Читать книгу Сказки Заманулья - Лена Каштанова - Страница 5

– Хельга, да ты вся продрогла, и лица на тебе нет. Мы тебе хлеба принесли да молока, очень вкусное все. Пойдем от этого тумана подальше.

– Ты не бойся, мы никому не скажем, что ты с соколом разговаривала.

– Да не разговаривала я с ним. Слов я не слышала. Случайность это была, может, и правда меня с мышью перепутал, – сказала Хельга, не скрывая своей досады, и отправилась вслед за сестрами домой.

Они дошли до хлева, сели на скамью. Хельга аккуратно отломила от хлеба кусочек и, попробовав его, запила молоком из кувшина.

– И правда, вкусно очень, спасибо. Идти мне пора, к ужину надо выйти прибранной, а то родители отругают меня за мой вид.

В комнате девочек было просторно и даже светло, хотя окна были маленькими. Хельга осмотрела свою комнату, словно ища в ней подсказку, села на стул, все еще раздумывая о случившемся. Через некоторое время пришла няня.

– Ах, Хельга, ну разве надлежит так графской дочке выглядеть! Ты будто весь день на полях работала! Да наук никогда не учила!

– Так ты и помоги мне, няня, ко столу вечернему в порядке прийти да родителей видом прилежным порадовать. Волосы давай расчешем, платье скромное наденем, жемчужинку одну на шею, – она сделала паузу и грустно добавила, – и все снова будет в порядке. Как всегда.

Она посмотрела в окно и сказала тихо, еще более печально:

– В этом веками устоявшемся порядке.

– Не грусти, милая, так и сделаем, только сначала лицо умоем. Ты ведь чумазая. А что наук сегодня не учила, не дело. Перо надобно в руки каждый день брать да грамоте обучаться.

– Так я и обучалась, и читала сегодня, и писала. Вот только пишу я что-то странное, няня.

– Отчего же странное?

– Да вроде сказок пишу, и вот ведь незадача, не понимаю зачем, а слова дивные в голову приходят и так ладно на бумагу ложатся.

– Так и прекрасно, ты их береги, записывай заботливо. Они тебе еще пригодятся.

И няня повела ее в ванную, склонив ей голову над большим тазом, она хотела налить ей в руки воды из кувшина, как вдруг заметила, что-то у нее за ухом.

– Ой, что это у тебя – перышко, – и няня потянула его, чтобы убрать из волос.

– Ау! – вскрикнула Хельга от боли. – Няня, ты чего же мне волосы с головы рвешь?

– Да это лишь перышко, у тебя в волосах запуталось. Ах, до чего же оно дивное, соколиное.

За вечерним столом всей семьей было принято обсуждать события дня и делиться выводами. Когда отец семейства обратился к Хельге с вопросом, как прошел ее день, она задумалась на мгновение, а затем стала говорить немного по-другому, не так, как всегда, более решительно.

– Сегодня я думала, почему, например, мы живем в замке и семья наша такая древняя. И я решила, что это оттого, что у нас есть силы заботиться о ком-то еще. Помогать людям. А кто заботится о мире, о зверье всяком? Представь, отец, как птицам тяжело в этом тумане охотиться.

– С чего это ты о соколах печалиться начала? Весь день их охота слышна, видно, научились видеть сквозь туман.

– Странно, мне, отец, что все туман этот лежит да не уходит. Странно. А птицам высоко, я думаю, все видно да все ясно.

– Тогда, наверное, они о себе и позаботятся.

– А кажется, будто им забота нужна наша, отец, людская. А что если этот туман рассеется, уйдет? Ты думал об этом, отец? Что, если завтра будет не таким, как вчера, и не таким, как сегодня? Ты думал, отец, что наше завтра может быть ясным, светлым, и мы будем вновь наслаждаться видом полей и озер, полетом птиц?

Граф задумался.

– Хельга, но ведь туман никому не причиняет вреда. Поля все так же плодородны, леса все так же полны дичи. Тот мир, в котором мы живем, который мы построили, он добр к нам, нам всем всего хватает.

– Нам есть что есть, где спать, и поленьев для камина достаточно. Но это не все, что нам нужно. Нам нужна жизнь, а это – выживание, – говорила девушка.

– Чего же тебе не хватает, Хельга?

– Света и правды, отец. Они самая важная часть мира, и их больше нет. Веками все происходит по законам установившегося порядка. А если в этом порядке есть ошибка и она укрыта от наших глаз этим туманом? Не наша ли эта задача – ее найти и исправить, отец?

– Ты говоришь, как твой дед, вот только он был рыцарь и люд простой от захватчиков защищал, и благодаря ему у нас есть этот мир, пусть даже в нем и много тумана. Не нужно тебе о таких вопросах гадать. Тебе уже о замужестве думать пора. Вот муж твой, благородный, будет мир к лучшему менять.

– Отец, – сказала младшая из сестер, – позволь нам завтра провести некоторое время в твоей библиотеке. Так много всего в латыни неясного. А мы втроем почитаем, и няня с нами, глядишь, и прояснится латынь в головах наших.

С благодарностью посмотрела Хельга на сестру, понимая, что спасла она ее от гнева отцовского.

– Так тому и быть, радует меня ваша прилежность. А ты, Хельга, будь настороже. Сначала человеку надобно главные дела на земле под ногами уладить, а уж потом в небо глядеть.

– Я поняла, отец, я буду прилежна, – она посмотрела в окно. – И все же туман этот, чужой он нам.

– Пытлива девчонка, смела, и как упустили дымчаки ее рождение из виду, уж не могли и предположить, видно, что и в графову семью дух соколиный проберется. Ну уж держись, размытое отродье, как почувствует она впервые ветер в крыльях своей стаи, так несдобровать уж вам, и не лежать больше туману на полях богатых.

– Ты бы хоть рассказал, что там у графов происходит? – раздался голос от начала каменной кладки.

– Грызун, и ты здесь?

– Я – куница.

– Ну, хорошо, куница. Мы, вороны, всегда, в общем, к грызунам с почтением относимся. Чего здесь делаешь-то? Не иначе как собак графских позлить решил.

– Ты лучше мне расскажи, что там происходит, чего там юная графиня рассказывает?

– А тебе какое дело?

– Как это какое? Я ведь тоже зверье, вот мне и важно, что дальше с миром будет.

– Ну, так и пробрался бы ты через хлев да посмотрел бы!

– Э, нет, через хлев никак нельзя, там-то как раз таки грызуны, да по-барски раскормленные. С ними лучше без контакта оставаться, поверь. Ну, давай уже спускайся, давай поговорим.

Ворон элегантно спикировал вниз, и они пошли к каменной изгороди. Ворон летел вдоль земли, сливаясь с ночной тьмой, а куница шныряла. Так они добрались до ограды, камни были большие, рельефные, по ним куница смогла забраться до верхнего края забора, на нем она вытянулась столбиком и смотрела на поля, туда же сел и ворон.

– И по ночам лежит, будь ему пусто, этому туману, – буркнул задумчиво ворон.

Луна освещала изящные дуги холмистых полей, плотно укрытые туманом, словно ватным одеялом. Туман был красив в лунном свете.

– Прав ты, красиво в наших владениях, да только уж надоело все в этой белой пелене видеть, – сказала задумчиво куница.

– Ты же был вроде старым консерватором и не хотел перемен?

– Все хотят перемен. Одни находят смелость об этом сказать, другие – нет.

Куница смотрела на поля.

– А ты, ворон, тот еще персонаж. Ведьмам не служишь, как все в твоем отродье. Девчонку от дымчаков укрыть сумел. Не иначе как благородных кровей?

– Все лучше, чем падальщик, – усмехнулся ворон и добавил, – интересно, как Королевна на девчонку отреагирует, характер у нее, сам знаешь…

– Говорят, до прихода тумана она могла и козла в лапах утащить, охотница была первой соколиной стати. Ох, не знаю, как девчонку примет. Интересно.

Между ними возникла пауза.

Куница и ворон стояли на каменной изгороди под светом луны и смотрели на объятые туманом поля. Куница сделала бодрый вдох.

– Вот стоим мы, дружище падальщик, и интересно нам – интересно стоять на пороге великих перемен.

На эти же поля из узкого окна спальни смотрела и жена графа.

– Не кажется ли тебе, мой граф, что Хельга очень уж ладно да уверенно говорит. Сила в ней какая-то особенная.

– Неспокойно мне за нее, не принимает она жизнь такой, какая она есть. Все ей бороться за что-то надо.

– Так разве это плохо? А что если ей дальше народ защищать, так и пригодится характер-то.

– Будет у нас наследник, ему и народ защищать, а Хельге платья носить да пяльцы в руках держать умело и замуж выходить по уму. А как время придет, так и наследников рожать.

Склонила графиня голову да мужу возражать не стала. Время и вправду придет да все по местам расставит.

– Кровью ты к этим местам не привязан, оттого не болеешь за них. А народ сказывает, раньше солнце было, тепло было. Птиц в небе видно было.

– Народ всякое сказывает. А нам его кормить да защищать. Это время – надежное. А перемены всегда уносят чьи-то жизни. Войны вы не видели, оттого грезите глупостями всякими.

– Твоя правда, и спасибо, что от войны меня и народ мой уберег. Ложись спать, я еще немного постою, луной полюбуюсь.

В этот момент к графине подлетел ворон. Сел на подоконник и сидит. Она смотрит на птицу, птица смотрит на нее. Она возьми да погладь его по черной шелковистой спине, а ворон сидит да не улетает. Гладь, мол, дальше. Так графине как-то и на душе радостнее стало, и на сердце веселее. А ворон посмотрел на нее еще раз, крыльями взмахнул и улетел. Опустив вслед за своими крыльями на все графские владения глубокую темную ночь.

В комнате девочек было совсем темно. Ночь была тихая, спокойная, и пение сверчков плавно и медленно разливалось по комнате. Вдруг младшая из сестер тихонечко прошептала:

– У меня есть страшная тайна.

И все, молчит, ни слова больше не говорит. Сестры ее не выдержали от любопытства, спрашивают:

– Ну, рассказывай уже, что за тайна?

– Я могу ухать, как филин.

Она быстро соскочила с кровати, подбежала к окну и, смешно сжав ладошки, ухнула вдаль.

– Уху! – сказала девочка.

– Уху! – эхом отозвались леса и поля.

– А ведь и правда как филин! – удивилась Хельга.

– А то! Ты подожди, он ведь сейчас ответит.

И она вновь ухнула.

– Уху! – сказала девочка.

– Уху! – эхом отозвались леса и поля. Но на этом все – ночная темнота оставалась равнодушной к ее смелому порыву.

– Видимо, сегодня филины не охотятся, – сказала задумчиво Хельга.

– Ты не печалься, завтра попробуем, – подбодрила ее вторая сестра.

Но вдруг издалека раздался ответ.

– Уху! – Филин ухал и ухал.

– Ой, так ты у нас из птичьих будешь? Давай-ка ложись в постель, застынешь там стоять.

Сестра послушно легла в постель. Вновь воцарилась тишина. Только Хельга ей как-то не верила. Лежала да прислушивалась, чудилось ей, будто там, за окном, что-то происходит.

– Говорю тебе, сестра это ее, а сама девчонка – что есть, то есть, соколиных будет. Полетели, на них посмотрим.

– Да нельзя ведь дистанцию с человеком нарушать, мы так всех дымчаков разбудим.

– Так она сама вон ухает в окне, сама зовет. Полетели, говорю. Она, может, и последняя из соколиных, а ты будешь последним из филинов, что последнюю из соколиных видел.

Филины – народ дружный, и, пока они обсуждали, к ним подлетело еще несколько других птиц, так что к окну спальни девочек направлялось уже целое облако пернатых. Все они сели на стену и ухватились за нее так, что в окошке по проему видны были только их головы.

– Вон та, маленькая, она ухала. А вон та побольше и есть из соколиных.

– Да чем же она из соколиных?

– Да всем, говорю же тебе, всем!

– Выдумка это, нет их больше и не будет.

В этот момент Хельга в одну секунду вскочила с кровати и ринулась к окну и глядит в него нечеловечьим взглядом, как охотница.

– Опять я слышу их!

Все филины, как по команде, припали спиной к стене замка, распластавшись по ней крыльями, они едва дышали, чтобы оставаться незамеченными.

– Опять вас слышу, и опять вы прячетесь. Нечестно это.

И она ушла в кровать.

– Кого ты слышишь, Хельга?

– Я не знаю, это не голоса и не слова, но это какая-то информация. Словно люди не только посредством слов общаться умеют.

– Давай спать. Завтра постараемся найти в библиотеке ответы.

– А все же права ты, Хельга, нельзя мириться с туманом, иначе под ним жизни совсем не останется.

– Все, девочки, спать.