Читать книгу Непридуманные истории - Леонид Семёнович Вейнберг - Страница 13

В предыдущей главе я писал, что в момент нашего переезда в Москву тётя Сима с Дим Димычем жили в доме на сваях, на Зубовской пощади. К этому времени, Сашенька уже жила отдельно, а в квартире жили ещё два члена семьи. Французская болонка, которую звали Грум (что означает слуга), хотя понятно, что Грум не прислуживал, а скорее наоборот. Грум был очень милым мальчиком белого цвета. Мохнатый, как и все Французские болонки. Где-то там, на морде, под шерстью скрывались глаза. Но Грум каким-то образом видел за этой занавеской из шерсти. Когда мы приехали в Москву, в 1972 году, Груму уже было, наверное, лет восемнадцать, и к этому времени я его знал столько же, сколько помнил себя. У меня с Грумом были замечательные отношения. Я всегда был готов с ним поиграть и его потискать, и ему это очень нравилось. Знаете, как говорят – маленькая собака и в старости щенок. Вот и Грум, и выглядел как щенок и вёл себя как щенок.

Был и ещё один член семьи. Это был огромный попугай. Огромный – это значит полметра высотой – без хвоста. Плюс хвост ещё, наверное, сантиметров 40. В общем огромная была птица. Что это был за вид попугая, я не знаю. Огромная разноцветная красивая птица с большими выпуклыми глазами. Клюв у попугая был громадный, добрых десять сантиметров. Это был самый старый член семьи Деловых. Дим Димыч говорил, что этого попугая привёз его дед (или прадед) и живёт он у них в семье уже больше 60-десяти лет. Я хорошо знал этого попугая всю свою сознательную жизнь и всегда боялся, или побаивался, не знаю как точнее, потому, что попугай относился ко мне всегда достаточно снисходительно. Брал у меня из рук морковку или нечищеные земляные орехи и никогда даже не ущипнул меня за палец. Видимо я боялся возможности, что он может, в принципе, ущипнуть меня за палец. А если бы вы видели, как этот гигант откусывал куски сырой морковки, то я думаю, что тоже бы его «слегка» опасались. Я помню, как тётя Сима протягивала мне Земляной орех и говорила: Сёмчик дай ему орешек, не бойся, он воспитанный. Я брал этот орех и с опаской протягивал попугаю. Попугай брал орех, причём не клювом, а лапой. И большой Земляной орех в скорлупе, утопал в его когтистой лапище. Когда семья тёти Симы жила ещё на улице Правда, попугай всегда сидел в кольце размером с хула-хуп, пристёгнутый к этому кольцу цыпочкой за лапу. А само это кольцо было подвешено к потолку. А так как потолки у них в квартире были метра четыре с половиной высотой, то попугай мог запросто летать по залу вместе со своим кольцом. Благо зал был квадратный и большого размера. Имя попугая я не помню. В принципе клетка у попугая тоже была, огромная, наверное, с меня ростом, но я никогда не видел, что бы он в ней сидел. Попугай был говорящий, причём ещё и полиглот в придачу. Он постоянно что-то не громко бормотал, чаще всего на неизвестном мне языке, но это точно были какие-то слова. Попугай говорил и по-русски тоже, и когда он переходил на русский, было полное ощущение, что он говорит не просто так, а по делу. Во всяком случае, когда я приходил к тёте Симе в гости попугай говорил тоном тёти Симы: наконец-то наш Сёмчик пришёл! А иногда, когда мы с Дим-Димычем садились играть в шахматы, попугай как будто начинал подсказывать, или издеваться над игроками: а… это…, был… Э…Э… неверный ход, м… молодой человек – тоном Дим Димыча, слегка заикаясь, говорил попугай.

У попугая с Грумом была какая-то совершенно необъяснимая трогательная любовь друг к другу. Нужно было видеть, какую возню затевали эти двое, когда им давали волю. А потом попугай, сидя на полу рядом с Грумом пытался его расчесать своим клювом. В общем, полная идиллия.

Когда тётя Сима и Дим Димыч переехали на Зубовскую площадь попугаю стали разрешать просто гулять по квартире. Потолки в доме на Зубовской были не низкие, чуть выше трёх метров, но цепочка, которая соединяла хула-хуп с потолком, была не больше метра длиной, и летать попугаю вместе с хула-хупом не получалось, уж очень маленькие были круги. Во всяком случае, смотреть на это было невозможно, так как тут же начинала кружиться голова. Поэтому попугаю и разрешали гулять и летать по квартире свободно. Несмотря на то, что размах крыльев у попугая был, как у маленького самолёта он ничего ни разу не разбил, или я просто об этом не знал.

И вот однажды попугай пропал!!!

Дело было летом. Видимо какое-то окно забыли закрыть, перед тем как дать птице вольную. Наверное, этот бедолага полиглот, решил вылететь на разведку наружу, и посмотреть, а как там снаружи!

Я могу себе представить ужас попугая, вылетевшего из открытого окна тринадцатого этажа огромного дома на Садовом кольце. Наверняка попугай был просто оглушён шумом Садового кольца, и видимо пару раз дёрнулся из стороны, в сторону пытаясь уйти от этого шума. А когда он развернулся, что бы вернуться назад… было уже слишком поздно! На него смотрело огромное количество совершенно одинаковых окон, и было не понятно, в какое лететь!!!

Трагедия была ужасной! И как вы понимаете не только для попугая. Это произошло в тот год, когда я закончил институт 1975. Объявления о пропаже попугая были расклеены нами в радиусе километра от Зубовской площади. Листочек с отрывными номерами телефона. Можете себе представить, что были даже напечатаны объявления в центральных газетах, Дим-Димыч там раньше работал, а Сашенька в тот момент уже была первым секретарём комитета комсомола издательства Правды (на правах райкома). Была даже объявлена награда, за возвращение блудного попугая!

Все было впустую! Попугай пропал!

Нужно ли описывать переживания в семье, когда пропадает её член, который был в этой семье всегда! Очень долго, когда родственники где-то собирались, заводить разговоры на это тему не полагалось, и каждый раз тётя Сима или Дим-Димыч не могли удержаться чтобы не начать горевать о попугае.

У моей бабушки было две сестры. Старшая сестра тётя Аня и средняя сестра – тётя Сима. У тёти Симы была только приёмная дочь Саша. А у тёти Ани было трое сыновей: – дядя Алик, он был на один год старше моего папы, то есть 1924 года. И два брата близнеца дядя Серёжа и дядя Реня 1927 года. Как вы понимаете все они двоюродные братья моего папы. Все братья воевали. У дяди Рени было осколочное ранение в ногу, и периодически он ложился в госпиталь удалять очередной зашевелившийся осколок. Дядя Серёжа и дядя Реня были полными близнецами. То есть они были абсолютно одинаковыми даже в возрасте 50 лет и постоянно разыгрывали родственников. На каком-нибудь семейном торжестве моя мама обнимается с дядей Серёжей – Серёжа как я рада тебя видеть! Серёжа отходит и появляется другой брат – Ой, Реня как я рада тебя видеть, моя мама целуется с Реней. В этот момент заходит второй брат и говорит: ну вот, вечно так, с Серёжей дважды, а со мной ни разу!

Или… мы с дядей Серёжей едем в гости к дяде Рене на трамвае от ВДНХ. В трамвай заходят разные люди, и время от времени кто-то обращается к дяде Серёже: о привет, ну ты как? И так далее. И дядя Серёжа постоянно отвечает: привет – привет, да все в порядке, и т.д.. Я его спрашиваю: а это кто? Он мне говорит: а я не знаю! Но если я не отвечу – обидятся на Реню. Понятно! Братья были абсолютно одинаковые внешне, и различали их только их мать – тётя Аня и я. Мы с дядей Серёжей были ближайшими родственниками! Ну, во-первых ближе дядьки по родству у меня не было, а во-вторых от нашей квартиры до их квартиры было 5 минут пешком. Мы жили на улице Бутлерова, а они на улице Волгина, и мы частенько с дядей Серёжей пили вместе пиво.

Ну, так вот. В 1977 году дяде Серёже и дяде Рене исполнялось по 50 лет. Большой юбилей было решено отмечать у дяди Рени в квартире. Нужно добавить, что оба брата были женаты на Раях. У дяди Серёжи была тётя Рая маленькая, у дяди Рени тётя Рая большая. Тётя Рая большая была уникально гостеприимным и тёплым человеком. Она была крупной красивой женщиной. И абсолютно не обидчивой. У них была малогабаритная квартира. Маленькая совмещённая туалетная комната с сидячей ванной, кухня 5 метров, большая комната 20 метров и маленькая спальня 9 – 10 метров. Но у них всегда было приятно. Однажды подвыпивший дядя Реня пошутил: в малогабаритной квартире есть свои плюсы: во-первых можно до всего дотянуться, не вставая с кресла, а во-вторых когда Рая идёт и садится в ванну, мы наливаем одно ведро воды… и ей как раз по шею!

Так вот, ближайшие родственники собираются на двойной юбилей к дяде Рене на квартиру. Обычно это происходило так. Все родственники встречаются на выходе станции метро ВДНХ. И уже оттуда дружным кагалом едем на трамвае в Медведково. И вот мы все дружно выходим из трамвая и все вместе потихоньку перемещаемся к дому дяди Рени. А все вместе, это: мои бабушка с дедушкой, тётя Рая с дядей Серёжей, тётя Сима с Дим-Димычем и Грумом, мои мама и папа, и я с женой. Мы, медленно продвигаемся вдоль улицы… и вдруг!

Вдруг, откуда-то сверху, раздаётся истошный вопль: Грумчик! Моя любимая собачка! Грумчик! Моя любимая собачка!!!

Грумчик, несмотря на свои 20 лет, издаёт звонкий пронзительный лай! И начинает нас тянуть в сторону пятиэтажки. Дим-Димыч, как будто ему не 70, а 25 бежит в подъезд дома и через ступеньку на пятый этаж к квартире, на балконе которой красовалась клетка с попугаем!

Переговоры с хозяевами, к счастью были не очень долгими, никаких дополнительных доказательств родства было не нужно, всё было абсолютно ясно. Все родственники скинулись, у кого, сколько было, и попугай был выкуплен вместе с клеткой!

Юбилей прошёл на славу!!!

Грум не покидал клетку попугая!

Было полное счастье!