Читать книгу Москва кричит - Лада Евгеньевна Земниэкс - Страница 2
Красный и Хильда – Очень старые друзья
Патриаршие пруды
ОглавлениеДень за днём мы являемся свидетелями преступлений друг друга. Ты сегодня никого не убил? Но скольких ты оставил умирать?
«Искупление», Иэн Макьюэн
Красный и Хильда
Патриаршие пруды, наверное, одно из самых загадочных мест Москвы. Раньше они назывались Козьи болота, но это никак не связано с козами. Когда-то здесь находилось место проведения жестоких языческих обрядов. Много лет люди говорили, что темные силы устраивают здесь свои козни – отсюда и название, а души убитых и сегодня не дают покоя живым. Наблюдательные горожане не раз обращали внимание, что бродячие кошки и собаки не любят подходить к этому месту, а птицы не остаются здесь ночевать. Почему-то именно Патриаршие выбрала местом своей деятельности банда гипнотизеров, которые лишали людей рассудка в предвоенное время. Сюда же Михаил Булгаков отправил своих потусторонних героев романа «Мастер и Маргарита», видимо, будучи наслышан о мистике этого района. Старожилы до сих пор предупреждают, что ни в коем случае не следует заговаривать с незнакомцами у пруда. Что из этого правда, а что вымысел, каждый решает сам, но едва ли есть другое место в Москве, которому приписывают столько мистических странностей.
Именно здесь обитал Красный. Съемная квартира на верхнем этаже с окнами, смотрящими на памятник Крылову, была переоборудована под небольшой офис. Соседи, встречавшие его, шептались и множили слухи. Одни верили в его нечеловеческую природу, говорили, что ему не нужен сон, что питается он душами людей и живет уже тысячи лет. Другие закатывали глаза и утверждали, что он обычный старик, который любит морочить людям голову. И те, и другие были в чем-то правы, но в основном заблуждались. Сам же Красный ничего о себе не говорил. Он не понимал, зачем другим знать, сколько тебе лет и что ты ешь на завтрак, главное ведь, что ты делаешь для мира и людей вокруг. А делал Красный неоценимую работу.
– Вот как ты думаешь, Хильда, что происходит с городом в темные для страны времена? – обратился он к подруге, стоя спиной к кабинету и не отводя взгляд от прудов за окном. – Я имею ввиду не с людьми, не с экономикой или архитектурой, а именно с городом, как сущностью.
Хильда поджала губы. Это был риторический вопрос, и они оба знали ответ. Если погибают люди, с ними погибает город, как погибают их память и история. Если люди озлоблены, тревожны, боятся, уезжают в страхе или остаются в страхе, если люди начинают ссориться с родными и перестают доверять миру, это значит, что они больше не держатся за руки и не смеются просто так. Они забывают, что он, то есть город, живой: дает любовь, согревает бездомных, возвращает потерянных, утешает разбитых. Город без любви несчастен и пуст, как несчастны и пусты его жители.
– Разве мы можем что-то изменить? – тихо спросила Хильда и отставила кружку с остывшим чаем на столик у кресла, так и не сделав ни одного глотка.
– Глобально? Конечно, нет. Люди вечно сражаются, такова их природа. Но, черт возьми, это наш город, и эти дома, и их жители находятся под влиянием нашей силы. Почему ты перестала выходить на улицы, быть с людьми?
– Мне слишком больно, – сдавленно ответила женщина.
Красный отошел от окна и присел на соседнее кресло, взяв Хильду за руку. Его золотистые, словно наполненные огоньками, глаза с тревогой изучали лицо женщины. Сегодня она выглядела почти старой. Всегда торчащие в разные стороны медово-каштановые кудряшки повисли, обрамляя лицо распрямившимися завитками. Пылающие щеки с ямочками от несходящей с лица улыбки утратили румянец.
– Хильда, я волнуюсь за этот город, да. Но гораздо больше я волнуюсь за тебя. Ты не только его душа, но и мой друг, очень старый друг, – сказал Красный, сменив сосредоточенное выражение лица на мягкую улыбку, какую дарят только самым любимым. – Я хочу тебе помочь, но смогу это сделать, только если ты согласишься выйти со мной к людям. Я знаю, чувствую, как много любви еще осталось, нам надо только немного подуть на эти угли, чтобы загорелись соседние, понимаешь?
Последний раз такой страх сковывал Хильду в конце прошлого столетия, когда город наполнился преступниками, убийцами и потерявшими все людьми. Она так сильно любила свою Москву, каждый день она боролась за жизнь тех, у кого больше не было сил. Встречала плачущих и плакала вместе с ними, пока те не успокаивались. Находила замерзших и согревала их своим дыханием. Провожала теплоходы, разрисовывала стены, сажала цветы, находила дома животным, каталась на трамваях, смотрела на огни башен и любила, любила, любила. И сейчас больше всего пугало не происходящее, а то, что ждет город, когда все закончится. Что будет, когда в свои дома вернутся солдаты с искалеченной душой? Сколько времени понадобится людям, чтобы построить жизнь с нуля? Они уже видели такое не раз. Хильда, Красный и еще несколько духов города заботились о нем со времен, когда первые люди поселились у реки. История повторяется, но это не значит, что с каждым разом боль становится меньше. И понимание того, что однажды мир восстановится, не помогает легче пережить это время.
– Неужели ты забыла, насколько люди сильные? – Спросил Красный, будто прочитав мысли, отраженные на ее лице. – Помнишь, как много детей родилось во время мировой войны? Они находят повод посмеяться и обнять друг друга даже в самое страшное время. Говорят, что надежда – глупое чувство, но именно она помогает им оставаться живыми несмотря ни на что. Мы не сможем вернуть тех, кто уже потерян, но мы очень нужны тем, кто еще борется за свободу и мир.
– Мне будет нужна твоя защита, – со вздохом сказала Хильда и наконец подняла глаза, – ты ведь знаешь, какое слабое у меня сердце.
– Ты никогда не была и не будешь одна.
Волколак
Волколак свернулся калачиком на диване и слушал разговор духов города. Разумеется, он не мог понять слов, но изменения в интонациях, взгляды и едва заметные движения ясно давали понять, что происходит что-то очень важное. Он чувствовал то тревогу, то радостное возбуждение. И хотя Красный зачем-то дал ему славянское имя, это был самый обычный пес, даже без породы. Может быть, он действительно немного напоминает волка благодаря своей серой шерсти и пронзительным желтым глазам, но, в отличие от своих лесных предков и городских сородичей, переваривает только ягненка, не переносит дождь и зиму, а также боится грозы. В лесу он побывал только однажды, когда они с Красным поехали выполнять важную миссию по поиску убежавшего соседского терьера Баси. Так вот, Баси-то он нашел быстро – тот свой запах оставил повсюду, да только сам заблудился. Повезло, что Красный смог его разыскать, а то были бы две потерявшиеся, голодные и напуганные собаки. Стыдно вспоминать.
Волколак ждал. Знал, что вот-вот наступит время, когда его помощь понадобится. Красный готовил его с того самого дня, как вытащил еще несмышленым щенком из оков решетки подвала и принес домой. У Волколака тогда не было ни родителей, ни друзей, ни даже имени, только желтые глаза и желание жить вопреки всему. А Красный дал ему гораздо больше, чем жизнь. Теперь похожий на волка пес знал, что он нужен, что без него что-то может не получиться, и нет ничего, что могло бы сделать жизнь пса радостнее.
– Волколак, дружок, – любимый раскатистый голос прервал его мысли о предстоящих делах, – давай собираться на прогулку.
На прогулку. На прогулку! Наконец-то! Пес не хотел сдерживать радость и встал на задние лапы, подумывал даже схватить себя за хвост, но тут гостья закончила обуваться и принялась чесать его за ушами.
Красный и Хильда
Они вышли в маленький дворик. По нему невозможно было сказать, что сейчас они стоят в центре богатой столицы, а по другую сторону дома круглосуточно проходят самые громкие светские вечеринки. «Какая же разная Москва», – в очередной раз поймала мысль Хильда.
– Ты давно общалась с Августами? – спросил Красный, когда они вышли из двора.
– Давненько, – ответила Хильда и ее лицо тронула легкая улыбка, стоило вспомнить об этих юных балбесах, – уже несколько месяцев подумываю зайти навестить, но все время откладываю.
– Обязательно зайди, – как-то требовательно сказал Красный и сверкнул огнями из-под темных очков, – а не то я скоро сам наведаюсь в этот их дикий бар и вправлю мозги ребятам. Расклеились, понимаешь ли. Не по рангу им. О Москве я один должен заботиться? Их помощь нам очень скоро пригодится.
Они шли по Малой Бронной. Волколак на несколько шагов впереди как бы расчищал им путь – в центре Москвы таких больших собак редко можно встретить, и большинство горожан, привыкшие умиляться йоркам и отводить глаза от той-терьеров, боясь ненароком тяжелым взглядом сломать этих хрупких чудовищ, при виде полуцентнера шерсти и клыков предпочитали прижиматься к фасадам или спешно переходить на другую сторону улицы.
– Я хотел обсудить с тобой кое-что важное, дорогая Хильда, – сказал Красный, обводя глазами рестораны, присматривая веранду посимпатичней, где они могли бы устроиться.
– Да знаю я, что ты не просто соскучился. Не тяни, говори же, что там за пакость случилась с городом?
– Слово «пакость» подходит как нельзя лучше, – ответил Красный, поджал губы и замолчал.
Хильда вздохнула. Она знала, что нет смысла его торопить. Красный по каким-то своим законам точно выверяет каждую паузу в разговоре. Можно только смириться и надеяться, что твои нервные клетки не закончатся раньше, чем продолжится история. В молчании они сели на веранде уютной кондитерской. Волколак умудрился поместиться под невысоким столом между духами города.
– Как же хорош здесь кофе, – Красный наконец нарушил тишину, сделав первый долгожданный глоток.
Хильда изо всех сил постаралась сделать ответное молчание как можно более говорящим, заметно постукивая пальцами по столу.
– Ладно, ладно, я, конечно, садист, но слишком люблю эту рубашку, чтобы позволить тебе прожечь ее взглядом, – быстро заговорил Красный и попробовал еще немного потянуть время, рассматривая чашку.
Однако, встретившись глазами с подругой, он наконец продолжил:
– Скажу честно, такого мы еще не видели. Ходил я, значит, по московским дворикам и, как обычно, проверял линии судеб, искал следы, меняющие ткань энергии города. Ну ты знаешь, обычная наша рутина.
Женщина отставила чашку с кофе. Конечно, Хильда знала, что Красный ежевечерне совершает обход и следит за духовным обликом Москвы. Она сама регулярно выправляет чьи-то искривленные линии судьбы, подчищает следы заплутавших горожан и следит, чтобы нигде не задержалась аура ярости или бессилия. Однако прямо сейчас она понимала, что друг не может просто так напоминать об этом. Значит, Красный что-то нашел, ведь он сказал, что такого они еще не видели. И глядя в золотистые глаза, разгоревшиеся пожаром, Хильда не могла не занервничать.
– Что ты обнаружил? – спросила она, постаравшись не выдать сильного волнения, но получился жалкий девичий лепет, оборвавшийся к концу фразы.
– Не переживай так, родная, пока это скорее интересно, чем пугающе. Понимаешь, в некоторых местах почему-то вдруг исчезли все следы и оборвались линии жизней, будто там пустошь, и никогда не было домов с десятками людей. Но дома-то есть, и люди каждый день проходят. А вот на духовном уровне просто вырвали кусок из города. Ты когда-нибудь слышала о чем-то подобном?
Она слышала. Она видела города, стертые с лица земли. Видела, как бомбы, разрушая дом, уничтожают не только жизни, но и линии жизней, память, истории, мечты и будущее, будто на этом месте вообще никогда не появлялись люди. Вот только в Москве такого давно не случалось, и Хильде стало страшно даже начинать поиск того, что могло к этому привести.
– Я думаю, – сказала она, наконец собравшись с мыслями, – нам придется разобраться, как и почему мертвые ходят по тем улицам, будто живые, и что их убило.