Читать книгу Роза и Тень - Ксения Анатольевна Изотова - Страница 9

Прочь

Старую дорогу обступили деревья – их ветви переплелись так тесно, что даже зимой отбрасывали густую тень на каменные плиты тракта. Камень потрескался и вздыбился, из-под него тянулись корни, так и норовя попасть под ноги. По утрам дорогу покрывал тонкий слой льда, а вечером поднимался туман, звук шагов тонул в молочной пелене. Белые клочья висели на ветвях, как бороды снежных гномов.

Рассвет застал нас неподалёку от Белой Гавани, в полдень мы отошли ещё дальше от города. Было холодно, несмотря на подаренный Алексом плащ. Среди чащи хотя бы не мог разгуляться ветер – слабое, но всё же облегчение. Мы шли весь день, ни разу не остановившись для отдыха. А когда окончательно стемнело, я поняла, что больше не сделаю ни шага. Я не помнила, когда полноценно отдыхала последний раз. К тому же всё это время я поддерживала на себе иллюзию русоволосой горожанки, растрачивая не только физическую энергию, но и драгоценные крохи магии.

– Больше не могу, – тихо призналась я и шлёпнулась прямо на дорогу.

– Чёрт, Эрис! Почему ты не сказала раньше?

– Не хотела тебя задерживать.

Александр закатил глаза и подхватил меня на руки, унося с каменных плит тракта.

– Какая-то ты слишком лёгкая, – недовольно заметил художник. – Ты должна весить как минимум в два раза больше.

– Намекаешь на то, что я выгляжу толстой?

Я хихикнула, но тут же зевнула. Глаза слипались, и я едва видела, куда Алекс тащит моё хладное тело.

– Серьёзно, ты высокая девушка. И я видел, что ты творишь под куполом цирка, так что мускулы у тебя есть. А весишь, как кошка.

Я пробормотала что-то неразборчивое и окончательно задремала, прижавшись щекой к плащу мужчины. Сквозь дремоту я чувствовала, как рядом копошится Алекс, как меня перетаскивают поближе к чему-то тёплому – костру? – словно куль с мукой, как ещё немного повозившись, художник устраивается рядом и накидывает сверху полу своего плаща. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров. Пригревшись, я наконец погрузилась в глубокий сон.

Серебро. Серебряный свет течёт и струится, расползается ртутными ручейками. Я не вижу ничего вокруг, лишь этот беспощадный серебряный свет. Море, понимаю я. Передо мной море, а лучи серебряного солнца льются на него, отражаясь в волнах. Бушующие валы катятся прямо на меня, я вскидываю руку в запоздалой попытке защититься…

– Эрис, проснись!

Я с трудом разлепила глаза. Передо мной маячило обеспокоенное лицо художника. Встретившись со мной взглядом, он облегчённо вздохнул. Выдохнула и я, поняв, что за ночь иллюзия удержалась – в зрачках мужчины не отражаются жёлтые искры моих радужек.

– Что такое? – сонно промяукала я.

– Ты стонала во сне. Кошмар приснился?

Я передёрнула плечами. Ничего страшного не вспоминается, только сверкающее жидкое серебро. Разве что в животе угнездилась странная сосущая боль, но это скорее от голода.

– Ерунда. Что у нас на завтрак?

После скудного завтрака из хлеба и сыра мы двинулись дальше, закинув котомки за спины. Будущее виделось мне уже в гораздо более радужном свете. За целый день мы не видели погони, значит Орден не пустил за нами своих гончих псов. В их силах я не обманывалась – если бы жрецы пожелали, мы с Алексом были бы уже мертвы. Зато на передний план выплыли другие проблемы, которые вчера казались менее важными по сравнению с неминуемой смертью.

– Ты знаешь дорогу в Королевство? – спросила я своего спутника.

– Приблизительно, – признался он. – Нам нужно двигаться на юг, но прямого тракта до границы королевства Валар нет. А ещё у нас нет запасов еды, денег, оружия, лошадей.

– Скажи лучше, что у нас есть, – фыркнула я.

– У нас есть мы, – просто ответил Александр.

Я смущённо опустила глаза, не выдержав его прямого взгляда. За ночь рыжеватые кудри художника спутались и теперь обрамляли мужественное лицо, словно причудливая рама. Прошлую ночь мы провели практически в объятиях друг друга, но были слишком измучены, чтобы эта близость могла стать более интимной. И мы даже не поцеловались ни разу, подумала вдруг я. «А тебе бы хотелось?» – шепнула ехидная Эрис в глубине сознания. «Уймись, – шикнула на неё я. – Только романтики мне сейчас не хватало». Моё лукавое альтер эго хихикнуло и исчезло, а я вновь покраснела, поняв, что уже долгое время плетусь молча. Александр наблюдал за мной с тёплой полуулыбкой на лице.

– Так какой у нас план? – нарочито бодро вопросила я.

– На сегодня припасов хватит. Если мы не будем сворачивать с тракта, то завтра после обеда окажемся около замка Шергардт. Я давно там не был. После того как с моей семьёй было покончено, замок стоит пустой. Всё ценное Орден наверняка забрал себе, но, если нам повезёт, что-то, может, и сохранилось. Места там глухие, разбойников и воров не водится.

– Тебе не будет тяжело вернуться в родные места?

Александр немного помолчал.

– Будет, пожалуй. Но за меня не волнуйся. Переживу.

Я робко взяла художника за руку. Наши пальцы тут же переплелись и дальше мы шагали рядом, рука в руке. Иногда Александр косился вниз, затем на меня и улыбался. От этой улыбки где-то под сердцем у меня тихонько ёкало. «Да-да, никакой романтики», – посмеивалась ехидная Эрис в моей голове, но я не обращала на неё никакого внимания.

Второй день пути оказался ещё тяжелее. Тело не успело отдохнуть после вчерашнего марафона, но и привыкнуть к нагрузке не успело. Я шла не жалуясь, но каждая клеточка болезненно ныла. Алексу было не легче, и только молчаливая взаимная поддержка помогала нам не сдаться. Ближе к вечеру лес расступился, и дорога потянулась через поля, где смутно белела инеем сухая солома. Стало ещё холоднее. Ветер, до этого разбивающийся о мощные стволы, налетел на нас со всей силой. Он срывал с плеч плащ, пробирался под одежду, заставляя стучать зубами. К ночи в воздухе начали летать белые мухи. Я подставила ладонь, и на неё тут же упала снежинка. Таять она не спешила, за целый день пути мои руки совершенно окоченели. Я раздражённо сдула снежинку прочь и огляделась. Следующая лесная полоса смутно темнела на горизонте, не стоило и надеяться добраться до неё в ближайшие часы. Значит, ночевать придётся прямо в поле.

Неподалёку от дороги мы отыскали овраг, по дну которого струился ручеёк. Там было сыро и пахло гниющей растительностью, зато стенки оврага защищали от ветра.

– А как мы разожжём костёр? – спросила вдруг я. Голос дрогнул, когда я поняла, каким будет ответ.

– Никак, – хмуро ответил художник.

Позже, вспоминая это путешествие, я удивлялась, как мы вообще выжили. Я привыкла к бедности, но в Цирке всего было тепло и сытно. Не деликатесы, но щедрый ломоть мяса с хлебом у меня был всегда, а рядом с тесной комнатушкой горел огонь в печи. Я никогда не покидала города, не знала ничего о бродяжьей жизни. Познания Александра были чуть шире, но и они ограничивались выездами на охоту и ночевками в уютных охотничьих домиках или крестьянских избах.

В ту ночь мы разожгли жалкий костерок из сухой травы. Тепла он дал чуть, да и сгорала солома за считаные секунды, но стало хоть немного уютнее. Вспомнив о волках и лисах, которые могут бродить по полю ночью, я начаровала на его месте иллюзорное пламя, когда трава превратилась в пепел. Алекс заулыбался было, потянулся к костру, но увы, морок согреть не мог.

– Может, хоть зверей отпугнёт, – пожала плечами я.

– Он погаснет, когда ты уснёшь?

– Не знаю, – призналась я. – Постараюсь удержать.

Я не могла сказать этого художнику, но последнее время иллюзия на моих глазах за ночь не исчезала, хотя раньше приходилось наколдовывать новую каждое утро. Может, и костёр удержится.

Александр прижал меня к себе спиной, обвил руками, уткнулся носом в макушку. От его теплого дыхания по спине побежали приятные мурашки.

– Спи, – велел художник.

Я постаралась заснуть, но то ли из-за холода, то ли из-за близости Алекса сон не шёл. Алекс тоже не спал, я чувствовала слишком легкое давление его рук на плечах, тихое, не сонное дыхание. Я поёрзала, попытавшись устроиться поудобнее. Бесполезно.

– Не спится?

Я промычала что-то утвердительное в ответ.

– Надеюсь, завтра переночуем под крышей, – вздохнул мужчина. – А пока расскажи мне о себе, раз всё равно не спишь.

– Что ты хочешь знать?

– Всё, – смех художника скользнул тёплой волной по моей шее, приподнял крошечные пуховые волосы. – Поведай мне о себе, о прекрасная Белль де Роз.

– Так назвал меня дядюшка Призрак, – тихо сказала я.

Александр почувствовал мою грусть, прижал к себе ещё чуть теснее. Я сморгнула выступившие слёзы и благодарно улыбнулась, хоть художник и не мог увидеть мою улыбку.

– Тебе не обязательно…

– Я хочу рассказать. Мы были семьёй, и будет правильно говорить о них. Пусть даже это и больно.

Художник осторожно поцеловал меня в макушку. Я замерла, блаженно улыбаясь. В кольце его рук было почти не холодно, а вспомнить Цирк казалось чем-то очень правильным.

– Когда я оказалась в Цирке, мне было полгода. Дядюшка Призрак и Ноа-Нун заботились обо мне как о родной дочери или внучке, и я не чувствовала себя обделённой любовью. Сначала я жила в полном уединении, видя только их троих, а когда подросла, и моя магия начала проявляться… – «И я смогла скрывать золото нечеловеческих глаз», – не сказала я вслух, – стала помогать в делах Цирка. Тогда Цирк Огней был намного больше. У нас были номера с конями и огромными змеями, приходящие танцовщицы, жонглёры, клоуны. Я наблюдала за всем этим великолепием из-за занавеса – смешная букашка, теряющая дар речи от восторга. А однажды взяла и вышла на арену. Один номер закончился, второй должен был вот-вот начаться. Наша тогдашняя прима потеряла накидку от наряда, все бросились её искать, а меня упустили из виду. Я откинула занавес и вышла на сцену. Встала, упёрла руки в бока и уставилась на зрителей. А они на меня. Какая-то женщина из первого ряда мне улыбнулась и спросила: «А ты что умеешь делать, малышка?» – «Вот что!» – деловито заявила я и начаровала ей розу. А потом ещё несколько и раздала тем зрителям, которые понравились мне больше других.

– Жалко, меня там не было, – хмыкнул Алекс. – Надеюсь, мне бы тоже досталась роза.

– Непременно, – улыбнулась я. – С тех пор иногда меня стали пускать на арену. А дядюшка Призрак назвал меня Белль де Роз.

– А Красавицей тебя кто назвал?

– Это само пошло. Один сказал, другой повторил, а потом это прозвище стало вторым именем. То есть третьим, после настоящего.

– Мне всё равно больше всего нравится Эрис.

Мне тоже, Алекс, мне тоже. Только это и осталось мне от таинственной матери, лица которой я уже и не помню.

Той ночью мне опять снилось серебро. Беспощадный серебряный свет, сияющий ярче тысячи солнц. И море до самого горизонта – неизвестно почему я знала, что воды его холодны и глубоки, а берега усыпаны острыми камнями. Я снова стонала во сне, и снова не смогла ответить на вопрос Александра, что за кошмары снятся мне по ночам. Я так и не поняла, можно ли назвать этот сон кошмаром.