Читать книгу Мурашки для Флейты - Лада Миллер - Страница 5

Щенок оказался мужского пола и в тот же вечер получил имя Рома.

Ромой звали моего бывшего мужа, всего несколько лет, как мы расстались, и мне всё ещё было необходимо произносить это имя вслух.

А когда я искупала и привела в более-менее человеческий вид мохнатого чёрно-белого заморыша, то оказалось, что они ещё и похожи.

Рома-щенок оказался таким же обстоятельным и нудным, как и Рома-бывший муж, так же мало говорил, так же быстро заявил на меня свои права.

В первое же утро совместного проживания оказалось, что моя подушка – на самом деле его, что мои тапки – вкуснее, чем всё остальное, что лужи можно и нужно оставлять по всем четырём углам спальни, чтобы пометить свою женщину, то есть территорию.

– А ты, оказывается, нахальный тип, – сказала я утром, на что Рома отозвался довольным урчанием и короткой фразой:

– Лучше скажи, что у нас на завтрак?

Как-то так получалось, что я понимала его язык.

Про щенка и говорить нечего, как и ПигалицаАгата, он мог читать мои мысли.

Я встала с кровати и пошла на кухню варить кофе. Когда-то это был целый ритуал.

Кофе варил Рома, а я, выйдя из душа в капельках воды (– Вытрись, сейчас же вытрись, – ворчал он, и слова обнимали за плечи), ах, как я начинала нарезать сыр, кружиться по узкой кухне, напевать и смешно фальшивить.

Кофе выпивался на ходу, сыром пахли наши губы, мы разбегались, чтобы встретиться вечером, на плите оставалась тугая джазвочка[1], она покачивала ошпаренными бёдрами и наверняка верховодила в доме, пока мы с Ромой лечили людей.

С годами кофе стал горше, сыр жёстче, губы равнодушней, Рома начал задерживаться на работе без видимых причин, а невидимая причина позвонила мне однажды вечером поздно и сообщила, что она беременна.

К тому времени у нас с Ромой было трое совершенно взрослых и самостоятельных детей, и я предложила ему развод.

Её звали Инна. Она была рыжая, смелая и боролась за моего Ромочку, как тигрица.

Ромочка уходить боялся, разница в двадцать лет и тигриные замашки это, конечно, впечатляет, но только вначале, жить вместе, а тем более жить вместе с тигром – дело непростое, поэтому перед тем как собрать вещи и уйти, Рома ещё некоторое время смотрел на меня своими собачьими глазами, но я была так занята пустотой внутри, что забыла его пожалеть.

Пустота внутри была похожа на колокол без языка, болталась немо, пока не начала ныть, саднить, побаливать, и оттого принимать форму, цвет и запах, и, в конце концов, заняла место не только внутри, но и снаружи – в прихожей, ванной, спальне, в горшках с цветами и ледяных узорах на окне.

И вот сейчас я встала и пошла на кухню варить кофе одна, без Ромы.

– Как это без Ромы? – вскинулся Рома-щенок и схватил меня за пятку. – Теперь у тебя есть я.

– Точно, – обрадовалась я, и поставила в микроволновку вчерашнюю лапшу.

– Ты поешь, я кофе попью, потом я на работу, а ты дом охраняй, вот только погуляем с утра недолго, ладно? Лучше вечером подольше пошляемся.

Рома был очень даже готов пошляться, он довольно шмыгнул собачьим носом и побежал в прихожую, нашёл мои сапоги, поволок на кухню.

– Погоди, торопыга, – засмеялась я. – Успеем ещё.

До работы целый час с хвостиком.

Рома оглянулся на свой хвостик, сначала не увидел, принялся кружить вокруг собственной оси, нашёл-таки наконец, даже умудрился небольно прикусить.

«Всё-таки ты забавный», – подумала я, и Рома пособачьи кивнул. – Молодец Агатка.

Утренняя прогулка была короткой, холодно, да и на работу надо, к вечеру же выпал мокрый снег, а я вернулась такая уставшая, что…

– Что, никуда не пойдём, да? – тоскливо прошептал Рома, и мне стало стыдно.

– Отчего же, – бодро ответила я. – Обязательно пойдём. Подожди, вот только утеплюсь.

Я натянула ещё одну пару штанов, напялила толстые варежки, обмотала шерстяным розовым шарфом шею.

– Пошли, шантрапа, – оглянулась я на Рому, увидела его сияющие глаза и подумала вот так: «Счастье есть. Наверное».

Щенок тявкнул в ответ что-то похожее на: «Ещё бы! Со мной не пропадёшь».

И мы вышли во двор.

То есть вышел Рома. Да так стремительно, что поволок меня за собой без всяких там сантиментов. Моя правая нога смешно вывернулась, несмешно хрустнула, попа нащупала ступеньки крыльца и даже по ним проехалась, вжик – и…

Первая мысль: «Господи, сейчас в больницу, а я одета, как чучело».

Вторая: «Ну и за что мне это наказанье?».

Третья: «Как быть с Ромой, если всё-таки операция?»

В ответ на мои три мысли, ко мне понеслись тридцать три Ромины – и прости, и ой-ой-ой, и все сюда, на помощь!

Помощь подоспела на удивление быстро.

Чрезвычайно хмурый мужчина невысокого роста, в чёрном пальто нараспашку, длинный шарф, чёрные усы, мохнатая шапка, протягивал мне руку, что-то говорил, пытался снять с себя эту самую шапку и усадить меня на неё, словом, суетился, а я это не люблю.

– Оставьте меня, бога ради, – сморщила я и без того недовольное лицо. – Что вы суетитесь? Никогда не видели падших женщин? То есть, я хотела сказать, падающих?

Мужчина захохотал и сразу перестал быть хмурым и невысоким. Шапке под моей попой стало тепло. На абсолютно лысую голову стали нахально усаживаться снежинки.

Вдруг показалось, что я знаю его всю жизнь.

– А то! – подскочил ко мне Рома, стал лизать в лицо и завилял хвостом так, что стало казаться, что у него их сразу несколько.

– А то! – на всякий случай повторил щенок. – Может, и не всю жизнь, но ведь всё ещё впереди, правда?

Боль куда-то ушла. Может, она испугалась хмурого мужчины?

– Меня зовут Геннадий, – сказал он неожиданным басом, и шапке под попой стало не только тепло, но и уютно.

– Спасибо Агатке, – тявкнул Рома, и я перестала стонать.

Оказывается, всё это время я жалобно стонала.

Оказывается, перелом это может быть весело.

Потом. Если поехать в больницу втроём. Мы и поехали. Ну не оставлять же Рому одного дома.

Надо же… Геннадий.

Интересно, хорошо ли он варит кофе?