Читать книгу Барышня. Нельзя касаться - Ксюша Иванова - Страница 7

     Не могу заснуть. Знаю, что нужно расслабиться… Не только тело расслабить, но и мозг тоже – выбросить из головы все мысли, все тревоги, думать только о том, о чем думается, что само, без напряжения, без усилий формируется в голове… А думается о переписке с Марком Изотовым. Я расслабляюсь, выбрасываю из головы все лишние мысли и… ловлю себя на том, что продолжаю "беседовать" с ним! И даже представляю себе его ответы!

    "– Зачем нам встречаться?

– Поговорим. Пообщаемся. Как все. Ты же хотела вернуться в социум – вот и будет такая возможность!

– С тобой пообщаемся?

– Ну, а с кем? Со мной, конечно.

– С тобой я не могу.

– Почему это?

– Потому что ты мужчина!"…

  … – Потому что ты – мужчина! – с нажимом, как само собой разумеющееся, сказала Катенька Грише, прижимая к кровоточащей ссадине на щеке мальчика белоснежный носовой платок. – А ревущих мужчин мне в своей долгой жизни видеть пока не приходилось! 

    – Какая же она долгая-то у тебя, барышня? Вот у деда Мирона – долгая, а у тебя – так… У тебя и коса ещё белой не стала! 

   Катенька отвлекала мальчика разговором, а сама осторожно уводила его к своему дому. На вид ребенку было лет пять-шесть, а может, и того меньше – грязный, с давно нечесанными вихрами, торчащими в разные стороны из-под старой, рваной шапки, он встретился девушке, когда та возвращалась с учёбы. Мальчик воровал на торгу, куда Катенька с подружкой Варварой по пути из гимназии зашла за петушками. 

    И ведь понятно, что воровал не от хорошей жизни – вон какой худющий, одна кожа да кости! Тулупчик не по размеру, в заплатках, этого скрыть не мог! Но ведь нехорошо это…

    Толстая торговка пирогами и булками грозилась в другой раз, как увидит его, сразу жандармов позвать! А он так быстро убегал, так ловко уворачивался от множества ловящих рук, так петлял по торговым рядам, что напомнил Катеньке зайца, из последних сил удирающего от гончих! И смешно было – не поймали ведь, и горько – если поймали бы, никто бы не посмотрел, что он совсем ещё малыш, наказали бы жестоко. 

    А нашла она мальчика случайно. Расставшись с Варенькой у её дома, пошла дальше вдоль по мостовой, скрипя подошвами новеньких сапожек по слепящему глаза, искрящемуся в лучах солнца, снегу. Он выскочил из подворотни и врезался в неё сбоку. Оба упали в сугроб. 

    Со двора с палкой наперевес бежал старичок, махал своим оружием и ругался. Катенька быстро догадалась, что, видимо, и здесь мальчишка успел набедокурить! Споро подхватилась с земли и, запихнув его к себе за спину, собралась давать отпор обидчику, да только делать этого не пришлось – старичок то ли плохо видел и попросту не заметил мальчика, то ли решил не связываться с приличной барышней – выкрикнув напоследок: "Ну, я тебе покажу!", махнул ещё раз палкой и повернул обратно. 

    Катенька не стала сразу расспрашивать, что еще успел натворить мальчик, и даже не подала вида, что видела его недавно на торгу. 

    – Как тебя зовут? – спросила, как можно ласковее. 

    – Гринька! – ответил мальчик, настороженно поглядывая на неё. 

    – Пойдешь ко мне в гости? Я тебя петушком угощу! 

    Он боялся. И в гости точно не хотел. Но петушок, вытащенный из кармана и показанный мальчику, легко сумел перебороть страх. Растирая кровь по щеке Катенькиным платочком, Гриша ответил:

    – А батька твой меня не поколотит? 

   – А у меня дома только старенькая нянечка да кухарка. Они добрые. А больше никого. Маменька с папенькой к брату в гости уехали в Борщень. Знаешь, где это? 

    – Где? – любопытные глазенки уставились на девушку. 

   – Ну, деревня далеко от города! Теперь хоть бы к балу успели вернуться. У моего старшего брата, он там, в Борщени, с семьей в имении живет, вчера сын родился – вот родители на крестины-то и отправились! 

    Так за разговорами, отвечая, почему её не взяли в Борщень, на каких конях поскакали, да чем угощают на крестинах, они пришли к дому…    

    …Вечером после работы, наскоро поужинав и погладив выстиранную вчера куртку, я вместе с Джонни сходила в продуктовый за молоком и яблоками, а потом, занеся продукты домой, решила отправиться в парк – собаке прогулки в магазин было явно недостаточно. Раньше, когда Джонни был помоложе, такой тяги к пешим прогулкам за ним не наблюдалось, а пару лет назад вдруг взял, да и полюбил! И я привыкла каждый вечер подолгу ходить, благодаря чему, наверное, сильно похудела в последнее время.

     Мы уже возвращались домой – лето заканчивалось, и в девять вечера начинало темнеть. Чуть в стороне от сидящих на скамейках пенсионеров снова в одиночестве гулял мой новый друг – Гриша Мерцалов.

– Привет, Джонни! Привет, Катя! – мальчик радостно бросился навстречу. Нет, ну, это, на самом деле, странно – ребенок который вечер сам по себе, одинокий! За ним никто не присматривает, никто не покрикивает с балкона, проверяя, на месте ли он, не пропал, не исчез ли, – так делала в нашем с Аленкой детстве мама.

– Привет, Гриша! – улыбнулась я.

    Мальчик стойко выдержал мой трехдневный негатив, явно показанный при знакомстве, и сумел расположить к себе любопытством своим, жизнерадостностью и искренним взглядом, который как бы говорил без слов: "Хоть ты не гони меня! Поговори! Послушай!" Я знала отчего так бывает, как такой взгляд появляется у человека… От одиночества. Когда люди вокруг имеются, и ты окружен заботой, да только нет того человека, кому искренне интересно, что ты думаешь, что видел по пути домой, что смотрел по телевизору, что ел, в конце концов, на завтрак! Это такое необычное одиночество, когда ты и не один вроде бы формально, но на деле – никому не нужен, неинтересен…

    Мне тоже всегда было одиноко. Мама в силу возраста говорила на строго ограниченные темы – Милочка с Аленой, болячки, сериал любимый и новости от нескольких подружек, с которыми общалась на лавке у подъезда или во времена сезонных обострений, когда "проклятый радикулит" не позволял выходит из дому – по телефону.

   На работе в архиве мы, конечно, дружили с девочками и любили поговорить. Но городок у нас небольшой, а значит, невелик размерами и наш архив. Пять сотрудников были рассредоточены по огромному зданию, заполненному стеллажами с документами, подшивками, папками, стопками… А работы было море! Мы и виделись-то утром-вечером, да на обеде, когда в специальной маленькой комнатке накрывали маленький столик, питаясь не каждый своим, принесенным из дому, а все вместе, как бы вскладчину, щедро выставляя незамысловатые повседневные блюда.

   Алену теперь, после рождения Милы, я видела достаточно редко – и это понятно, у сестры была семья, любимый муж, дочка. А вечерние короткие разговоры с нею часто прерывались плачем ребенка или важным вопросом от Ивана…

   Вот, пожалуй, и весь мой круг общения… Ну, разве еще с соседками иногда остановлюсь возле дома, да к старушке-коллеге, давно вышедшей на пенсию, заеду накануне праздника.

    Мы с Гришей были родственными душами. Поэтому, наверное, так сразу потянулись друг к другу. Вот уже который вечер встречались возле подъезда и, отыскав свободную лавочку или просто отойдя подальше от любопытных взглядов пожилых соседей, болтали, играли с Джонни, смотрели ролики в его телефоне.

– Кать, а можно я завтра с вами в парк схожу? Во сколько вы выходите? – в нашем доме были дети, но как-то так получилось, что подходящих Грише по возврасту не оказалось – две девчонки постарше, парень-студент и малышня детсадовского возраста. А далеко уходить, к соседнему дому например, он явно не решался – видимо, родители не позволяли.

– Можно. Только у мамы разрешения спроси! Скажи, что я обещаю за тобой приглядеть!..