Читать книгу Последний крик лета - Кристина Вуд - Страница 13

Последние семь лет меня преследует один и тот же сон.

Как в карете скорой помощи я мечусь в панике, спасая своего первого наркомана от передозировки. Вокруг никого: лишь я и парень лет двадцати с признаками клинической смерти. Каждый раз я безуспешно делала ему сердечно-легочную реанимацию, потому что налаксон – антидот при передозировках – не помог. От начала СЛР проходило пять минут, десять, пятнадцать, но сердце не запускалось. Я в панике поглядела на наручные смарт-часы, чтобы констатировать время смерти, но цифры перед глазами расплылись, а скрипучая задняя дверь автомобиля неожиданно распахнулась.

Передо мной предстал тот же самый парень, живой, со здоровым кожным покровом. Я испуганно обернулась на тело, которое только что пыталась откачать, оно все также лежало на носилках. Парень улыбнулся и махнул рукой, как бы на прощание. Этот сон повторяется снова и снова, поэтому я знала его наизусть. Первый человек, которого я не спасла, преследовал меня во снах все семь лет. Но в этот раз было что-то не так. В воздухе вдруг раздался его спокойный глуховатый голос, при этом губы его были полностью сомкнуты:

– Будь осторожна. Тебе еще рано.

Сказать, что в том месте сон был отвратительный – ничего не сказать.

Разбудили меня ни свет ни заря горластые песни девушек и радостный свист ребят. Словно вся деревня за окном что-то праздновала. Спустя пару минут начали барабанить в дверь, и Татьяна мигом побежала встречать гостей. Хозяйка с самого рассвета уже кашеварила у печи.

– Доброе утро, Татьяна! Встречай сватов! – радостно прокричала какая-то женщина, сквозь улюлюканье ребят. – Мы за невестою нашей пришли! Олежку своего женить сегодня будем!

– Как? Уже? – растерялась Татьяна.

– А чего медлить-то? Старейшина на рассвете расспросил все у богов, те и сказали, что Олежка наш будет самым подходящим мужем новой Матери нашей, – радостно протараторила все та же женщина, вероятно, мать того Олега.

Я со вздохом раздражения откинулась обратно на подушку, и краем уха услышала, как ребята спустились по скрипучим ступеньками лестницы.

– Что происходит? – раздался недоуменный голос Макса.

– Так у нас тут свадьба намечается, ты че забыл? – саркастично отозвался Стас. Как только увидел меня в постели, сразу просиял. – А вот и невеста наша! А ты еще спишь? Пора готовиться к свадьбе, а то замуж не возьмут.

Ребята были все еще одеты в свою обычную одежду, в которой вышли в лес еще вчера. Потная, со следами земли и травы, но они не горели желанием променять ее на неудобное одеяние общины.

– Отвали, Стас, – хмуро прохрипела я, встав с кровати. – Как и договорились, Амир идет на свадьбу Амины, а Макс идет к Кире. Надеюсь, все пойдет по плану…

– Где там наша невестка? Как там ее зовут? Алиса? Тьфу, что за имя-то такое? – раздался ворчливый голос женщины, вероятно, моей «свекрови». Но как только она вошла в избу, уловив меня, ее лицо, похожее на жирный масляный блин, расплылось в улыбке. – А вот и невестка наша! Дочка, пойдем к нам в дом. А вы чего выстроились как морковь на грядке? Да еще и в одной комнате с моей невесткой?! А, ну, живо расступились!

Макс и Амир молча пошли к выходу, но Янковский все же задержал на мне обеспокоенный взгляд дольше, чем было положено.

– Вот, мы тебе принесли одежу нарядную, ты принарядись, – скомандовала «свекровь», выложив на кровать красный сарафан с белой вышивкой, схожей с языческими символами, а также белое покрывало, вероятно, вместо фаты. Но затем ее взор обратился к Стасу, который все еще находился в одной комнате с нами. – А ты чего стоишь?

– А я это… брат невесты, – вдруг заявил Воскресенский до раздражения уверенно. – Я в этот важный день от нее ни на шаг.

– Да прямо-таки ни на шаг! – возмутилась тучная женщина, всплеснув руками. – Хоть одеться ей дай!

Стас едва сдержался, чтобы не закатить глаза, но все же вышел из избы.

Я покорно дала себя одеть «свекрови» и ее дочерям, но все же отстояла право остаться в кроссовках. От происходящего вокруг безумства хотелось расхохотаться, и сдерживаться было весьма трудно. Через всю деревню меня провели под веселым сопровождением песен и радостного мужского свиста к избе моего будущего «супруга». Прежде чем войти в такой же абсолютно непримечательный дом, я оглянулась и на противоположной стороне улицы заметила дрожащих Киру и Амину, возле которых уже стояли Макс и Амир. В том же свадебном одеянии, что и я, девочки испуганно прижимались друг к другу, а как только увидели меня, едва сдержали слезы. Одним жестом руки я незаметно для других показала жест «окей», и с громким вдохом зашла в избу.

Как только переступила порог дома, на меня тут же повалилась толпа из родственников с хлебом и медом на руках. А кто-то забрасывал меня горохом и зернами хлебных злаков, поговаривая что-то про зажиточность и плодовитость. «Свекровь» взяла меня за руки и обвела вокруг очага, чтобы я помолилась домашним богам. Как только гостям стали преподносить свадебный калач, меня усадили рядом с женихом на шкуру медведя, лежащую мехом вверх.

Жених, по словам местных, был знатным красавцем. А я глядела на него и мысленно перечисляла диагнозы: длинные кисти рук с паучьим пальцами, ярко-выраженная косолапость и как вишенка на этом несвежем торте – синдром Клайнфельтера. Это такое заболевание, когда в мужском кариотипе присутствует более одной женской Х-хромосомы. Такие мужчины имеют высокий рост, но при этом присутствует склонность к полноте в зоне бедер и живота, узкие плечи, удлиненные конечности, широкие бедра по женскому типу, в половине случаев формируется увеличение молочных желез, а также недоразвитость яичек и оволосение по женскому типу, в том числе и отсутствие волос на лице. На фоне синдрома у таких мужчин возникает брадикардия, часто бывают холодные конечности и повышенное потоотделение в ладонях и стопах.

Все происходящее было как в бреду. Словно у меня были очень реалистичные зрительные галлюцинации при температуре сорок градусов. Но когда празднующая за столом толпа вдруг приказала мне по традиции снять с «мужа» обувь, в знак моего подчинения, я нервно сглотнула, подавив рвотный рефлекс. А после встретилась с напряженным взглядом Стаса. Его губы были плотно сжаты, а желваки ходили ходуном. Но я все же покорно присела на корточки напротив новоиспеченного довольного «мужа». В правом вонючем сапоге, который был вдвое старше меня, я отыскала какую-то древнюю монету, а в левом была спрятана плетка из кожи. Жених тут же выхватил ее из сапога и с нескрываемым удовольствием слегка ударил меня по плечу, в знак власти над женой.

– А, ну-ка, теперь оставьте новоиспеченных мужа и жену наедине, чтобы они скрепили свой союз. Негоже нам стоять и подслушивать. У нас еще две свадьбы сегодня! – громко воскликнула хозяйка дома, чтобы ее все наверняка услышали. – И ты, братец… тоже выходи. Нечего тут тебе оставаться!

Люди с песнями принялись выходить из избы, а я тут же подскочила на ноги, улавливая уходящую толпу. Оставаться наедине с Олегом решительно не хотелось. Да и неизвестно чего стоило ожидать от этих чудиков. Осталось разобраться что означало скрепить союз. Наверняка поесть кашу с одной ложки или затопить баню вместе. Ну или что-то еще примитивное.

– Если что… кричи, – тихо обратился Стас, подойдя ко мне. – Этот гермафродит не внушает доверия.

Я кивнула, то ли судорожно, то ли растерянно. Сама не понимала чувств, что испытывала в тот момент. Слишком все странно было вокруг: изба, далекая от современной, свадьба с древними обычаями, и жених с букетом диагнозов.

Когда Олег прикрыл входную скрипучую дверь, настала настороженная тишина. За окном девицы все также распевали народные песни, отправляясь к следующей невесте. Мой новоиспеченный вдруг моментально прижался ко мне, отчего пришлось вжаться в деревянную стену. Пальцы мои намертво врезались в ладонь, отчего ногти болезненно вонзились в кожу. Я слышала его нетерпеливое сопение на шее, настолько близко он ко мне подошел. Причем случилось все это настолько неожиданно, что от растерянности я даже не успела среагировать.

– Ну, что, женушка, готова? – пробурчал он мне в ухо совсем не привлекательным голосом.

Я с силой толкнула его ладонями в грудь, и юркнула в противоположный угол комнаты, болезненно ударившись бедром об угол стола. Осознание того, чего он хотел от меня в тот момент, ударило в голову словно колокол. При разработке плана я не учла момент, что «скрепление» брачных уз состоится так скоро. Думала, что они совершают этот ритуал поздно вечером. К тому моменту, мы бы уже как раз сбежали… Какая же я дура!

– Уже? – спросила, намеренно изобразив скромный и удивленный голос. – Не думала, что так скоро… Там же сейчас другие женятся…

– А чего же тянуть-то? – произнес Олег, медленно шагающий за мной по пятам, словно коршун над добычей. – Они и без нас управятся.

– Но я… еще не готова, – пискнула, а сама в тот момент судорожно разглядывала избу на предметы, которые могли бы послужить в качестве самообороны. – Давай не будем торопить события. Может получше узнаем друг друга…

Глаза его вмиг вспыхнули опасным огоньком. Он за считанные секунды преодолел расстояние между нами и болезненно схватил меня за горло, от чего я начала делать маленькие судорожные вдохи. Я была права на счет того синдрома, его руки были ледяными и влажными от скопившегося пота.

– Ты че, девка, бегать от меня вздумала?! – процедил Олег сквозь зубы. Его красное разъяренное лицо находилось в нескольких сантиметрах от моего. – Не позволю! Не позволю! Ты моя жена! Слышишь?! Ты должна подчиняться мне!

Я послушно кивнула, начиная терять сознание от нехватки кислорода. Кричать, как сказал Стас, было бесполезно. Люди на улице устроили песни и пляски в честь другой свадьбы, поэтому мои крики вряд ли бы кто услышал. Рассчитывать приходилось лишь на себя. Он отпустил меня, когда колени начали подкашиваться. Я рухнула на пол руками вперед, сделав жадный вдох. Но едва пришла в себя, как он стянул с меня белый свадебный платок, грубо схватил за волосы и с силой заставив встать на ноги.

– Отпусти! Отпусти меня! – кричала я сквозь боль, пытаясь схватиться его за руку.

Но Олег не слышал, лишь с силой тащил меня по избе в сторону спальни. Из-за синдрома он был выше меня на две головы, но по силе далеко не уступал среднестатистическому мужику. Я едва волочила ноги, покашливая после удушения. Сердце в груди бешено и испуганно колотилось, ноги с каждым шагом деревенели и не слушались. Я понимала, что должна была выбраться оттуда, пока он не взял меня силой. На подходе в спальню он впечатал меня лбом в дверной проем то ли нарочно, то ли нет, но удар был не сильный, скорее обескуражил. А затем он с бросил меня на узкую скрипучую кровать с вонючим матрасом из сена.

Пока приходила в себя, схватившись за болезненную шишку на лбу, он снял белую свадебную рубаху с красной вышивкой на поясе. Я была права на счет синдрома Клайнфельтера – его молочные железы были увеличены по женскому типу, в точности также, как и у девочек-подростков в начале пубертатного периода. А пузо, похожее на шестой месяц беременности, буквально вывалилось из-под рубахи. Олег выглядел не больше, чем на тридцать лет, но все перечисленные черты прибавляли ему возраст. Хотя лицо его, без единого намека на бороду и даже щетину, как у его родственников в общине, весьма молодило. И все это благодаря синдрому.

Боже, каким мерзким он был.

Едва Олег прикоснулся к штанам, чтобы спустить их, я подскочила с кровати и с силой оторвала железный светец со стены, в котором еще находилась недогоревшая лучина. Дрожащие пальцы крепко держали железо, а глаза мои рассеянно и хмуро глядели на похотливого монстра.

– Избавь меня от удовольствия видеть твои недоразвитые половые органы, – гневно бросила я, выставив перед собой светец в качестве самообороны. – И детей у тебя никогда не будет из-за твоей болезни.

Его брови хмуро сошлись на переносице, а руки так и замерли на штанах. Непонятно то ли от того, что я схватила светец, то ли от моих слов, он растерянно замер на некоторое время. Ожидание то было мучительным. Из-за учащенного пульса в ушах я боялась пропустить его очередную атаку. Наконец, с рыком злости он сделал резкий выпад в мою сторону и смачно ударил меня по щеке. Я не устояла на ногах и обронила светец. Он с глухим звуком упал на продавленную землю избы, покрытую старым обшарпанным ковром. Я же свалилась вслед за ним, болезненно ударившись головой об край деревянной кровати. Во рту ощутила мерзкий привкус железа: то ли от неожиданности язык прикусила, то ли он так сильно ударил меня. Судя по опухшей пульсирующей нижней губе, сделала ставку на последнее.

– Ты кто такая, чтобы говорить мне про детей? – прогремел Олег, наклонившись ко мне. А я тем временем судорожно искала светец. Он заметил это и тут же болезненно наступил сапогом мне на левую кисть, и я взвыла от боли. – А-а-а… я понял. Ты ведьма, так? Кто послал тебя к нам, небось Леший?

– Придурок, ты болен! – крикнула я сквозь пульсирующую и обжигающую боль в пальцах от его грубого сапога. Кажется, в подобных ходили большевики еще лет сто назад. – У тебя серьезное генетическое отклонение, из-за которого у тебя… не будет детей! – я сделала паузу, прошипев от боли, а он еще сильнее надавил каблуком сапога на мои пальцы, а затем грубо схватил меня за подбородок. – Ты же с детства отличался от других мальчиков. Вы же ходите в баню вместе, так? Ты ведь заметил различие. У других там все в порядке, а вот у тебя… гениталии как были несколько лет назад как у ребенка, так и остались… Ты не знаешь из-за чего это? А я скажу… Это потому, что вы все друг другу родственниками приходитесь, от того и все ваши проблемы. Ты слышишь? Твои проблемы из-за того, что твои предки были кровными родственниками!

– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, а, ведьма?! – крикнул он мне в лицо, и его беспардонные слюни коснулись моей кожи.

– Я же будущая Матерь. Меня выбрала Мокошь, я все про вас знаю, – прохрипела я сквозь фальшивую надменную улыбку, а сама едва не загибалась от боли в пальцах и пульсирующей губе. Еще и подбородок мой он схватил с такой силой, словно вознамерился вырвать его. – По сравнению с другими уродами, ты тот еще красавец.

Олег громко и яростно выдохнул и отпустил мой подбородок, а затем замахнулся и влепил мне вторую пощечину, отчего нижняя губа и запульсировала еще сильнее, а щека разразилась пламенем. Он бросился в сторону накрытого праздничного стола. Я мигом осмотрела левую кисть и раскрасневшиеся пальцы. Хорошо, что отделалась лишь испугом и разодранной кожей. Незаметно выглянув из спальни, уловила, как он яростно и живо осушал несколько граненых стаканов с бордовым содержимым, и зарычал от ненависти точно зверь. Неужто у них было самодельное вино? Кто знает, сколько он выпил перед свадьбой, но это должно было сыграть мне на руку. Пока он яростно осушал стаканы, я нашла под кроватью светец, который выронила из-за пощечины, и крепко сжала в правой руке, готовая отразить следующую неминуемую атаку.

– Щас я тебе покажу! – раздался его пьяный рык. – Я тебе покажу… маленькие…

Его шаги приближались с каждой беспощадной секундой. Краем глаза увидела, как он боролся с бечевкой, завязанной на штанах, но пьяные руки не могли справиться даже с этим. Я задержала дыхание и, приготовившись к отпору, встала у прохода и спрятала за спиной железный светец. Едва увидев меня, он тут же прижал меня к стене, и наши лбы соприкоснулись. Его лоб был покрыт мелкими испаринами пота, которые я вмиг ощутила собственной кожей. А в глазах его стояла лишь пьяная животная похоть. От него разило кислым виноградом, а руки уже лапали меня за грудь и бедра. Я испуганно зажмурилась, все тело дрожало от испуга, а отвращение постепенно подкатывало к горлу.

– Да ты хоть знаешь, сколько девок хотели разделить со мной ложе? – прохрипел он устало, и его перегар ударил в нос, едва не задушив. – Я самый достойный жених общины! Глупая ты девка! На тебя все с завистью смотрели, когда тебя рядом со мной на шкуру посадили. Не видала? А я видал! Вся деревня хотела оказаться на твоем месте. Дурная ты, дурная… Но красивая. Все равно моей будешь!

Он резко задрал подол платья, оголив мои ягодицы, и грубыми движениями принялся поглаживать и щипать меня холодными и потными руками. Его мерзкие шершавые пальцы касались моих трусиков в форме стрингов, и едва задевали половые губы. Я чуть не задохнулась от отвращения, когда бедром ощутила его небольшой выпирающий половой орган, а мой живот был намертво прижат к его оголенному пузу. Рука, сжимавшая тяжелый железный светец, дрожала и уже изнывала от тяжести – слишком уж сильно хотелось ударить его.

В воздухе раздался треск ткани. Олег с животной похотью непрерывно облизал сначала мое плечо в области порванного сарафана, шею, а затем и щеку, и его слюна еще долгое время обжигала кожу. Когда его вторая рука с силой болезненно сжала мою грудь, я вскрикнула и ощутила, как по щекам скатились первые слезы. Вмиг, его рука оказалась на животе в непосредственной близости от едва зажившего послеоперационного шва после кесарева сечения. Еще пару секунд он томно пыхтел мне в шею, а его пальцы прощупывали шов и нависающий над ним небольшой «балкончик» из кожи, растянутой за все время беременности – боль всех кесаренных. На самом деле, несколько сантиметров кожи вокруг рубца все еще были онемевшие. В той зоне я не ощущала никаких прикосновений. И не буду ощущать еще несколько месяцев из-за разрыва нервных окончаний. В один момент я осознала, что одна его рука застыла на шве, а вторая замерла, грубо стиснув ягодицу. Вероятно, он пытался понять природу происхождения рубца.

Ждать подходящего момента уже не было смысла.

Пришлось приложить усилия, чтобы незаметно вытащить светец из-за спины. Притом, что я практически впечаталась в него спиной. Олег, одурманенный алкоголем и похотью, даже не заметил, как я поднесла к его голове железный светец, поэтому сразу с силой ударила его об затылок. Его хватка на мгновение ослабла. Он отстранился, сделал шаг назад, и по его опьяненному и расфокусированному взгляду я поняла, что Олег едва стоял на ногах. Поэтому замахнулась на него уже в открытую, но он вдруг обезвредил удар, ловко выхватил светец и замахнулся в мою сторону. Я увернулась, и на месте, куда только что упирался мой затылок, светец ржавым гвоздем вонзился в стену из дряхлых деревянных досок. Он понял, что не смог причинить боль (убить меня), поэтому тут же замахнулся и влепил новую звонкую пощечину. Я громко вскрикнула, и во рту с новой силой ощутила привкус крови. Уверена, в тот момент моя щека, пораженная трижды, была похожа на свежую отбивную.

Адреналин зашкаливал. Почти также, когда я проводила сердечно-легочную реанимацию человеку, у которого остановилось сердце, или когда ввела налаксон передозировщику… Только наоборот. Я подняла колено и вмиг ударила Олега между ног, а после с силой толкнула его в голую грудь. Он отшатнулся, прошипел какие-то ругательства и схватился за изнывающие от боли половые органы. Это дало мне шанс на побег из спальни в главную гостиную комнату с печью и длинным семейным столом. Меня охватила настоящая истерика. Я с криками бросалась в него глиняными чашками, кувшинами и тарелками со стола, столовыми приборами и остатками еды. Под руку попадало все, что было не приколочено.

Глаза задержались на напольном железном светце. Он выглядел внушительно и массивно, в отличие от обычных настенных. Три железные ножки плавно переходили в основание в форме обруча, размером с крышку от средней сковороды. А сама светильня представляла собой винтообразный прут высотой более метра, с одним концом, рассеченным на четыре зубца, которые служили зажимами для горящей лучины.

– Сука, ты за все ответишь, – с отдышкой прохрипел Олег, пытаясь пробраться сквозь разбитую посуду и еду, размазанную по полу.

Его походка была неуклюжей, словно при головокружении. Его совершенно непривлекательный торс украшали начинка пирогов и расплывшееся по животу вино. Ходить без опоры он уже не мог. Скорее всего мой удар подкосил и без того опьяненный организм. Вытерла слезы рукавом платья и быстрым шагом подошла к напольному светцу, схватившись за ножку. Пришлось наклониться и приложить не малые усилия, чтобы поднять его с пола. Краем глаза уловила, как Олег подошел ко мне сзади, вероятно, все еще изнывая от желания взять меня с силой.

Долго думать не пришлось. В подобные моменты действуешь интуитивно. Включаются все первобытные инстинкты и инстинкт самосохранения, безусловно, выходит на передний план. С рыком злости подняла настольный светец, обернулась и ударила его наугад. Удар пришелся по голове в зоне виска. Мужчина тут же безвольно свалился на драный самодельный ковер и прикрыл глаза, а в области виска покатились первые струйки крови.

– Пиздец… – всего лишь изрекла я, выронив тяжелый светец.

Отошла от него ошарашенно, и испуганно прикрыла лицо рукой. Ладонь неприятно пахла железом, как извечное напоминание об этом дне. Он не умер? Нет, не умер. Просто потерял сознание, так ведь? Подходить к нему и тем более прикасаться, прощупывая пульс, решительно не хотелось.

Отошла к столу и налила себе стакан вина из единственного сохранившегося глиняного горшка. Сделав пару глотков, едва не выплюнула все наружу. Вином это пойло и вправду назвать было трудно – неприятная жижа со вкусом броженого кислого винограда мгновенно обожгла глотку. Я прокашлялась, схватившись за живот, закусила остаток калача, а потом вновь устремила взгляд на того бедолагу. Он упал на бок, распластавшись по полу в неестественной позе. Прошло уже несколько минут, но никаких движений от него не последовало. Лишь две капли бордовой крови стекли от виска по лицу и впитались в затоптанный ковер.

Сердце бешено колотилось в груди. Я все же решилась подойти к нему. Сначала небрежно пнула ногой в плечо и мгновенно отошла на случай, если он вдруг придет в себя, но Олег продолжил лежать неподвижно. И как бы мне не хотелось прикасаться к нему, я все же опустилась на корточки и прощупала пульс сначала на шее, а затем на запястье. Пульса не было. Провела пальцем по ресницам – реакции ноль. Исчез корнеальный рефлекс – после прикосновения к роговице, глаз не закрылся. После чего уверенно раскрыла веки – зрачки были сильно расширены, отсутствовала реакция на свет. Я приложила ухо к его груди, надеясь услышать хоть какой-то просвет дыхания, но ничего не было.

Что я натворила?!

Я рухнула на скамью, облокотившись об стол и громко зарыдала. Дрожащие прохладные руки взъерошивали и без того безобразные светлые волосы, бродили по лицу и размазывали слезы и кровь. Холод мгновенно окутал все тело, хотя на улице светило жаркое июньское солнце, пробивавшееся сквозь оконца. При стрессе нервная система активируется, и в ответ на это начинают вырабатываться адреналин и норадреналин. Эти вещества молниеносно проносятся по кровеносным сосудам, воздействуя на гладкую мускулатуру, сердце и сосуды. В условиях стресса сосуды сужаются, что вызывает чувство холода. При этом организм пытается компенсировать перегрев, выделяя больше пота, чтобы остудиться.

В тот момент не чувствовала боли, передвигаясь на одном лишь адреналине. Но когда спустя несколько минут в дверь неожиданно постучали, я вновь напряглась. Подскочила со скамьи и на цыпочках подошла к сеням, словно маленький ребенок, который боялся открывать дверь посторонним.

– Блонди! – вдруг раздался спасительный голос Стаса.

Я облегченно выдохнула и отворила дверь. В сени ворвались хмурые Макс и Стас, но стоило им взглянуть на меня, они тут же поменялись в лице, словно увидели приведение. Тогда я поняла, что выглядела еще хуже, чем предполагала. Лицо Воскресенского перекосило от злобы, и он без лишних слов молниеносно бросился в избу. Янковский ошарашенно замер в сенях, разглядывая меня с ног до головы. При виде него нижняя губа с привкусом крови задрожала, а на глаза навернулись слезы с новой силой.

– Блонди, я недооценивал тебя. Ты смогла справиться с ним в одиночку, – раздался приглушенный голос Стаса, но он был лишен прежней усмешки. Скорее был похож на надтреснутый и сердитый. – Уходите отсюда. Я с ним разберусь.

– Он тебя… – тихо процедил Макс сквозь зубы, но не решился закончить мысль.

– Нет, – выдохнула сквозь слезы, все еще сохраняя дистанцию между нами.

Он поднял руку, вероятно, намереваясь прикоснуться к моему полу оголенному плечу, еще час назад его прикрывал не порванный красный сарафан, украшенный белой вышивкой. Но его рука вдруг застыла в воздухе, так и не решаясь дотронуться до меня. И я была ему в тот момент благодарна. Янковский никогда не действовал импульсивно, в отличие от Воскресенского.

– Вы еще здесь? – спросил Стас, ворвавшись в сени. Его лицо, которое я увидела в тот момент, не на шутку напугало. В его глазах сгустились тяжелые свинцовые тучи, готовые вот-вот разразиться громом. – Бегите за Амиром. Я догоню вас.

– Не натвори того, о чем потом пожалеешь, – напомнил Макс. – Мы не знаем, на что они способны.

– Стас, что ты заду…

– Я сказал вон отсюда! Валите! Пора прикрыть этот цирк уродов! – крикнул он, не дав договорить. А после встретился с моими глазами, полными боли. – Блонди, прошу…

Я шмыгнула носом, встретившись с его разъяренным взглядом. Он не стал задерживаться в сенях, и сразу же зашел в избу, сердито хлопнув дверью. Я испуганно вздрогнула, когда ощутила едва уловимое прикосновение Макса. Вероятно, последствия пережитого домогательства все еще давали о себе знать. Он деликатно дотронулся рукой до моего локтя и открыл дверь на улицу.

– Амир точно сбежал с девочками? – спросила я, вдохнув накаленного от жары воздуха.

– Они взяли все наши вещи, притаились и ждут нас возле того места, где ты застряла в болоте, – сообщил Макс, все еще с опаской оглядывая меня.

Солнце в тот день светило особенно ярко, заставляя щуриться. Однако вскоре его постепенно заслонили рыхлые и дымные грозовые тучи. Осмотревшись, я заметила, как местные жители поставили длинный стол с лавками, простирающийся почти на всю улицу, и устроили пир на весь мир в честь трех свадеб. Мужчины постарше опрокидывали стакан за стаканом, некоторые уже уснули, лежа на столе. Женщины средних лет следили за едой и не прекращали болтать, а молодежь пела песни и плясала. Я быстро направилась в их сторону, яростно размахивая руками во время ходьбы. Уверена, лицо мое в тот момент было олицетворением неутолимой злобы, отражающей сладостную и беспощадную месть.

– Что ты задумала? – обеспокоенно произнес Макс, с опаской схватив меня за колоть.

Остановившись, я взглянула на него и встретилась с его глазами. Их цвет был схож с цветом листьев, светящихся на солнце – мерцающие, почти волшебные и полные тайн, напоминающие абсолютное невозмутимое спокойствие.

– Хочу проучить их, – ответила честно, без прикрас. – Ты со мной?

Он не ответил, но я уловила искру решимости в его глазах. Уверена, Макс пошел со мной даже если бы я заявила, что хочу к чертям спалить эту деревню. Он бы не бросил меня на пепелище. Как не бросил одну на границе с палящими по воздуху пограничниками. И, признаться честно, в тот момент, в той чертовой деревне, я бы сама бросилась вслед за ним.

Через минуту мы оказались у стола празднующих. Едва нам стоило подойти, как от одного моего вида девицы перестали завывать народные песни, парни перестали плясать и тут же подошли к столу. Один мужик застыл с ложкой во рту, второй со стаканом в руке, третий даже проснулся от алкогольной комы из-за внезапно воцарившейся тишины. Я словила испуганный взгляд Татьяны, которая осторожно приобняла своего сына. Ее глаза ошарашенно бегали по моему покалеченному лицу и порванному сарафану. Богдан был почему-то одет в нарядную белоснежную рубаху с красной вышивкой, точно жених.

– А где… где Олежка? – заикаясь, спросила «свекровка», испуганно выпучив и без того огромные глаза.

В один момент я подошла к краю стола, сгребла оттуда ближайшее содержимое в виде мисок с картошкой, овощами и пирогами и со злостью выкинула на пол глиняную посуду. Забралась на стол и начала пинать ногами глиняные горшки и тарелки, пробираясь в самый центр стола. Люди ошарашенно повскакивали с лавок, отходя от стола, осталась лишь парочка вусмерть пьяных дедов, мирно спящих в тарелках. Люди были настолько напуганы, что не смели проронить ни слова.

Я обернулась к несостоявшейся свекрови, улыбнулась иронично и многозначительно и ответила на ее вопрос громким и грубоватым голосом:

– А Олежка твой уже поплатился и скоро ответит за все перед вашими богами…

– Чаво ты несешь такое? – растерянно произнесла тучная женщина, и на лице ее скользнул отголосок страха. – Чаво ты с ним сделала?!

– Ты лучше спроси, чего он не делал со мной, – язвительно отозвалась я и слегка пнула тарелку в ее сторону, от чего женщина нервно дернулась.

– Ты чаво себе позволяешь? – громогласно возмутился Борислав, намереваясь подойти ко мне, но Татьяна его вовремя остановила.

– А знаете для чего на самом деле меня послали сюда ваши боги, Господь, Вселенная… да без разницы… – начала я, проигнорировав возмущенного Борислава. Я вальяжно расхаживала по столу, грубо пиная тарелки в стороны. – Для того, чтобы я открыла вам глаза на происходящее. Называйте меня после этого как хотите: ведьмой, от Лукавого, от шайтана или как вы там называете их всех. Да мне, по большому счету, глубоко наплевать.

– Ты, ветрогонка! Чаво несешь такое?! – крикнул какой-то мужик из толпы и уже было приготовился залезть ко мне на стол, но Макс вовремя схватил возмущенного за шкирку и вернул на место.

– Если Господь существует, он должен прекратить то безумие, что вы тут творите! – крикнула я сквозь слезы, тыча пальцем в каждого. – Вы вымираете, потому что женитесь на родных сестрах и племянницах, выходите замуж за родного брата и дядю! Кем вы все друг другу приходитесь, вы хоть задумывались? Природа сама уничтожает вас, потому что такие как вы – ее ошибка. Живете тут как отшельники, намеренно лишаете себя всех благ цивилизации и думаете, что какие-то мифические боги и болота защищают вас! Как же вы наивны! Мало того, вы еще и древним славянам подражаете! Да разве они совершали жертвоприношения людьми?! Вы все омерзительны. Вы – ненормальные! Вы собственными руками уничтожаете себя…

Словно в подтверждение моих слов, неподалеку разразился гром. Люди, приготовившиеся возмущаться и сыпать проклятьями, тут же смолкли, удивленно взглянув на небо.

– Неужто Перун-батюшка гневается? – воскликнула несостоявшаяся свекровь.

– Ну, ты, а ну слезь со стола! – рявкнул Борислав, гневно нахмурившись. – Это неуважение к богам! Вот Перун и разгневался.

Краем глаза уловила, как Стас в ярости выбежал из избы, где находился Олег. Воскресенский вырвал из земли два факела из сосны и вдруг заприметил меня, вещающую на столе. Но едва ли на его лице дрогнул мускул. Он забежал в избу обратно. Я забеспокоилась, но виду не подала.

– Я объясню вам на вашем же языке, – сквозь зубы процедила я раздраженно. – Вы все прокляты. Назад пути нет. И если вы не отпустите нас живыми и невредимыми, то на вашу деревню тут же обрушится пожар и весь гнев богов вместе взятых!

– Чаво ты мелишь?! – отозвался кто-то из мужиков.

– Ах, ты, дрянь паршивая! Ты к нам от лукавого пришла! – выплюнул Борислав, и вдруг неожиданно схватил меня за щиколотку и с силой притянув к себе. – Я тебе покажу Кузькину мать! А, ну, иди сюда!

От растерянности я потеряла равновесие и упала на стол руками вперед. Но помощь Макса подоспела совсем скоро: он оттащил от меня разгневанного Борислава за шкирку, тот сразу же замахнулся с кулаком на Янковского, но он ловко увернулся от удара. Я встала на ноги, по-прежнему находясь на столе, но никто уже не замечал меня. Люди вокруг принялись недовольно горланить, обступив этих двоих, чтобы с нескрываемым любопытством понаблюдать за зрелищем. Борислав грубо толкнул Макса за плечи, но Янковский не реагировал на его нападки. Лишь с каменным непроницаемым выражением лица глядел на мужика, готовый к любому исходу событий.

– Девку свою защищаешь? – ухмыльнулся Борислав, с вызовом харкнув на землю. – Я еще вчера понял, не к добру вы к нам пришли. Давненько у нас не было людей тамошних. Ихние карты врут! Никто и знать не знает о нашей общине. И тут вы нарисовались, все такие красивые. А эта девка еще и чепуху какую-то мелит про Матерь! Чаво вам от нас нужно, а?

– Мы пришли забрать своих людей, которых вы насильно затащили к себе. Только и всего, – последовал моментальный ответ Макса, и его глаза настороженно взглянули на местного.

Толпа вдруг недовольно загудела.

– Так вот оно как оказывается! – усмехнулся Борислав, всплеснув руками. – Одурачить нас вздумали?! Девок мы не отпустим, вы это себе на носу зарубите!

– Ишь чего удумали! Мужья у них есть перед богами! – воскликнула женщина средних лет с косоглазием. – Не отвертятся теперь!

– Вы не имеете права их удерживать, – произнес Янковский бесцветным голосом.

Люди постепенно окружили Макса, и он напряженно оглядывался, встретившись со мной мимолетным взглядом.

– А ты кто такой, а? – возмутился разгневанный Борислав, тыкнув в него пальцем. – Боги сказали, что они станут нашими невестами и продолжат род общины. А эта твоя девка, – он ткнул пальцем в мою сторону, не сводя с него глаз, – должна родить того, кто станет новым Старейшиной.

– Мужик, не провоцируй меня. Иначе пожалеешь, – ответил Макс. Он качнул головой, и его губ коснулась раздраженная улыбка. В тот день я впервые уловила в его взгляде опасные искорки, которые были не свойственны добродушному Максу.

– А чаво ты мне сделаешь, а? В драку полезешь? – с издевкой спросил Борислав и угрожающе-медленно подошел к Янковскому. Тот продолжил стоять на месте, лишь слегка приподнял подбородок, и на его скулах заиграли желваки, а ладони собрались в твердый кулак. – Вы одни, а нас вона скока. Чаво мне бояться тебя? Я сын самого Старейшины, боги мне благоволят!

– Не в моих принципах бить обиженных жизнью калек, – коротко изрек Макс.

– Чаво ты сказал?! – взревел Борислав, набросившись на Янковского с кулаками.

Мужик стоял спиной ко мне в непосредственной близости, поэтому мысль та пришла в голову мгновенно. Раздумывать времени не было. Я мигом схватила глиняный горшок с остатками вина, и с силой разбила его об голову Борислава. Вокруг раздались женские крики. Вино тут же разлилось по его белой рубахе бордовыми пятнами, а сам он опешил, зашатался и едва сдержался, чтобы не рухнуть на землю. Я надеялась, что от неожиданности и головокружения он мигом упадет, но Борислав оказался крепче, чем я думала. По крайней мере, его растерянность дала нам шанс на побег.

– Горим! О, боги! – крикнул кто-то из толпы. – Пожар!

Стас вышел из избы с невозмутимым каменным лицом, а позади него в доме с бешеной скоростью разгорался огонь. Разрастался не на шутку. Я терпеливо дождалась, когда Воскресенский затеряется среди местных, и под всеобщие истошные пронзительные крики, спрыгнула со стола, оперившись на руку Макса.

– Олег! Сынок мой! Олежа! – завопила «свекруха», рухнув на колени.

– Богдана! Богдана возьмите! – умоляюще крикнула нам вслед Татьяна сквозь слезы. Пока вся толпа ринулась в сторону вспыхнувшего дома, женщина с сыном побежала за нами. – Прошу! Умоляю! Возьмите… Я подготовила вам еду, на первое время хватит!

Я обернулась, пока Макс и Стас спешили в сторону болота. Умоляющие глаза матери не могли оставить меня равнодушной, поэтому я живо перехватила кулек с едой, обмотанный старой тряпкой, и потянула за руку недоуменного и испуганного Богдана. Татьяна благодарно кивнула нам вслед и прикрыла лицо ладонью, громко рыдая навзрыд. Не могла представить ее чувства в тот момент: каково это, осознавать, что видишь сына в последний раз?

– Татьяна! Паршивая ты овца! – раздался позади громогласный и разгневанный голос Борислава, который вмиг бросился к жене. – Я убью тебя, слышишь? Богдан! Не смей! Не смей, выродок!

Я дернула Богдана за руку и побежала вглубь леса вслед за ребятами. Парень не сопротивлялся и неуверенно ускорил шаг. Напоследок я обернулась лишь на мгновение, и увидела страшную картину: Борислав с размаху ударил плачущую Татьяну по лицу, отчего та беззащитно упала на землю.

– Это мой сын! Они забрали моего сына! – взревел Борислав, а после схватил булыжник размером с ладонь и принялся наносить яростные удары по голове. – Паскуда! Тварь! Это все из-за тебя! Это ты все подстроила! Мой сын! Мой единственный сын!

– Мамка! – сквозь слезы прокричал Богдан, обернувшись. – Мамка!

Никто не останавливал Борислава, потому как абсолютное большинство сил было брошено на тушение бушующего пожара, который перекинулся на соседние дома. Но, что-то мне подсказывало, не будь пожара, никто бы и не помешал ему убивать собственную жену на глазах у всех. Мужчина отбросил камень в сторону и принялся добивать женщину ногами в живот.

Татьяна уже не шевелилась.

Женщина, которая помогла нам и пожертвовала жизнью ради единственного сына, умирала у всех на глазах от рук собственного мужа. Я понимала, что вмешиваться было опасно, но и спокойно смотреть на то зрелище не могла. От несправедливости слезы рекой брызнули из глаз, и от шока я прикрыла лицо ладонью, тяжело дыша. Она все еще предательски пахла железом.

– Мамка! – ревел Богдан, дернувшись в сторону деревни, но я молниеносно остановила его за руку.

– Если пойдешь туда, ляжешь рядом с матерью! Но она пожертвовала собой не ради этого! Она хотела, чтобы ты убежал отсюда! – крикнула я, встряхнув его за плечи. Его глаза светло-небесного оттенка, точно ангельские, отрешенно глядели на обездвиженную мать. – Богдан! Слышишь меня? У тебя может начаться приступ. Нам нужно бежать! Только ты знаешь где находится выход из болота!