образе не было ни капли тепла.

Потом было лицо. Визажист-трансформер, девушка с руками сапёра и взглядом физика-ядерщика, тончайшими кистями и иглами вырисовывала мне новую личность, новый характер прямо на коже. Очищающие маски, пилинги, инъекции ботокса и гиалуроновой кислоты в губы, от которых они распухли, стали неестественно чувственными и онемели. Боль была тупой, глубокой, но я почти не чувствовала её – я была парализована страхом и отрешённостью. Потом – макияж. Фундамент, ложащийся идеальным, непроницаемым матовым слоем. Стрелки такие острые и чёткие, что, казалось, могли ранить. Губы, подведённые карандашом и наполненные стойкой помадой алого, почти кровавого оттенка. Кожа стала гладкой, фарфоровой, абсолютно бесчувственной маской. Брови-ниточки, высоко и насмешливо изогнутые, придававшие взгляду надменное и вечно удивлённое выражение.

Маникюр стал завершающим аккордом этого акта уничтожения. Длинные, острые ногти-когти, нарощенные акрилом и покрытые стойким гель-лаком агрессивного, ядовито-фиолетового оттенка «ультрафиолет». Они мешали привычно шевелить пальцами, цеплялись за всё, постоянно напоминая, что мои руки теперь – не инструмент для работы, а оружие соблазна, часть образа дорогой, ухоженной содержанки.

Мне принесли одежду. Чёрные кожаные леггинсы, обтягивающие, как вторая кожа, короткий топ, открывающий живот, и туфли на невероятно высокой, почти архитектурной шпильке. Я надела это, чувствуя себя голой и уязвимой, будто меня одели в костюм для совсем другого спектакля.

В конце меня снова подвели к зеркалу. И в ответ на меня смотрела дорогая, высокооплачиваемая, безупречно сделанная кукла. Эскортница высшего класса. Девушка с обложки глянцевого журнала для тех, кто может себе позволить всё и всех. В этих глазах, подведённых идеальной подводкой, не было ни страха, ни боли, ни памяти. Только холодная, пустая, бронированная挑战 – вызов миру и самой себе.

Вечером того же дня я стояла на пороге новой квартиры. Агентство сняло её для меня, часть легенды. Элитный, новодельный дом на Котельнической набережной, один из тех стекляшно-бетонных монстров. Место, хорошо известное в определённых кругах как «курятник» или «гнездовье» – здесь селили содержанок, эскортниц, девушек по вызову, которых держали богатые, невидимые покровители.

Консьерж в ливрее, мужчина с абсолютно бесстрастным, отполированным до блеска лицом, молча вручил мне ключи-брелоки. Его взгляд, быстрый и профессиональный, скользнул по моей новой, шокирующей внешности, по короткому чёрному кожаному плащу, который я накинула поверх топика, и задержался на высоченных, безумных каблуках-шпильках. В его глазах не было ни вопроса, ни осуждения, ни даже намёка на любопытство. Только полное, натренированное профессиональное равнодушие. Он видел здесь таких, как я, сотни. Мы были для него всего лишь частью интерьера.

Дверь закрылась за мной с тихим щелчком дорогого замка. Я облокотилась о неё спиной, не в силах сделать ни шага вглубь. Квартира была студией с панорамным видом на Москву-реку и сияющие огни Кремля. Роскошная, безвкусно дорогая, уставленная хромированной мебелью, белым кожаным диваном, с огромной телевизионной панелью на стене. Всё здесь кричало о больших деньгах и полном отсутствии души. Здесь пахло чужими, цветочными духами, деньгами и леденящим одиночеством.

Я сбросила наконец эти адские каблуки и босиком, на холодном паркете, подошла к огромному, во всю стену окну. Москва сияла внизу тысячами огней, холодная, величественная, прекрасная и абсолютно чужая. Где-то там, в этой громаде, был «Эйдос», моё тихое, пахнущее лавандой убежище, которое теперь казалось сном. Где-то там был Кирилл с его книгой стихов и голубыми глазами, который искал взглядом милую, скромную администратора Анну Ким.

А здесь, в этой золотой клетке нового образца, стояла его полная, абсолютная противоположность. Сексуальный, агрессивный, пустой призрак. Женщина без прошлого, без будущего, без имени.

Я поймала своё отражение в тёмном стекле. Призрачная, почти нереальная платиновая блондинка с алыми, как свежая рана, губами и пустым, ничего не выражающим взглядом куклы. И где-то глубоко-глубоко внутри этой нарядной, дорогой куклы, закованной в новый образ, как в броню, пряталась маленькая, перепуганная до полусмерти, затравленная Юн-хи. Та, чьё старое, наивное лицо теперь разыскивали по всем новостям мира.

Я сделала глубокий, прерывистый вдох, изо всех сил стараясь не расплакаться и не смазать свой безупречный, купленный такой страшной ценой макияж. Эти слёзы были последним, что осталось от настоящей меня. Их нельзя было тратить.

Этот образ, этот шокирующий маскарад, был моим новым костюмом. Моей бронёй. Моим щитом и моим единственным оружием. Моей единственной защитой в мире, который снова стал охотиться на меня.

И теперь мне предстояло научиться не просто носить его, а жить внутри него. Дышать, говорить, двигаться и смотреть на мир глазами этой холодной, платиновой стервы. Это был вопрос выживания. Иного выхода не было.